Взаимосвязь с убийством Вакуленчука и последующей расправой команды с офицерами прослеживается и во многих научных исследованиях о восстании «Потемкина». Убийство офицеров оправдывается как отмщение за Вакуленчука и отчасти «азартом» восставших. Но это оправдание, как мы понимаем, действительности не соответствует. Но зачем было на самом деле организовывать массовое убийство офицеров? Скорее всего для того, чтобы, совершив его, вся команда «Потемкина» автоматически попадала в разряд обвиняемых по самой страшной статье морского законодательства: бунт в море с последующей расправой над командиром и офицерами. На уголовном жаргоне это называется «повязать кровью». После этого никакой пощады участникам мятежа быть уже не могло. Недаром все последующие годы царская охранка неустанно разыскивала и вылавливала возвращавшихся из Румынии потемкинцев, дотошно выясняя, кто именно принимал участие в издевательствах и убийствах офицеров. Те, чью вину доказывали, тут же отправлялись на виселицу или на бессрочную каторгу. Ненужная, бессмысленная кровавая расправа с офицерами навсегда отрезала команде «Потемкина» все пути к покаянию. Матросы понимали: прощения им не будет. Отныне и навсегда они должны были быть на стороне Матюшенко и его подельников.

Пройдет время, и история «потемкинского» восстания будет залегендирована в знаменитом фильме Сергея Эйзенштейна, в сотнях научных и околонаучных монографий, картин и популярных книжках. Героям-потемкинцам поставят памятники, и самый нелепый и них, разумеется, в Одессе.

Итак, «Потемкин» бросил якорь на рейде города. Когда же утром 15 июня одесситы пришли в порт посмотреть на новейший броненосец, то там их ожидал страшный сюрприз: на конце Нового мола стояла палатка с телом убитого матроса. Это был матрос Григорий Вакуленчук. Казалось бы, этот факт хорошо известен и никаких сомнений вызывать не может. Но и здесь не все так просто! Свидетель событий в Одессе летом 1905 года С. Орлицкий пишет, что настоящая фамилия матроса была не Вакуленчук, а… Омельчук. Факт того, что матрос имел фамилию не Вакуленчук, а Омельчук, подтверждает в своем донесении о восстании на «Потемкине» командир Одесского порта генерал-майор Перелешин. Возможно, в неразберихе тех дней кто-то просто перепутал фамилию, так бывает довольно часто. Однако возможно, что за, казалось бы, заурядной путаницей с фамилией кроется куда более важное обстоятельство. Дело в том, что в календаре русской революции петроградского издательства «Шиповник» за 1917 год относительно одесских событий 1905 года написано, что во время первого столкновения с полицией был убит не один, а два рабочих. «Один из трупов украла полиция, другой рабочие подняли на носилки и с пением “Варшавянки” понесли по рабочим кварталам». Но зачем полиции воровать труп рабочего? Что, у них других дел не было тогда? Не логичнее ли предположить, что труп был припрятан самими организаторами восстания. Для чего? Да для «Потемкина»! Не этот ли труп и положили в палатку на Новом молу, выдавая его за труп потемкинца? Куда же тогда подевался труп Вакуленчука? Может, именно поэтому и возникла весьма странная путаница с фамилией? Это даже не версия, это всего лишь предположение, однако кто сегодня сможет на 100 % утверждать, что этого не могло быть. События последних лет убеждают, что во имя захвата власти отдельные политики и политические партии идут и не на такие провокации!

Подводя итог истории с убийством Вакуленчука, можно с большой долей уверенности утверждать, что он стал жертвой своего соперника Матюшенко, который сразу же весьма ловко использовал труп убитого соперника в своих интересах.

