Для этой эпохи характерно соединение литературной традиции с поисками новых путей. Особенно явственны были в прозе 80—90-х годов отзвуки творчества Достоевского, скончавшегося в 1881 г. Жгучие вопросы действительности, мучившие «больную совесть» героев Достоевского, скрупулезный анализ человеческих страданий в обществе, раздираемом противоречиями, мрачный колорит пейзажей, особенно городских, все это в разной форме нашло отклик в рассказах и очерках Г. Успенского и Гаршина, начинающего Куприна, в романах зрелого Эртеля (1855—1908).
Критика 80-х — начала 90-х годов отмечала тургеневское и толстовское начало в рассказах Гаршина, Короленко, Чехова; в произведениях, написанных под впечатлением русско-турецкой войны 1877—1878 гг., находила сходство с военными описаниями автора «Севастопольских рассказов»; в юмористических рассказах Чехова — зависимость от щедринской сатиры и т. д.
В рассматриваемую эпоху шел бурный процесс «демократизации» литературы, сказавшийся в первую очередь на расширении ее тематики. Существует мнение, что расширить круг изображения действительности пытались прежде всего писатели, склонные к натурализму (П. Боборыкин, 1836—1921, и др.). Однако такое расширение во многом связано с влиянием позитивизма, рассматривавшего человеческую личность как прямой продукт разнообразных влияний материальной среды и диктовавшего писателям стремление охватить новые «куски действительности», по выражению Э. Золя.
А тенденция осмыслить художественно новые сферы действительности исходила в это время отнюдь не только от писателей, связанных с позитивизмом, она ознаменовала дальнейшее развитие реализма. В то же время в 80-е годы сложилось религиозно-философское учение Вл. Соловьева (1853—1900), который начал свой путь как раз с критики позитивизма. Тогда же проникла в Россию ницшеанская идея «сверхчеловека», в основе своей противоположная антропологическим представлениям позитивистов. В значительной мере в связи со смертью Гаршина обострились споры о философском пессимизме.
Личность и писательская судьба Всеволода Михайловича Гаршина весьма характерны для рассматриваемой эпохи. Родившись в старинной дворянской семье, он рано узнал быт и нравы военной среды (отец его был офицером). Эти детские впечатления ему вспоминались, когда он писал о событиях русско-турецкой войны 1877—1878 гг., в которой участвовал добровольцем.
Широкую известность писателю принес рассказ «Четыре дня» (1877), переведенный на многие языки мира.
Из войны Гаршин вынес не столько радость победы, сколько чувство горечи и жалости к десяткам тысяч погибших людей. Этим чувством он наделил сполна и своих героев, переживших кровавые события войны. Весь смысл военных рассказов Гаршина (лучшие из них кроме «Четырех дней» — «Трус», 1879, «Денщик и офицер, 1880, «Из воспоминаний рядового Иванова», 1883) — в духовном потрясении человека: в ужасах военного времени он начинает видеть признаки неблагополучия мирной жизни, которого раньше не замечал. У героев этих рассказов словно открываются глаза. Так произошло с рядовым Ивановым — типичным гаршинским интеллигентом: война заставила его почувствовать ненависть к бессмысленной жестокости, с которой военачальники творили беззакония во имя «патриотизма», пробудила в нем сострадание к слабым и бесправным солдатам. Жгучей жалостью к несправедливо обиженным, страстным желанием найти путь к «всемирному счастью» проникнуто все творчество Гаршина.
Один из самых гуманных писателей России, Гаршин переживал как личную беду аресты русских литераторов, закрытие «Отечественных записок», разгром народнического движения, казнь С. Перовской, А. Желябова. Когда стало известно, что за покушение на начальника Верховной распорядительной комиссии М. Лорис-Меликова был приговорен к смерти студент И. Млодецкий (1880), Гаршин поспешил к «бархатному диктатору» с мольбой пощадить молодую жизнь и получил даже обещание отложить казнь. Но казнь состоялась — и это так подействовало на Гаршина, что с ним произошел тяжелый припадок психической болезни. Жизнь свою он кончил трагически: бросился в пролет лестницы в момент невыносимой тоски и погиб в мучениях.
