Когда знакомство завершилось, Зеб вытащил откуда-то документацию на Аю: один том на ее тело, второй на мозг. Второй том он вручил Дити, а первый унес в подвал. Следующие два дня были легки для меня, но тяжелы для Дити. Я светила ей и делала записи под ее диктовку, в то время как она копалась в этом томе, морщила брови и залезала в самые немыслимые места, потная и перемазанная, а один раз выругалась такими словами, за которые Джейн и та ее отругала бы.

– Тетя Козочка, – сказала она в оправдание, – твой зять учинил над этой грудой спагетти такое издевательство, которого ни один порядочный компьютер никому не спустит! Эта штука – какой-то ублюдочный гибрид.

– Не говори так, Дити. Ая не штука и не ублюдочная.

– Она нас не слышит: я отключила ей слух, оставила только блок воспроизведения новостей, вон, подключен к той розетке, теперь Зебадия может разговаривать с ней только в подвале. Понимаешь, она была девушка как девушка, пока мой мужлан ее не изнасиловал. Насчет того, как бы не задеть ее чувства, не беспокойся, чувств у нее нет никаких. Для компьютера она довольно тупа. Любой заштатный колледж и многие школы имеют в собственности или арендуют компьютеры куда мощнее. Это же примитивный кибер, автопилот с ограниченной мощностью и ограниченной памятью. Зебадия к ней кое-что пристроил, так что она уже не просто автопилот, но ей далеко до обычного компьютера. Кое-как сляпанный гибрид. У нее гораздо больше возможностей, чем может понадобиться, и есть такие дополнительные функции, которые IBM и не снились.

– Дити, зачем ты снимаешь кожухи? Я думала, ты только программист. Не механик.

– Я и есть именно и только математик-программист. Я не решилась бы переделывать это чудище даже при наличии письменного приказа от моего милого, но лукавого мужа. Но как, во имя Аллаха, несчастному программисту составить программу, если он не понимает, что тут с чем соединяется? Вот первая половина инструкции, тут объясняется, для чего этот автопилот был в свое время предназначен. А вот вторая половина – видишь, ксерокопированные страницы. Это те извращения, которым ее научил Зебадия. Теперь эта куча чипов разговаривает на трех логических языках, хотя рассчитана была только на один. При этом она не станет общаться ни на одном из них, если ее сперва не ублажить дурацкими Зебадииными фразочками. И то она, как правило, не дает на одну и ту же кодовую фразу два одинаковых ответа подряд. Что она говорит, например, если ей сказать: «Ты умница, Ая»?

– Я помню. «Уверена, босс, вы всем девушкам это говорите. Конец связи».

– Иногда. Чаще всего, потому что этому ответу приписана вероятность появления в три раза большая, чем каждому из остальных. Но вот тебе еще, пожалуйста: «Зеб, я такая умница, что самой жутко делается», «Тогда почему ты отказался повысить мне зарплату?», «Комплименты на меня не действуют! Убери руку с моего колена!», «Потише, милый, а то как бы мой дружок не услыхал». И еще есть в том же роде. На каждую его кодовую фразу заготовлено по меньшей мере четыре ответа. Его-то фразы подаются всегда в одной и той же редакции, а автопилот отвечает всякий раз по-разному. Но все ответы означают либо «Вас понял, выполняю», либо «Неизвестная команда, перефразируйте».

– Здорово… Мне нравится.

– Мне, пожалуй, тоже. Для меня самой компьютеры существа одушевленные, почти как люди… А этот полуслучайный список ответов делает Аю Плутишку намного более живой… хотя она, конечно, не живая. Даже не очень универсальная, если сравнивать со стационарными компьютерами. Но… – Тут Дити хитро улыбнулась. – Я приготовила своему муженьку кое-какие сюрпризы.

– Какие же, Дити?

– Помнишь, как он говорит, когда мы садимся завтракать: «Доброе утро, Ая. Как себя чувствуешь?»

– Да. По-моему, это очень мило. Она обычно отвечает: «Прекрасно, Зеб».

