— Кларк, — сказала я, — зря ты лгал инспектору. Дурак ты, и шутки у тебя самые что ни на есть дурацкие.

— Не нуди, — огрызнулся этот поросенок. — Если я и везу чего такого, пускай ищут — им за это жалованье платят. А то — ишь!… «Очемымеете»… Вот уж дурацкий вопрос! Кто же станет сам на себя заявлять?

— И все равно. Будь здесь папочка…

— Подкейн…

— Что, дядя?

— Брось ты его, ради бога, а то старт пропустишь.

— Но… Хорошо, дядя.

Давление слегка упало, последовал внезапный толчок — нас, конечно выкинуло бы из кресел, кабы не ремни, но все же тряхнуло потише, чем на пароме; на несколько секунд мы потеряли вес, а затем последовала мелкая, теперь уже не прекращающаяся тяга в том же направлении, что и сначала.

Каюта начала вращаться — медленно, почти незаметно, только голова немного закружилась.

Потихоньку-полегоньку наш вес увеличился. Минут через двадцать я уже весила столько же, сколько и дома. К этому моменту пол, который сначала был стеной, принял почти горизонтальное положение. Но не совсем.

Дело вот в чем. Первый толчок — это деймосские буксиры вывели «Трайкорн» на орбиту. Много времени это не занимает: «худышка» вроде Деймоса даже такую громадину, как «Трайкорн», притягивает слабо; проблема только в том, чтобы сдвинуть ее огромную массу с места.

Ну, а потом капитан «Трайкорна» запустил свои собственные двигатели с ускорением всего в 0,1 g. На таких кораблях во время полета двигатели работают постоянно; «Трайкорн» — не из тех посудин, что неделями и месяцами болтаются по экономичным траекториям, а пассажирам — хочешь не хочешь — приходится все это время проводить в невесомости. Он движется быстро — даже 0,1 g обеспечивает потрясающую скорость.

Но вот на комфорт для пассажиров, привыкших к большей силе тяжести, этой одной десятой не хватит. Поэтому, едва корабль лег на курс, капитан придал ему вращение вокруг продольной оси и наращивал скорость вращения до тех пор, пока центробежная сила в векторном сложении с ускорением не обеспечила нам марсианские 0,37 g — по крайней мере, в каютах первого класса.

Однако пол так и не станет строго горизонтальным, пока мы не прибудем на Землю: корабль сконструирован так, что полы станут строго горизонтальными, только когда центробежная сила и ускорение дадут в сумме 1 g, то есть земную норму.

Может, я объясняю не совсем точно, сама в школе толком не разобралась и не могла разобраться, пока не посчастливилось, наконец, попасть в рубку управления, посмотреть, как работает вся эта система и как рассчитывается центробежная сила. «Трайкорн», как и все корабли этого типа — «Трайс», «Триада», «Триангулюм» и «Триколор», — огромный цилиндр. Ускорение направлено вдоль продольной оси цилиндра, а центробежная сила ей, конечно, перпендикулярна. В сумме они создают искусственную гравитацию для пассажирского отделения; поскольку ускорение постоянно, а скорость вращения — нет, пол может располагаться горизонтально только при определенной скорости вращения.

Для того чтобы довести гравитацию в пассажирском отделении до 1 g, «Трайкорн» должен совершать 5,42 оборота в минуту — мне капитан так сказал. Я потом и сама пересчитала — вышло то же самое. Пол нашей каюты отстоит от продольной оси корабля метров на тридцать, так что все верно.

Как только пол сделался полом, а по радио объявили, что корабль лег на курс, я отстегнулась и помчалась в коридор. Даже чемоданов не разобрала — очень уж хотелось поскорее осмотреть корабль.

Да, скажу я вам, если кто изобретет приличный дезодоратор для космолетов, ему, наверное, памятник при жизни поставят! А то ведь — черт знает что! Нет, конечно, надо отдать должное, все же здесь они стараются: воздух после каждого цикла прогоняют сквозь фильтры, очищают, ароматизируют, озонируют, а уж кислород, добавляемый после поглощения углекислого газа, чище младенческих помыслов — он получается прямо на корабле, как побочный продукт фотосинтеза растений в оранжерее. Словом, воздух так чист — хоть медаль от Общества За Искоренение Злодейских Помыслов присуждай.

