смогу сохранить для будущего другие жизни? Так дерево, погибая от жары в
засушливый год, продолжает разбрасывать вокруг себя летучие семена в надежде,
что хоть некоторые из них смогут дожить до оживляющего ливня и посеять новую
жизнь. И возможно, она будет не такой, как прежде.
- Я верю в человека, - сказал вдруг Хикки, глядя, как тают под крылом
далекие дюны побережья, - я верю в то, что мы еще молоды и впереди у нас
огромный запас пассионарных сил. Я не знаю, что нас ждет: может быть, как
предрекают некоторые, упадок и новые Темные Века, но я уверен в том, что все
вернется - новая слава ляжет поверх старой, вознося имя человеческое. Ради
этого не страшно умирать...
Леа посмотрела на него с удивлением, к которому примешивалось восхищение.
Не видя ее глаз, Хикки все так же продолжал смотреть в боковое окошко кабины.
- Возьмите правее, - сказал он. - Кажется, мы уже вышли из зоны
безопасности порта.
Выйдя из коптера, женщина долго рассматривала старый "замок", не двигаясь
с места. Хикки терпеливо ждал, когда она насытится впечатлениями; из глубины
дома раздавались отрывистые команды Этерлена, который с помощью Лоссберга
готовился к допросу захваченного террориста. По его речи Хикки сразу понял, что
он собирается использовать "химию". Такой допрос, основанный на гипнотических
способностях до-знавателя, требовал немалой энергии. Хикки знал, что Этерлен в
этом отношении гораздо сильнее его самого, но беспокоился за сохранность
нервной системы генерала.
"В случае чего, - решил он, - придется подключаться самому".
- Кто это построил? - спросила Леа, подходя к фиолетовой лестнице "замка".
- Так, один сумасшедший, - отмахнулся Хикки. - Собирался воевать с
призраками. Идемте, они наверху.
Этерлен и Лоссберг расположились в просторном холле второго этажа. Мьюз,
уже приведенный в чувство, был крепко привязан к креслу. Он выглядел жалко:
глядя, как Этерлен умело собирает инъектор, террорист мелко трясся, по его лицу
текли крупные капли пота.
- Что, парень, - говорил Этерлен, - хватать женщин и детей ты умеешь, а
укольчиков боишься? Ничего, сейчас мы прочистим тебе мозги...
- Это так называемый "психосиловой допрос", - объяснил Хикки женщине. -
Вам, разумеется, такие номера запрещены. Даже мы применяем их только в
исключительных случаях: это довольно опасно.
Этерлен прикоснулся инъектором к шее Мьюза, и тот сразу же обмяк, в глазах
появился пустой идиотический блеск.
- Так, теперь тишина, - Этерлен сразу стал серьезен. - Всем молчать,
молчать!
Он уселся верхом на стул и начал:
- Александр Кеннет Мьюз, в каких отношениях вы состоите с Всеславом
Батицким, кадетом Академии Имперской Службы Безопасности?
- Всеслав - сын моей двоюродной сестры Сары Инги Батицкой, в девичестве
Свенсон.
- Когда Всеслав появился на Авроре?
- Больше месяца назад, точнее припомнить не могу.
- Вспоминайте.
Лицо Мьюза исказила мука. Он тяжело вздохнул и резко, неестественно дернул
головой.
- Сорок два дня тому назад.
- Какова была цель прибытия Всеслава Батицкого?
- Он собирался расправиться с несколькими известными на Авроре
предпринимателями, занятыми в сфере конвойно-транспортных операций.
- С какой целью?
Мьюз промолчал. Хикки видел, как подергивается его щека: террорист изо
всех сил пытался найти ответ на заданный ему вопрос, но это было не в его
силах.
"Код? - подумал Хикки. - Нет, это невозможно, Пол пробился бы. Он и в
самом деле не знает, какого черта пацан решил мочить всю эту публику".
- Расправиться - значит убить?
- Да, это так.
- Почему вы согласились помогать Батицкому в этом деле?
