И только зажатая спереди «Фордом», а слева – черным «мерсом» подрезанного ею подполковника, она пришла в себя. И боль ее вырвалась наружу…

Мимо сознания Насти прошло то, как к ее машине бежали азартные и злые гаишники. И как их азарт и злость сменились на растерянность, когда в злостном нарушителе они обнаружили воющую от отчаяния, почти невменяемую женщину. Мимо прошло и то, как ее выводили из машины, пересаживали на заднее сиденье автомобиля ГАИ, как у нее проверяли документы, что-то спрашивали, чем-то интересовались, искали что-то в сумочке… Она не заметила, как кто-то из сотрудников правоохранительных органов сочувственно обращался к ней, как предлагал своим оставить ее в покое. Как другой кто-то возражал, напирая на то, что дамочка сейчас не в состоянии вообще ничего делать, не говоря уж о том, чтобы вести машину…

В голове крутилась лишь одна фраза мужа: «Нет. Не надо приезжать. Я не один». И было ясно, с кем это он – не один…

Все оказалось лучше, чем я ожидал. Рядом с машиной не лежал труп, укрытый черным пластиком. Не стояли побитые, всхлипывающие огоньками авариек автомобили. Не суетились пожарные вокруг бензинового ручейка. Может быть, поэтому гаишники, облитые фиолетовым светом уличных неоновых ламп и оттого похожие в своих мокрых плащах на вставших на хвосты рыб, были настроены если не миролюбиво, то и не агрессивно. Полчаса в обществе рыдающей, ни на что не реагирующей женщины любого мужчину заставят ощутить всю неизбывную вину своего пола перед противоположным. Таково уж свойство девичьих слез. Даже если дева эта сидит за рулем «пятисотого» «Мерседеса».

Впрочем, сейчас моя пациентка сидела в полицейской машине. За пупырышками дождевых капель на стекле профиль ее казался размазанным, словно тушь на зареванном лице.

– Антон Геннадьевич, – представился я вышедшему из машины начальнику и протянул ему руку.

Не сможет он ее не пожать. А как пожмет – он уже мой. Мы с ним теперь не противники, а почти партнеры, столкнувшиеся с общей неприятностью.

– Подполковник Мартынов, – буркнул гаишник, пробормотав еще что-то неразборчивое про какое-то управление ГИБДД. Значит, я не ошибся. Майоры еще могут выезжать в патрули, а подполковники – лишь по особому случаю. Не всегда, конечно. Жизнь полна исключений больше, чем правил. Но близко к закономерности. Значит, либо вызвали, либо что-то с ним у Насти и произошло.

Оказалось второе. Ладно, будем разруливать…

Логовенко возник в кабинете неожиданно. Он так умел. Только что, кажется, не было никого, и дверь даже не открывалась, а вот он уже стоит около нее и роняет скупо-вопросительно: «Разрешите?»

Начальник охраны Владимирского был кагэбэшником. Бывшим, правда. То есть вышедшим со службы и устроившимся, как обычно пишут в прессе, в коммерческую структуру.

Впрочем, Борис Семенович был хорошо осведомлен о порядках в спецслужбах. А потому иллюзий ни относительно прошлой службы Логовенко, ни относительно нынешнего его положения не строил. Кагэбэшников бывших не бывает.

Но это банкира вполне устраивало. ФСБ сейчас в силе и почете. А он с этой организацией поддерживает отношения вполне предупредительные. Пару раз помогал деньгами неким фондам, которые были организованы выходцами с Лубянки. Поучаствовал и в финансировании дома, как это изобразили, «для военнослужащих». И не жалел об этих деньгах.

А что? С тех пор как ФСБ нашла себе место в новом общественном организме, созданном на обломках СССР и прежней экономики, претензии к ней могут существовать только у идиотов. Или пламенных правозащитников, чье горение основательно подпитывается деньгами таких же спецслужб. Только американских и английских. А то и самой ФСБ.

