– Может, хватит?
– …«Леди всегда ведет себя сдержанно: никогда не выходит из себя и не позволяет себе громко смеяться – это вульгарно». Вот это точно про тебя. Номер девять: «Находясь в обществе, настоящая леди не будет говорить о сексе, политике, деньгах и религии. Она также не будет сплетничать и хвастаться успехами своих детей». Детей пропустим. Ну ладно политика и религия. А чем им секс и деньги не угодили? О чем еще можно разговаривать?
– Ты закончила?
– Нет. Тут осталось последнее правило. «Настоящая леди обезоруживающе вежлива со всеми, включая официантов, продавцов и горничных, и к окружающим относится с уважением и добротой». Вот теперь все.
– Слава Богу.
– Ну уж с официантами-то я всегда вежлива. Молодой человек! – закричала Анна через зал.
Все молодые и не очень люди как по команде повернули головы на этот призыв.
Нет, ну что за создание! Татьяна давно привыкла к своей подруге, но все же ее манеры порой обезоруживали.
Подлетевшему официанту Анна мило улыбнулась и попросила кофе.
– Ну, что скажешь? – спросила она у Татьяны, когда молодой человек ушел исполнять поручение.
– Скажу, что до изысканности твоим манерам далеко, и поработать над ними тебе явно не помешает. Хотя я не понимаю – зачем? Мужики на тебя и так кидаются.
– Так ведь я как раз не хочу мужиков. Я хочу, чтобы на меня джентльмены кидались. Вот как только стану леди – сразу найду свое счастье.
– Думаешь?
– Надеюсь. Хотя… – Анна немного помолчала. – Неувязочка все же получается.
– Какая?
– Ну смотри. Ты и так уже леди. На 90 процентов, за исключением кредита. Однако я что-то не вижу джентльменов, вьющихся вокруг тебя.
– Мне и так хорошо.
– Не может быть хорошо одинокой женщине!
– Ну, значит, выплачу кредит, и он сразу появится. Джентльмен, то есть.
– Танюха, я ведь серьезно говорю. Тут надо срочно что-то делать. Сидеть и ждать своего Онегина можно до посинения. Да только он, гад, может так и не появиться.
– И ты туда же! – Татьяна рассердилась. – Сначала Ефимыч, теперь ты. Хватит уже меня доставать Онегиным вкупе с князем.
– А что я такого сказала? – Анна опешила. – Я же не виновата, что ты Ларина.
– Я тоже не виновата. Однако всю жизнь живу с клеймом «Жертва Пушкина» на лбу.
– Да брось ты, – отмахнулась Анна. – Никто на это не обращает внимания. Мало ли кого как зовут. И вообще, сейчас никто не читает Пушкина. Хочешь, проверим? Молодой человек! – снова закричала она.
Татьяна поморщилась.
– Что ж ты как труба иерихонская…
– Ничего, зато он примчится быстро. Они тут все такие неторопливые, надо подгонять.
Молодой человек и вправду примчался быстро и навытяжку встал возле Анны.
– Скажите, пожалуйста, вы знаете, кто такая Татьяна Ларина?
Паренек несколько секунд бессмысленно хлопал глазами. Татьяна с любопытством наблюдала за ходом эксперимента. Наконец, он отрицательно покачал головой.
– Даю подсказку, – понизила голос Анна. – Это героиня литературного произведения.
Мальчик краснел, но отпирался.
– Автор этого произведения – гений русской и мировой литературы, – продолжала пытку Анна.
– Лев Толстой? – осторожно спросил несчастный.
– Счет, пожалуйста, – вежливо сказала Анна.
Татьяна проводила глазами удаляющуюся фигуру.
– Ну что скажешь? – торжествовала подруга. – Я же говорила!
– Нашла, у кого спрашивать. Это же поколение next. Они вообще ничего не читают. У них есть DVD и mp3.
– Слушай, по-моему, ты переработала и переживаешь из-за ерунды. Тебе отдохнуть пора.
– Ты не первая, кто мне об этом говорит за последние два дня, – вздохнула Татьяна.
– Да? А кто другие?
– Педсовет и Ефимыч.
– Вот видишь! Значит, я дело говорю. И что ты решила?
– Через неделю буду жить в «Сказке».
– Это как? – не поняла Анна.
– Санаторий так называется. Шеф договорился с главврачом.