В. Г. Короленко
Портрет кисти И. Е. Репина. 1912 г. ГТГ
В масштабах истории русской литературы короткая жизнь Гаршина, человека и художника, была как вспышка молнии. Она осветила боль и чаяния целого поколения, задыхавшегося в свинцовом воздухе 80-х годов.
Проникновение в не исследованные доселе литературой уголки русской действительности, охват новых социальных слоев, психологических типов и т. д. — характерная черта творчества почти всех писателей этого периода.
Районы Урала, Сибири, Севера и Дальнего Востока расцветили новыми красками географическую карту русской литературы. Переселенческая тема, как и вообще тема «дальних мест», вырастала у писателей-реалистов из непосредственных наблюдений.
Впечатления от «дальних странствий» воплощались в самых разнообразных жанрах — художественных, публицистических, документальных. Эти «дальние странствия», часто вынужденные, отражены в произведениях Владимира Галактионовича Короленко. Он родился в Житомире, гимназию кончил в Ровно и продолжал было учение в Петербурге, но за участие в коллективном протесте студентов Петровской земледельческой и лесной академии в 1876 г. был приговорен к ссылке. И начались его скитания: Вологодская губерния, Кронштадт, Вятская губерния, Сибирь, Пермь, Якутия... В 1885 г. писатель поселился в Нижнем Новгороде, в 1895 г. переехал в Петербург. Литературная и общественная деятельность Короленко продолжалась свыше 40 лет. Умер он в Полтаве.
В рассматриваемый нами период много раз переиздавались сборники произведений Короленко: «Очерки и рассказы» (кн. 1 в 1887 г. и кн. 2 в 1893 г.), отдельными изданиями вышли в свет его «Павловские очерки» (1890) и «В голодный год» (1893—1894). Лучшие сибирские очерки и рассказы Короленко — «Чудная» (1880), «Убивец» (1882), «Сон Макара», «Соколинец» (1885), «Река играет» (1892), «Ат-Даван» (1892) и др. — заняли выдающееся место в ряду произведений, художнически исследующих социальную жизнь и психологию населения необъятной страны. Эти же тенденции проявляются и в цикле уральских романов и рассказов Д. Мамина-Сибиряка (1852—1912), и в очерках Чехова «Из Сибири» (1890) и его книге «Остров Сахалин», имеющей скромный подзаголовок: «Из путевых заметок» (1895).
В рассказах Короленко, создавшего яркие образы свободолюбивых, способных на подлинный героизм людей из народа («соколинец», т. е. «сахалинец», в одноименном рассказе, беспутный перевозчик с Ветлуги — «Река играет»), ясно просвечивает установка автора на синтез романтизма с реализмом.
Для литературы 80-х годов характерно не только расширение географического охвата изображаемого, социального и профессионального круга персонажей, но и обращение к новым для литературы психологическим типам и ситуациям. В гротескных формах, рожденных воображением человека, страдающего душевной болезнью, по-своему отражаются существенные особенности эпохи и звучит страстный протест против произвола над личностью. Так, герой рассказа Гаршина «Красный цветок» (1883) берет на себя миссию побороть все зло мира, сконцентрированное, как ему грезится, в красивом растении.
Еще один путь к обогащению картины изображаемой действительности лежал через героя, причастного к искусству. Если выбор писателя падал на тонкую, впечатлительную натуру, обладающую кроме художнического зрения высоким чувством справедливости и нетерпимости к злу, то это сообщало всему сюжету социальную остроту и особую выразительность («Слепой музыкант» Короленко, 1886; «Художники» Гаршина, 1879).
Писатели того времени начинают разрабатывать новую тему — жизнь низов общества — калек, бродяг, ушедших из родных мест добровольно или изгнанных судебным приговором. П. Боборыкин, единственный из русских писателей, сознательно ставший на позиции натурализма, пытавшийся теоретически его обосновать, утверждал, что писатель должен изображать «серую массу» людей. В целом же изображение русского люмпен-пролетариата в это время было лишено односторонности натурализма. Наиболее яркие фигуры отщепенцев и бродяг встречаются у Короленко («Соколинец», «В дурном обществе», «Федор Бесприютный»), у Чехова («Агафья», «Мечты», «Воры»). Образы этих беглых каторжников и нищих подготовили художественное открытие Горького, представившего мир «босяков» и обитателей «дна» с совершенно новой социальной и художественной позиции.
