Клейтон одновременно и смеялся и плакал.

— Пошла ваша Конфедерация к такой-то матери! В гробу я ее видел!

Тесть злобно пнул его ногой в живот. Клейтон взвыл от боли, а Пинеас перешагнул через него и вошел в столовую.

Сара наблюдала за происходившим со второго этажа и улыбалась.

— «О, хотел бы я оказаться в стране хлопка», — запел Клейтон и пополз по полу, пытаясь подобрать свои костыли. — Былые времена невозможно забыть…

Он схватил один костыль.

— Так, так, — проговорил он вслух, — одноногий должен найти себе новое жилище. Интересно, куда же мне податься?

Когда он подцепил второй костыль, в памяти всплыли сцены плотских удовольствий, и он вдруг понял, куда он уедет.

Пальцы двенадцатилетнего мальчика с поразительной быстротой бегали по клавишам, когда он с потрясающей виртуозностью исполнял «Революционный» этюд Шопена. Лиза сидела в скромной гостиной частной школы в Глочестере и с трудом верила своим глазам и ушам. Гавриил Кавана (Лиза дала ему фамилию Джека, поскольку не знала полного имени Мозеса; в списке рабов он значился — «сын Мозеса») рос красивым мальчиком с более светлой кожей, чем у отца. Но Лизу особенно поразил его музыкальный талант, когда она приехала на поезде в Бостон, а потом в экипаже добралась до рыбацкой деревушки в Глочестере. Миссис О'Гилви, надзирательница частной школы, отмечала в своих ежегодных отчетах, что она поощряла занятия этого мальчика музыкой по классу пианино. Но такое мастерство! Под бурными, темпераментными пассажами левой руки возникала мелодия, страстная и патетически величавая. Потом бравурный водопад звуков и заключительные волнующие звуки, рождающие образы Зевса, который мечет на мир громы и молнии. И тишина.

Мальчик посмотрел на Лизу, вставая из-за пианино. Он сгорал от любопытства, желая побольше узнать об этой прекрасной женщине, которую он впервые в жизни увидел полчаса назад.

— Гавриил, не знаю, что и сказать тебе, — заметила она, тоже поднимаясь. — Я и не представляла себе, что ты такой талантливый. Ты сыграл великолепно.

— Его учит польский джентльмен, который живет в Марблхед, — пояснила О'Гилви, седовласая дама. — Мистер Карасовский утверждает, что Гавриил — самый талантливый мальчик из всех детей, которых он учил. Он обладает также феноменальной памятью. Ему достаточно один раз на что-нибудь взглянуть, и он все запомнил.

— Я могу также импровизировать, — гордо заявил мальчик. — Послушайте.

Он опять сел за пианино и начал снова исполнять «Революционный» этюд, только на этот раз мелодия, рождавшаяся из-под правой руки, напоминала «Янки Дудль».

Лиза рассмеялась и зааплодировала.

— Великолепно! — воскликнула она.

— Он славный мальчик, — продолжала миссис О'Гилви, — но немного заносчив. Он один из самых способных учеников по всем предметам, за исключением истории. Эта дисциплина ему не очень нравится.

— Я хочу забрать его с собой в гостиницу на обед, — сообщила Лиза.

Миссис О'Гилви понизила голос.

— Вам придется обедать с ним в номере, — заметила она. — В ресторан его не пустят.

Лиза нахмурилась.

— Почему вы платите за мое обучение? — спросил Гавриил час спустя. Он сидел напротив Лизы за небольшим круглым столом, который внесли два официанта в ее номер на втором этаже. Оба официанта с подозрением посмотрели на опрятно одетого негритянского мальчика.

— Я обещала твоему отцу, что позабочусь о тебе, — ответила Лиза.

Гавриил с удовольствием ел лобстера.

— Откуда вы знали моего папу?

— Он работал… на плантации в Виргинии.

— Вы хотите сказать, он был рабом?

— Ну, да.

— Каким он был?

— Ты не запомнил его?

— Мало помню. Мне было четыре года, когда меня с матерью продали.

— Ну, твой отец был очень сильный человек и очень гордый. Хороший человек. И я знаю, что он сильно любил тебя, очень сильно. Когда он собрался бежать, он сказал мне, что постарается разыскать тебя и переправить на свободный Север. Л потом…

— Миссис О'Гилви сказала мне, что его убили.