- Я не соглашался. Он принудил меня силой оружия. Он завладел оружием
своей семьи и заставил меня предоставить ему транспорт и финансовую поддержку.
- Батицкий покидал Аврору?
- Один раз. Его не было пятеро суток. Потом он вернулся, и все началось
снова.
- Родители Батицкого знали, чем он тут занимается?
- Нет, не знали.
- Кто сопровождал Всеслава на Авроре?
- Высокая девушка, двадцать два-двадцать три года, зовут Роми. Фамилия мне
не известна. Они жили у родителей Батицкого.
- Каково было психическое состояние Всеслава Батицкого после прибытия на
Аврору?
- После отчисления из Академии он получил психотравму, но с отчислением
она связана не была. Подробности мне не известны. Он был очень скрытен, и .даже
родители не могли сказать, что же с ним произошло.
Хикки нахмурился. Психотравма! Кадет был отчислен... почему отчислен?
Какая психотравма, не связанная с отчислением, могла заставить пацана
схватиться за оружие?!
Ему хотелось скорее включить свой терминал, но допрос следовало довести до
конца - и ни в коем случае не мешать Этерлену.
- Где сейчас находятся Батицкий и Роми? Молчание. Мьюз задергался, из его
глаз вдруг брызнули слезы, и голова допрашиваемого безвольно упала на грудь.
Этерлен шумно выдохнул и, пошатываясь, встал на ноги.
- Хик, - сказал он, - мне нужно полежать. Просмотри все, что можно найти
на этого гада Батицкого. Слабак он, этот Мьюз. Но... он действительно не знает.
Лоссберг помог Этерлену доковылять до стоявшего в холле дивана и
повернулся к Хикки:
- Где твой терминал?
- Идемте вниз, - устало сказал Хикки.
- Он жив? - произнесла Леа, с ужасом рассматривая бесчувственного Мьюза.
- Он придет в себя часа через три, может, больше. Я не поручусь за его
психическое здоровье. Некоторые люди плохо переносят такую "промывку".
Спустившись в кухню, Лоссберг раскупорил бутылку "Крови" из своих личных
запасов и запек в печке бутерброды с ветчиной. Хикки не отрываясь выпил почти
целый стакан немного сладковатого напитка - Леа смотрела на него с ужасом - и
принялся за работу. Войдя в закрытые сети Конторы, он нашел том "Академия" и
принялся шарить по отметкам кадровой службы. Отчисленного в этом году кадета
Всеслава Батицкого он нашел сразу.
В личном деле парня не обнаружилось никаких записей, свидетельствовавших о
его служебной непригодности. Проступков, могущих послужить основанием для
отчисления, тоже не было, тем более что кадет Батицкий был отчислен с почетом и
правом поступления на старшие курсы любого высшего учебного заведения Империи,
включая Академии ВКС и Планетарно-Де-сантных Сил.
Хикки недоуменно почесался и начал поиск снова. Вскоре ему все стало ясно.
В графе "агрессивность", одной из самых важных при оценке будущего офицера СБ,
стояла восьмерка.
- Лосси, - сказал он, придвигая к себе тарелку с бутербродами, - какая
"злобность" была у тебя на выпуске?
- Двадцать четыре, - мрачно отозвался генерал. - Самая веселая на курсе.
- А у меня - двадцать, - хмыкнул Хикки.
- Ты к чему это?
- К тому, что нашему клиенту после девятого курса поставили восьмерку. С
таким темпераментом ему надо не в Контору, а в монастырь Святого Лаврентия.
- И что, из-за этого его отчислили?
- Разумеется... так, теперь полюбуемся на его дальнейшую личную жизнь. Ты
слышал, что даже после увольнения любого, кто был связан с нашим заведением,
"ведут" еще в течение трех лет? Сейчас будем рыться в досье: может, оно
расскажет нам про его таинственную "психотравму".
Закончив читать, Хикки некоторое время задумчиво посасывал сигару, а потом
налил себе еще виски. По его виду Лоссберг понял, что с парнем случилось что-то