пили...

 - Я думал.

 - О! Это уже нечто. Вы познакомите нас со своими мыслями?

 Бэрден чувственно проглотил коньяк, закусил и некоторое время блаженно

жевал, прислушиваясь к своим ощущениям.

 - Мне предложили деньги, - заявил он, отойдя наконец от эйфории первой

рюмки. - Огромные деньги.

 - А вы?

 - А почему вы не спрашиваете, за что?

 - Ну... наверное, потому что мы уже знаем. Вам предлагали деньги, чтобы

вы не писали жалоб, заявлений - короче, не мешали мастеру Хатчинсону на

корню скупать всю нашу округу.

 - Почти в точку, но не совсем. Видите ли, доктор, ваше появление, -

Бэрден положил руку на графин с коньяком и мерзко захихикал, - явление, так

сказать, полковника Огоновского народу - произвело на них определенное

впечатление. Они решили, что у нас тут на каждой кочке сидит сумасшедший

полковник, размахивающий наградным оружием. Так что вы, можно сказать,

подняли мои ставки. Да, друзья мои! Если бы доктор не вломился в мою

приемную и не учинил там самые настоящие разборки, беседа с этими милыми

господами не доставила бы мне и трети полученного удовольствия. Они

предложили мне деньги за то, чтобы я замял дело. Да, они, конечно, понимают,

что наш уважаемый шериф вряд ли станет бомбардировать столицу жалобами, но

вот дорогой доктор - о-оо, это было что-то. Жаль, Ник, что вы пропустили это

представление.

 - Мне было очень горько, - тихо произнес Андрей, в упор глядя на Бэрдена.

 - Да погодите, погодите, - смутился шеф-попечитель. - Вы меня неверно

поняли... дослушайте до конца. Лучше налейте, что ли... да. Так вот: я,

может быть, не великий воин, но, как говорится, и у интенданта есть

собственная хитрость. В общем, я не сказал им ни да, ни нет. Хатчинсон

тотчас же убрался в столицу, а Блинов - операцией командовал именно он -

стал слаще меда. Доктор, вы их напугали! Теперь, если я что-то понимаю в

этой жизни, мы сможем выбить у Хатчинсона нормальные цены за участки - или

пусть он убирается к черту.

 - Вы молодчина, Олли, - улыбнулся Огоновский. - Я хочу выпить за вашу

воинскую хитрость...

 - Вот только продавать все равно никто ничего не захочет, - сумрачно

заявил Маркелас, возвращая на стол пустую рюмку.

 - Что? - едва не подскочил Бэрден.

 - Я говорил с людьми, шеф. Теперь, после всего этого, никто, клянусь вам,

ни одна живая душа не продаст свои участки и за миллион.

 - Тогда нас ждут неприятности.

 - Погодите, Олли. Вы говорите о неприятностях... Да, я вас понимаю. Но вы

знаете, у меня вдруг родилась одна странная идея. Весь сегодняшний день я

обдумывал ее и даже рылся в сетях - и знаете, я нашел прецедент.

 - О каком прецеденте вы говорите, доктор?

 - А вот о каком. - Андрей выбрался из кресла и, волнуясь, заходил по

комнате, теребя в пальцах нераскуренную сигару. - Мы будем судиться. Мы

будем судиться с компанией Хатчинсона - мы обвиним их в сговоре с бандитами

и подкупе армейских чинов. Мы будем судиться с армией - за то, что они

вступили в сговор с Хатчинсоном и двадцать раз подряд грубо нарушили закон.

Вы знаете, что Блинова можно обвинить в мятеже? Да-да, это именно та статья.

Захват и содержание под стражей представителя государственной администрации,

осуществленный силами армии, полиции и так далее... Мятеж, Олли! Фингал Ника

Маркеласа мы им тоже припомним... Что у вас с лицами?

 - Вы сумасшедший, Андрей, - скорбно объявил Бэрден, глядя на графин. -

Где вы собираетесь с ними судиться - здесь, в столице? Да вас просто посадят

в психушку. Или, это в лучшем случае, выпрут со службы. Вы понимаете, о чем

говорите? Да кому мы здесь нужны? Да кто нас прикроет, если что? А если они

устроят еще один налет, только уже по-настоящему, без дураков?