– Правильно. Это кодовая фраза. Приказ автопилоту провести автотест и доложить о выполнении ранее полученных инструкций. На это уходит меньше миллисекунды. Если она не ответит ему этими словами или каким-нибудь их эквивалентом, он тут же прибежит сюда выяснять, что стряслось. Так вот, я собираюсь добавить к этим ответам еще один. Или даже несколько.

– Мне помнится, ты отказалась что-либо менять.

– Тетя Хильдочка, это же программа, а не соединение контактов. Мне позволено и поручено добавить к списку ответов новые фразы, которые служили бы отзывами на голоса каждого из нас четверых. Это элементарное программирование. Когда ты этому устройству скажешь «Доброе утро», оно тебе ответит – после того как я закончу работу, конечно, – и добавит «Хильда» или «миссис Берроуз».

– О, пожалуйста, пусть будет «Хильда».

– Ради бога, но время от времени для разнообразия пускай будет и «миссис Берроуз».

– Ну хорошо. У нее свой нрав, пускай уж так и остается.

– Я могу даже попросить ее называть тебя – это совсем уж редко – Козочкой.

Я гоготнула:

– Давай, давай, Дити, попроси. Хотела бы я посмотреть, какая у Джейкоба будет физиономия, когда он это услышит.

– Посмотришь. Она будет откликаться этим словом только на твой голос, больше ни на чей. Просто не говори: «Доброе утро, Ая», пока папы не будет рядом… А вот что я заготовила для своего мужа – Зебадия говорит: «Доброе утро, Ая. Как себя чувствуешь?», а она отвечает: «Прекрасно, Зеб. А вот у тебя красные глаза и молния расстегнута. Что, опять вчера набрался?»

Дити вечно такая серьезная, а вот поди ж ты.

– Давай, давай! Бедняга Зебби, он же пьет меньше всех нас. А вдруг на нем не будет ничего такого, на чем есть молния?

– Зебадия всегда во что-нибудь одет, когда садится за стол. И у него даже трусы на молнии. Он не любит эластика.

– Но он узнает твой голос, Дити.

– Не-а. Потому что это будет твой голос – только измененный.

Так мы и сделали. У меня примерно такое же контральто, как у той артистки – или подружки, – которая наговорила ему первоначальный лексикон Аи Плутишки. Правда, я не умею разговаривать так бесстыдно и призывно, но я подучилась, я неплохо подражаю голосам. Дити утащила у отца, то есть у моего Джейкоба, какой-то дрыгоскоп – осциллоскоп, кажется, – и я долго упражнялась, пока мои кривые не начали совпадать с кривыми исходного Аиного репертуара: Дити сказала, что она не может их различить без тщательной проверки.

Я втянулась и подговорила Дити сделать так, чтобы Ая Плутишка время от времени отвечала моему мужу: «Прекрасно, только вот спина у меня болит, бесстыжий ты старый козел!», и Джейкоб напоролся на этот ответ как-то утром, когда у меня действительно болела спина, и у него, я уверена, тоже.

Мы не стали закладывать ответы, которые казались Дити чересчур крутыми для ее «невинного» папочки, – я предпочла не рассказывать ей, какими выражениями папочка пользуется наедине со мной. Не будем разрушать иллюзии: это помогает поддерживать нормальные отношения между людьми. Наверное, Дити и Зебби общаются в интимной обстановке на том же языке – и считают нас, «стариков», безнадежно отсталыми.

ДИТИ:

Мы с тетей Хильдой закончили перепрограммирование как раз к тому моменту, когда Зебадия и папа разработали и смастерили все страховочные приспособления и прочие усовершенствования, призванные превратить Аю Плутишку в континуумоход, как только в нее будет вмонтирована машина пространства-времени. Для этого пришлось вынуть задние сиденья, иначе машину не удавалось установить на корме и приварить к корпусу; потом сиденья, конечно, были поставлены обратно, но отодвинуты на двадцать сантиметров назад, чтобы хватило места для ног. Приборы управления прецессией гироскопа и три верньера были перенесены на приборную доску перед водителем. Управлять машиной переноса нужно было вручную, но имелась одна голосовая команда: Если бы любой из нас произнес: «Ая Плутишка, домой!», то экипаж вместе с пассажирами мгновенно возвратился бы в Гнездышко.