– Ах, в «Сказке»! Слушай, это круто! Познакомишься там с каким-нибудь шахтером.
– С каким шахтером? – испугалась Татьяна.
– С настоящим, прямо из забоя. Это же их ведомственный санаторий. Там шахтеры отдыхают. Настоящие мачо, скажу тебе. Такие брутальные! Ну чего ты расстроилась? Не хочешь – не знакомься. Просто отдыхай. Там, кстати, массажист классный. Расслабишься, забудешь про работу.
– Да уж, забудешь про нее.
– Это точно. Я лично даже в отпуске не могу отключиться – все равно что-нибудь придумываю.
Анна была дизайнером. И тот, кто думал, что ее интерьеры похожи на нее саму – такие же яркие и кричащие, здорово ошибался. Анна была настоящая артистка и могла работать в совершенно разных жанрах: техно, готика, викторианская гостиная, домик в Провансе. Все, что угодно.
Шеф не раз пытался заманить ее к себе в штат, но Анна неизменно отказывалась. «Орел в неволе не размножается», – обычно отговаривалась она, предпочитая оставаться независимой. «Я лучше буду у вас отделочные материалы заказывать, Дмитрий Ефимович», – говорила она дипломатично и действительно заказывала. Фирма была обязана ей множеством крупных клиентов, некоторые из которых стали постоянными.
– Кстати о работе, – сказала Анна. – Сегодня такая хохма была. Помнишь, я тебе рассказывала про одного клиента?
– Которого? Ты мне про многих рассказывала.
– Из тех, что раньше в малиновых пиджаках ходили, а теперь – бизнесмены. Я ему квартиру делаю.
– Это который желал лепнину с позолотой?
– Он самый. Так вот, сегодня он меня чуть не добил. Представляешь, я ему говорю, что не буду венецианской мозаикой в ванной выкладывать гибель «Титаника», а он: «Я уже пацанам похвастался».
– И чем дело кончилось?
– С трудом сошлись на дельфине.
Подруги посмеялись, а затем Татьяна спросила:
– Чем сегодня думаешь заняться?
– Ничем, домой поеду. Эдька из общаги придет отъедаться, да еще, как пить дать, какого-нибудь доходягу с собой приведет. Так что поеду готовить. А завтра стирать буду – он, наверняка, ворох грязной одежды с собой притащит.
Эдька был Аннин сын – долговязый, сутулый, такой же неорганизованный и неуправляемый, как и его мать. Муж ушел от нее, когда Эдику было двенадцать. Анна воспитывала сына одна – случайные мужчины не задерживались в ее жизни дольше, чем на месяц. Возможно, одной из причин тому была отчаянная Эдькина ревность.
Слава Богу, сын вырос, поступил в институт, а потом и вовсе перебрался к ребятам в общежитие.
Анна почувствовала, что у нее открывается второе дыхание, и утроила усилия найти мужчину своей мечты.
Пока получалось не очень, но она не унывала. Она вообще никогда не унывала. Ее печаль продолжалась максимум минут пять, а затем обнаруживалось, что на проблему можно посмотреть с другой стороны или – еще лучше – просто закрыть на нее глаза и жить дальше.
– А ты что будешь делать? Поедешь к маме, как всегда?
– Поеду к маме. Как всегда.
Суббота
Дуся выпрашивала очередной блин.
Нет, она не скулила, не гавкала, не трогала лапой за коленку. Она вообще никак не привлекала к себе внимание. Она просто сидела и смотрела в рот. Так смотрела, что рано или поздно любой начинал чувствовать себя настоящим извергом, мучителем животных.
– Дуся, отстань от нее, – сказала мама. – Иначе я тебя за дверь выставлю.
Дуся даже не моргнула и продолжала гипнотизировать Татьяну.
– Доча, не давай ей ничего со стола. Я ее уже покормила.
– Твои блины гораздо вкуснее, чем сухой корм.
– Ну и что. Ты погляди, какая она толстая. Как колобок.
– Тогда скажи ей, чтобы она на меня не смотрела. Я не могу есть, когда на меня так смотрят.
Мама встала из-за стола и открыла дверь в коридор.
– Иди на место.
Дуся шевельнула ухом, но сделала вид, что обращаются не к ней.
– Дуся, я кому сказала? Иди на место!
Собака медленно поднялась, понуро пошла к своему коврику и улеглась на него, поблескивая глазами из коридора.