К тому же громадное количество матросов без конца что-то драят, чистят, полируют, стерилизуют, ничего не скажешь — стараются они, стараются…

И тем не менее даже новенький лайнер-суперлюкс, вроде «Трайкорна», воняет жутко! Тут и человеческий пот, и всякие стародавние грехи с легким привкусом гниющей органики, несчастных случаев и прочих, не к столу будь сказано, штук. Я раз ходила с папочкой на раскопки древнего марсианского погребения и теперь отлично знаю, зачем у ксеноархеологов всегда под рукой противогазы… Так вот, на космическом корабле запашок еще похлеще.

И суперинтенданту жаловаться без толку. Он выслушает с дежурной улыбочкой на лице и пошлет матроса опрыскать каюту какой-то ерундой, отчего, кажется, просто нюх на время теряешь. Не заблуждайтесь относительно любезной улыбки — сам-то он никаких таких запахов не чует, ведь он годами живет на корабле в этой вони. Вдобавок он еще точно знает, что воздух чист, потому что так показывают приборы. Любой профессионал-косматик вам именно так и скажет.

А то, что пассажиры жалуются на «невыносимую вонь», — для него дело привычное, поэтому он просто одаривает их сочувственной улыбкой и создает какую-то видимость деятельности.

Нет, я лично жаловаться не ходила. Если уж я намерена прибрать этот корабль к рукам, нельзя с первого же дня прослыть придирой. А некоторые жаловались — и я их прекрасно понимаю. От этих запахов даже как-то слабеет желание стать капитаном космолета.

Но ничего. Дня через два корабль как будто несколько отмыли, а еще через некоторое время я уже не вспоминала ни о каких запахах. Понятно, почему никто из экипажа не может унюхать, на что пассажиры жалуются. Их рецепторы просто не реагируют на привычные раздражители, как киберстанции слежения не принимают во внимание объекты, чьи траектории заранее заложены в их память.

Нет, запахи никуда не делись. Наверное, они так въелись в полированный металл, что исчезнут только когда корабль разберут и переплавят. Слава богу, человеческая нервная система ко всему может приспособиться.

Во время первого обхода «Трайкорна» моя нервная система как-то не шибко торопилась приспосабливаться. Хорошо еще, я мало ела и совсем не пила за завтраком. Желудок пару раз настоятельно требовал внимания, но я ему твердо сказала, что корабль нужно обследовать поскорее и времени на потакание слабостям — жалобам плоти бренной — у меня нет.

Что ж, «Трайкорн» оказался очень даже милым. Совсем как в рекламных проспектах (разве что про запах в них ничего не говорилось). Танцевальный зал был просто шикарным и таким большим, что можно заметить, как пол закругляется согласно форме корабля, однако, когда идешь по нему, никаких закруглений не чувствуешь. Танцзал — единственное на корабле помещение, где пол всегда пол, с какой бы скоростью ни вращался корабль, его специально устанавливают под нужным углом. А в холле вместо потолка — экран с изображением звездного неба! Хочешь — переключай на голубое, с тучками, без тучек… Но, к сожалению, какие-то старые клячи уже освоили диваны в холле и чесали там языки.

И салон-ресторан тоже был ничего себе — только, пожалуй, маловат. Тут я вспомнила, что реклама предупреждала: питание может быть организовано в две смены — и сразу же помчалась к себе, поторопить дядю Тома, пока все лучшие места не позанимали.

Дядя, как выяснилось, куда-то слинял. Я заглянула во все три спальни и нигде его не нашла, зато обнаружила, что ко мне забрался Кларк! Он как раз закрывал мой чемодан!

— Куда залез?! — завопила я.

Он аж подпрыгнул и мигом прикинулся дурачком.

— Да так… Я только глянул, нет ли у тебя таблеток от тошноты.

— Ага! И все вещи перерыл!

Я тронула его щеку — нет, температура нормальная.

— Ты отлично знаешь, у меня таблеток нет и быть не может. Зато я знаю, где здравпункт. Если тебе плохо — идем.

Он отодвинулся на шаг.