— Да, к несчастью.

— Как это произошло?

— Ну, мой муж ударил меня. И твой отец… застрелил моего мужа. И тогда надсмотрщик застрелил твоего отца.

Гавриил положил на тарелку вилку и уставился на нее.

— Почему мой папа застрелил вашего мужа?

Лиза некоторое время вертела в руках вилку.

— Это довольно трудно объяснить, — наконец ответила она. — Думаю… ну, я очень нравилась твоему отцу.

— Он полюбил вас?

Снова наступила пауза.

— Возможно. Я в этом не уверена.

— Вы думаете, что черный мужчина может полюбить белую женщину?

Опять пауза.

— Полагаю, что да. Почему бы и нет. Полюбил же Отелло Дездемону.

— Но это было в Венеции. Такое невозможно в Америке.

Он опять занялся своим лобстером.

— Я вам многим обязан, миссис Кавана, — продолжал он. — Вы даете мне образование. Не знаю, пригодится ли оно мне в этой стране.

— Обстановка меняется, Гавриил. Мистер Линкольн освободил рабов, и…

— Простите меня, мадам. Видели ли вы, как посмотрели на меня сегодня официанты? Пока я не смогу есть вместе с другими в ресторане, я не смогу считать себя подлинно свободным. Я не обманываю себя. Но миссис О'Гилви и другие научили меня не расстраиваться из-за этого. Я просто хочу быть реалистом, а если на вещи смотреть реалистически, то я всегда останусь черным человеком в стране белых. Но мне потрясающе повезло. — Он умело сломал клешню лобстера. — У меня есть вы и музыка. Вам нравятся лобстеры?

— О, да!

— Почему же вы не едите своего?

— Меня больше интересует разговор с тобой. Думал ли ты о том, чтобы избрать для себя музыкальную карьеру?

— Да, мадам. Это моя мечта. Мой учитель музыки, мистер Карасовский, знаком с Францем Листом и сказал, что напишет ему рекомендательное письмо, если я когда-либо смогу поехать в Европу. Франц Лист — величайший пианист на всем свете, по словам мистера Карасовского, и, если он поможет мне, то я сделаю себе прекрасную карьеру в Европе. Несмотря на то что я черный.

Он смотрел на нее умными глазами. Лиза улыбнулась.

— У меня создается впечатление, что ты хотел бы поехать в Европу, — сказала она.

Он прикинулся немного глуповатым.

— Думаю, что я высказался недостаточно завуалированно, — сказал он. — Но ах, миссис Кавана! Если бы мне удалось попасть туда и поучиться у маэстро Листа. Вы бы стали очень гордиться мной!

— Я уже горжусь тобой, — отозвалась Лиза. — А теперь расскажи мне немного о мистере Карасовском. Сколько ему лет?

— Только что исполнилось тридцать четыре года. Он своего рода вундеркинд, учился с Шопеном в Париже. Но примерно четырнадцать лет назад приехал в Америку из-за какой-то революции в Европе. Он очень приятный.

— Где он живет?

— В коттедже в Марблхеде. Это на берегу океана, с прекрасным видом из окон. И Анна прекрасно готовит…

— Кто такая Анна?

— Его жена. Она француженка. Они постоянно между собой говорят по-французски.

— Понятно. Думаю, что завтра утром я съезжу к мистеру Карасовскому.

На следующее утро Лиза высадилась из кареты в Марблхеде. Дул северо-восточный ветер, распахивая полы ее пальто, когда она шла по дорожке к веселенькому маленькому коттеджу, который, как и бьющие волны прибоя, напомнил ей счастливые годы с Адамом. Но это счастье закончилось… Она постучала в дверь. Вскоре дверь открыла симпатичная молодая женщина в переднике.

— Да?

— Меня зовут миссис Кавана. Я бы хотела поговорить с мистером Карасовским о Гаврииле.

Лицо женщины просветлело.

— О, да… заходите, пожалуйста, — пригласила она с французским акцентом. — Тадеуш — это мой муж — дает сейчас урок, но он скоро закончится. — Притворив дверь, она понизила голос. — Он сейчас занимается с одним из своих самых плохих учеников и будет рад предлогу закончить занятие.