– А он не слишком хорошо ладит с некоторыми?

– Ты о прядильщицах?

Она поджала губы.

– Если я узнаю о каких-то неподобающих отношениях, сразу положу этому конец. Он ведь еще совсем молод. Ты же знаешь, каковы эти молодые парни.

Она быстро взглянула на Пола, и рядом с ними как будто замаячил призрак его брата. Пол тотчас пожалел о сказанном, но брать слова назад было поздно.

– До меня дошли слухи о картах… – продолжила она.

– Он играет в карты?

– Так я слышала.

– Я с ним поговорю. Предоставь это дело мне. – (Призрак медленно растворился в воздухе.) – Уильям отличный парень, Дора. Не волнуйся за него.

– А Чарльз? Как там он?

Теперь озабоченное выражение появилось уже на лице Пола.

– Ну, Чарльз как всегда. Считается, что он занят учебой, но на деле его слишком занимает живопись, чтобы думать об экзаменах.

– Живопись все же лучше, чем карточные игры. И там нет прядильщиц, чтобы его искушать.

– Искушения могут быть разными. Чарльз, например, рвется путешествовать. Мой отец, понятно, не в восторге от таких затей.

– Он хочет ввести внука в семейный бизнес, это вполне естественно.

В голосе Доры появились ледяные нотки, и ее нельзя было в этом винить. Старый Беллмен принимал близко к сердцу судьбу внука, не проявлявшего интереса к дедовской фабрике, и в то же время отталкивал другого внука, на этой самой фабрике трудившегося.

Пол вздохнул:

– Боюсь, Чарльзу не кажется вполне естественной мысль об участии в семейном бизнесе. По крайней мере сейчас. Но хватит об этом, я и так сказал больше, чем следовало.

Уильям вместе с другими хористами появился из ризницы. После дружеского прощания они нашли среди ожидающих каждый свою родню, закутались поплотнее и, разбившись на пары или небольшие группы, зашагали домой по обледенелым улицам.

– Что тебя задержало, Уилл?

– Мы говорили о помолвке Фреда.

– Фреда Армстронга из пекарни? А кто девушка?

– Джинни Олдридж.

Мама искоса взглянула на сына:

– Мне казалось, одно время ты сам был неравнодушен к Джинни Олдридж.

Уильям пожал плечами, издав невнятный звук, который в равной мере мог означать «да», «нет» или «не понимаю, о чем ты говоришь», но скорее всего означал: «Эти дела тебя не касаются, мама».

Насчет прядильщиц Пол был спокоен, ибо имел основания полагать, что Уилл выбирает подруг для своих романтических эскапад не из числа фабричных девиц. Другое дело карты – об этом следовало серьезно поговорить. Мальчик должен понять, насколько пагубным является пристрастие к азартным играм. Пол надеялся, что слухи об этом не достигнут ушей Беллмена-старшего.

Тем же вечером об Уильяме зашла речь в ходе очередного делового совещания отца и сына.

– Работник из него никудышный, не так ли? Я об этом твоем Уильяме, – сказал отец.

– Да нет же, он отлично справляется.

– А вот мне сообщают другое.

Еженедельно старик совершал обход фабрики, а по характеру задаваемых им вопросов легко было догадаться, что он не прочь услышать критику в адрес Уильяма. И всякий раз кто-нибудь – из желания угодить или просто от злобности натуры – отвечал в нужном ему ключе.

– Что именно ты слышал? – спросил Пол, потягивая виски.

– Стоит столбом, руки в карманах, пялится в пространство, пока люди вокруг него заняты делом.

Отец взглянул на него свирепо. В детстве эта гримаса очень пугала Пола, заставляя думать об отцовском всеведении и всемогуществе. Но сейчас, увидев ее на худом морщинистом лице со слезящимися глазами, он ощутил лишь печаль.

– Мне, к примеру, не нравится то, что рассказывают о его шашнях с прядильщицами. Кроме того, он пустой болтовней мешает работе подмастерьев да еще вовлекает их во всякие глупости.

Пол сделал еще глоток, пытаясь сдержать нараставшее раздражение.

– А может, тебе это просто наплели те, кто имеет на Уильяма зуб? На фабрике хватает завистников, как и в любом другом месте.