В общем, ФСБ «вписалась». А коли так, то она стала общим защитным и аналитическим инструментом для них, нынешней хозяйственной и политической элиты страны. И если чекистам понадобились квартиры – то почему не внести и свой посильный вклад в это дело? К тому же оно так и безопаснее. Вон Мишка Хородковский решил, что он теперь – пуп земли. Отказал президенту в просьбе поделиться. На жилье для офицеров, как водится… И где он сейчас? Не только ежится под знойным читинским солнцем, но и навсегда выкинут из элиты. Из числа тех, кто сегодня выстраивает новое государство. Хорошо выстраивает, плохо ли – а кто в этом деле мастер? – но… под себя. По принципу «Что хорошо для «Дженерал моторс», то хорошо и для Америки» И наоборот. И если в этом государстве ФСБ играет более чем важную роль охранной службы – то отчего не жить с этой службой… ну, если не душа в душу, то по-добрососедски?

В своем маленьком «государстве», в банке и наросших вокруг него структурах, сам Владимирский, во всяком случае, свою охрану берег и лелеял. Во-первых, деньги на саму организацию службы. Их давал вволю. Берите, сколько нужно. Нет, сперва отбейтесь, конечно, проговорите со мной каждый пункт. Защитите его, докажите, что это нужно. Но если защитите свою заявку, то после этого я над каждой копеечкой дрожать не буду. Не Березовский, чтобы своих же сотрудников кидать. Тот вон свой «Остров» кинул раз, кинул два, пожадничал на третий – и все, нет больше Березовского! Слили его собственные же агенты. Плеснули наружу информацию о том, как он высших лиц страны прослушивал. Включая дочку президента, которая к тому же на него и работала…

Это как раз было «во-вторых». Во-вторых, Владимирский своих людей берег и из разных ситуаций старался выручать. Точнее, давал в этом полный карт-бланш тому же Логовенко. Которого прикрывал уже на своем уровне.

За это люди платили ему редкой исполнительностью и… молчаливостью. Из его структур «сливов» не было. Тем более что кое-кто на паре случаев убедился, что существует и другая сторона медали. И она крайне неприятная, да…

К этому примыкало третье. Зарплаты. Лишь в немногих структурах работники охраны зарабатывали больше, чем у Владимирского. Верность стражи – величина переменная, говаривал Борис Семенович, а чтобы она была постоянной, в аргументе должны быть большие деньги. Это он из истории усвоил. Правда, и спрашивал серьезно. Точнее, не он, а Логовенко. Но тот действовал с его санкции и по его инструкциям.

Кстати, то, что случилось с Ларисой у этого магазина, было по-любому проколом службы охраны. Пусть она выехала сама, пусть велела себя не сопровождать, пусть маршрут ограничивался Жуковкой – все равно это был прокол. Сегодня над ней занесли арматурину, а завтра? В наручники да на заброшенную лесопилку, выкуп с мужа требовать?

Так не годится. Поэтому сейчас Владимирский долго и сумрачно смотрел на Логовенко, не приглашая того пройти дальше. Потом снял очки и начал стучать пальцами по столу, все так же не отрывая глаз от бледного лица начальника охраны. Театрально немного, конечно…

Владимирский прервал дробь и с размаху припечатал ладонь к столешнице.

– Ну что, Толя, – произнес он мягким, не внушающим ничего доброго голосом, – тебе разонравилось работать со мной? Ты стал работать еще на кого-то? На кого? Я об этом могу узнать?

По лицу Логовенко, начиная снизу, от самой шеи, поползла вверх краснота.

– Отвечай! – рявкнул хозяин.

– Я не понимаю… – начал было шеф охраны.

– Не понимаешь?! – подпрыгнул Владимирский в кресле. – Ты еще не понимаешь? Ты за свои охрененные деньги, которые я тебе плачу, позволяешь себе еще и не понимать мои слова?!

При этом рассудок Владимирского оставался холоден и расчетлив. Как он подозревал, рассудок Логовенко – тоже. Недоумение и покорность он разыгрывал. Хотя нет, покорность, пожалуй, настоящая. Еще бы ему не быть покорным за такую зарплату!

Тем не менее сцена требовала насильственного продолжения.

– Ты даже не в курсе, что мою жену чуть не убили?

Переборщил. Истерить не надо. Это уже пошла женская экзальтация.

– Я тебя что, только на серьезные дела нанимал? Проблемы моих близких – это уже ниже твоего достоинства? А арматуриной по башке получить возле магазина – это как?