Разумеется, служба в российском императорском флоте никогда раем не была. Как и на каждом флоте, случалось всякое. Бывали и преступления, и несчастные случаи. Офицеры тоже были далеко не ангелами, могли и под суд отдать, и по морде съездить. И хотя к началу XX века телесные наказания были уже далеко в прошлом, все же морды нерадивым матросам иногда били. Сказывалась и кастовость кадрового офицерства, которое было практически полностью дворянское и в силу этого не имело ничего общего с низшими социальными слоями. Все это так. Но доподлинно известно и то, что офицеры били матросов весьма редко, и рукоприкладство это в самой офицерской среде презиралось, а потому не было типичным. Если кто и бил матросов, так это сверхсрочники-кондуктора, да и то, сомневаюсь, что кто-то из них поднял бы руку на знающего свое дело старослужащего матроса. Если кондуктора и давали подзатыльники, то исключительно бестолковым новобранцам, чтобы учились шустрее. Но так было всегда, в том числе и в советское время. Командир отделения и по шее даст, и пожалеет, и на путь истинный наставит. Что касается «Потемкина», то, несмотря на все обвинения в адрес командования корабля, я нигде и никогда не встречал в воспоминаниях потемкинцев упоминания о конкретных случаях избиения матросов офицерами корабля. Ругали, это было. А слышали ли вы, как поносили нерадивых матросов на советских кораблях, да и на сегодняшних российских? Так что из-за этого всякий раз устраивать мятежи?

К тому же «Потемкин» еще не был принят в состав флота. На броненосце велись доделочные работы, и сам он пошел к Тендре, чтобы опробовать новые орудия и отработать артиллеристов. На новостроенных кораблях команда всегда очень «сырая», так как является сборной с разных кораблей и учебных отрядов. А потому задача любого командира в этой ситуации в кратчайшее время создать из матросской массы то, что называется лаконично, но емко – экипаж. Период достройки опасен и резким падением дисциплины, так как на корабле идут заводские работы, туда-сюда снуют рабочие, внося неразбериху, да и сами матросы больше работают, чем занимаются службой, а потому любой корабль в период достройки больше напоминает плохой партизанский отряд, чем экипаж боевого корабля. Этот период времени традиционно дает всегда всплеск правонарушений. Отметим, что и второй мятеж на Черноморском флоте в ноябре 1905 года был поднят на крейсере «Очаков», корабле, находящемся в стадии достройки. Это, разумеется, не случайно.

В июне 1905 года перед командиром «Потемкина» капитаном 1-го ранга Голиковым и его старшим офицером капитаном 2-го ранга Гиляровским стояла серьезная задача – как можно быстрее ввести свой корабль в боевой состав флота. После Цусимы Россия осталась безоружна на море, и необходимо было в кратчайшие сроки пополнить флот полноценной боевой единицей. Это они, увы, сделать так и не успели. О том, что команда «Потемкина» была профессионально подготовлена очень плохо, говорит то, что, оказавшись без офицеров, матросы так и не смогли (и слава Богу!) освоить стрельбу из орудий главного калибра и за несколько дней полностью засолили все котлы корабля.

Потемкинец Н. Рыжий в своих воспоминаниях делит матросов «Потемкина» на сознательных, тех, кто постоянно нарушал дисциплину и бунтовал (именно к таким относился Матюшенко и его ближайшее окружение, включая самого Н. Рыжего), и «жлобов», «которые старались служить «верой и правдой» начальству и все действия офицерства считали законными. То были в большинстве представители селян-куркулей. Они только и мечтали отслужить как-нибудь и вернуться в свою сельскую среду живыми и здоровыми». Подавляющее дисциплинированное большинство команды было, по градации Н. Рыжего, разумеется, «жлобами». Вообще, честно говоря, надо быть на самом деле изрядно не в себе, чтобы не мечтать «отслужить и вернуться живыми и здоровыми». Мечтать о судьбе уголовника может только истинный люмпен… Заметим, что на матросском жаргоне того времени так называемые «сознательные» матросы тоже имели свое наименование – их звали «шпаной».

Сборная команда корабля – это еще не экипаж, а толпа, состоящая из большого количества так называемых «жлобов» и некоторого количества «шпаны», которая и подчиняется законам толпы. В случае «Потемкина» в этой толпе нашелся вожак (из самых «сознательных»), сумевший частью спровоцировать, частью запугать дисциплинированных матросов («жлобов») и подвигнуть их на выступление против власти. При этом именно Матюшенко первым бросился к оружию, а потом устроил и показательные казни офицеров, делая покаяние команды (и в первую очередь все тех же «жлобов») перед законной властью невозможным. Думаю, что если бы на «Потемкине» не произошло мятежа 14 июня, то через несколько месяцев, когда команда хотя бы немного отработалась и на корабле установился полный уставной порядок, ни о каком восстании не было бы и речи.