Старик покачал головой:

– Многие видели, как он целый час простоял без дела, глядя на Виндраш, – ну прямо поэтесса в мечтаниях.

– Ах, это! – Пол едва удержался от смеха. – Это было в день приезда инженера. Тот прочел целую лекцию Уиллу, и он потом стоял у воды, про себя повторяя рассказ, чтобы лучше запомнить.

– Это он сам тебе сказал? Вряд ли он сможет так же легко объяснить свое хамское отношение к старшим.

– О чем ты?

– Он постоянно досаждает мистеру Лоу.

– Мистер Лоу сам сказал тебе это?

Пол усомнился неспроста. Мистер Лоу был известен своей неразговорчивостью, так что его подчиненные даже устраивали состязания: кому удастся вытянуть из него больше десятка слов кряду. В редких случаях, когда это удавалось, победитель получал кувшин сидра в «Красном льве» за счет остальных спорщиков. Сколько же слов могло потребоваться Лоу для разъяснения своих претензий к Уиллу? И что могло возмутить его настолько, чтобы дело дошло до жалобы владельцу фабрики?

– Он подает дурной пример, Пол. Как можно выполнить работу в срок, если подмастерья все время отвлекаются?

Пол нахмурился. С недавних пор производительность красильного цеха действительно снизилась.

Заметив колебания сына, старый Беллмен поспешил развить полученное преимущество:

– Ты на днях не заглядывал в кладовую красильни, где хранятся образцы? Я побывал там в пятницу вечером. И тебе советую. Помяни мое слово, с этим мальчишкой мы еще наплачемся.

Пол прикрыл глаза, выдерживая паузу. Открыв их, он вновь поразился тому, как сильно сдал в последнее время отец. Одряхлевший физически и умственно, мистер Беллмен отчаянно цеплялся за остатки былой власти и авторитета. Жалость побудила сына говорить мягче, чем это соответствовало его чувствам.

– Нет нужды называть его «этим мальчишкой». У него есть имя, отец. Он тоже Беллмен.

Старческое лицо исказилось от гнева, перешедшего в отвращение, когда он яростным жестом отмахнулся от слов сына.

Этот жест и это выражение отцовского лица навели Пола на неожиданную мысль. В расцвете лет отец мог худо-бедно контролировать свои гневные порывы и умерять неприязнь к младшему сыну. Но по мере его старения эти чувства все чаще прорывались наружу. И пока Беллмен-старший продолжал перечислять прегрешения и недостатки Уильяма, Пол позволил его голосу течь мимо, как бурные воды Виндраша, а сам углубился в тихий омут раздумий.

«Он тоже Беллмен» – вот слова, которые его отец отмел, как кучку пустой шелухи…

Но ведь всякий человек, помнивший Филлипа, сразу признал бы в Уильяме его сына. Глупо было бы это отрицать.

Впрочем, могло быть еще одно объяснение, и оно, едва проскользнув в сознание Пола, прочно заняло свое место в логической цепочке. Это было настолько очевидно, что он даже не испытал удивления. Собственно, удивлен он был лишь тем, что до сих пор до этого не додумался.

Злобность отца и забитость матери; явное предпочтение, которое каждый из них оказывал одному из сыновей… Да, Уильям был сыном своего законного отца. Но Филлип таковым не был.

Неудивительно, что отец так злился.

Пол подумал о матери – этой глупой и несчастной женщине, которую никто не замечал и не принимал в расчет, – и пожалел, что в свое время не уделял ей больше внимания. Он подумал о своем брате (получается, только единоутробном?) и обнаружил, что смесь любви и раздражения, которые тот вызывал у него издавна, сохранилась в неизменной пропорции и после этого открытия. Он подумал о Доре, которая могла бы найти более достойного спутника жизни, чем его брат; и он был близок к тому, чтобы представить себя в роли этого «более достойного», – однако проблему это никак не разрешило бы. Наконец, он подумал об Уильяме. Так считать его Беллменом или нет?

Пока в голове Пола вертелись все эти мысли, отцовский перечень грехов Уилла подошел к концу. Он замолчал, ожидая реакции сына.

– Я с этим разберусь, – услышал Пол собственный голос. – Завтра же.