 Андрей устало потер глаза. Сегодня у него было семеро больных и двое

обожженных, которые пытались тушить свои жилища. Три операции... он взял со

стола рюмку и отошел к окну.

 - В том-то все и дело, джентльмены. Неужели я действительно похож на

сумасшедшего? Не-ет. Судиться мы с ними будем на Авроре.

 Несколько мгновений Бэрден с Маркеласом очумело смотрели друг на друга,

не в силах решить - то ли их уважаемый доктор спятил, то ли он знает что-то

такое, до чего им не дойти. В конце концов шеф-попечитель остановился на

втором варианте.

 - Вы прячете фигу в кармане, док. Говорите, черт побери, говорите! Что вы

имеете в виду? Ведь понятно, что мы с вами, как государственные служащие, не

можем быть обвинителями на таком процессе. Ник - да, как общественный

политик он имеет право на иски любого уровня. Но разве Ник сможет дойти до

Авроры?

 - Он и будет истцом, Оливер. А обвинять будет один мой друг, очень

серьезный человек. Его ранг позволяет ему вести такие процессы - и я уверен,

что он не откажет мне в моей скромной просьбе. Хотя бы из соображений

собственного паблисити. А с того момента, как мы начнем процесс, в

Гринвиллоу не покажется ни одна собака - это, я надеюсь, понятно всем.

Давайте теперь подумаем о тех показаниях, которые всем нам придется давать в

суде.

 - Стойте, стойте, док! - замахал руками Бэрден. - Куда вы так спешите? Мы

еще успеем поговорить о показаниях... Я должен знать, о каком человеке идет

речь. В каком он, вы говорите, ранге?

 - Он сенатор.

 - О-ого! И вы уверены в том, что он пойдет нам навстречу? - Да!

Во-первых, потому что он человек безукоризненной честности, а во-вторых,

потому, что он молодой сенатор и должен всеми силами оправдывать доверие

тех, кто помог ему взобраться на горку. Он сумеет сделать этот процесс очень

громким. Я не берусь предугадывать реакцию прессы, но почти уверен в том,

что пара нужных людей сможет раздуть угольки как надо. Дальше все будет

зависеть от нас. Наша задача - спасти Гринвиллоу от разорения, не так ли?

Значит, мы должны думать о том, как это сделать. Я предлагаю суд. Что

скажете, джентльмены?

 Бэрден долго молчал. Андрей видел, как отражаются на лице шефа-попечителя

все его эмоции. Он рисковал. Огоновский нервничал, понимая, что без его,

Оливера Бэрдена, показаний процесс с самого начала обречен на провал. Шериф,

государственный врач, мирные жители - это одно, а показания шефа-попечителя,

подвергшегося нападению, да еще и принуждаемого к совершению преступления, -

это уже совсем другое. Это дело серьезное, тут наверняка полетят головы.

 - У меня очень серьезные ставки, - решился наконец Бэрден. - Но поступить

иначе - это значит предать вас, моих друзей, и всех обитателей моего округа

- то есть, в некотором роде, тоже совершить преступление. Но вы

представляете себе, что будет, если мы этот процесс проиграем?

 - Все будет зависеть от того внимания, который он к себе привлечет.

Наверняка всякие там комитеты по "диким мирам" тотчас же увидят способ

нажить политический капитал - а он стоит таких денег, что никакая корпорация

не потянет. Я думаю, Олли, в обиду вас не дадут. В худшем случае вы получите

назначение на вышестоящую должность где-нибудь в другом месте. Но, конечно,

определенный процент риска есть, и я не могу его отрицать.

 - У меня есть бомба, - задумчиво сообщил шеф-попечитель. - Я думал

взорвать ее перед моими, э-ээ, взяткодателями, но теперь понимаю, что в суде

она произведет гораздо больший разрушительный эффект. Но скажу сразу: я

применю это оружие только в крайнем случае. Вы должны спрятать мой пакет,

Андрей, причем спрятать так, чтобы никто, кроме вас, не мог его найти. В

случае необходимости вы сообщите мне...

 Аврора встретила Андрея снегопадом. Над старинным Стоунвудом кружилась