– Думаю, ты прав. А как вы живете друг с другом? Чередуетесь? Через какие интервалы?

– Никаких строгих интервалов, живем, как кому удобно. Чередовались до пополнения в прошлом году. Мы женились на девушке, хотя для чередования требовался парень. Однако случай был особый.

– В каком смысле особый?

– Моя самая младшая жена – внучка старейших мужа и жены. Во всяком случае, точно, что она родная внучка Ма. Старшую жену у нас зовут «Ма», мужья иногда называют ее по имени – Мими. Возможно, девочка действительно происходит от Деда, но с другими супругами кровно не связана. Поэтому жениться на ней мы могли без проблем, хотя в некоторых семьях даже кровное родство не препятствие. А Людмила выросла в нашей семье, поскольку мать родила ее еще до брака, а потом, уехав в Новолен, оставила у нас. Мила повзрослела, но даже слышать не желала об уходе из семьи. Плакала, умоляла сделать для нее исключение. Ну, мы его и сделали. Дед с генетической точки зрения в расчетах не фигурировал – его интерес к женщинам теперь скорее галантный, нежели практический. В качестве старшего мужа он чисто символически провел с ней брачную ночь. Второй по старшинству муж – Грег – позже довел дело до конца, и все сделали вид, что так и надо. Все счастливы. Людмила – очаровательная девушка, ей уже пятнадцать, и она носит своего первого ребенка.

– Ребенок твой?

– Я думаю, Грега. Мой, конечно, тоже, но, вообще-то, я тогда был в Новом Ленинграде. Вероятно, все-таки Грега, если Мила не прибегла к помощи со стороны. Но это вряд ли, она у нас домоседка. И готовит отлично.

Снова звякнул лифт. Я занялся делом, раскрыл складной столик, расставил стулья, оплатил счет и отправил лифт наверх.

– Ну что – скормим все свиньям?

– Иду! Я не накрашена – это ничего?

– Можешь явиться вообще в чем мама родила.

– За пару монет, пожалуй, рискнула бы, мистер многоженец.

Она явилась мгновенно – снова блондинка, волосы гладко зачесаны назад, еще влажные. Свой черный туалет она надевать не стала, натянула ту красную юбку, что я купил. Красное ей было к лицу. Села и подняла крышки с блюд.

– Господи! Манни, а твоя семья на мне не женится? Ты клевый добытчик!

– Могу спросить. Решение должно быть единогласным.

– Мне кажется, у вас и без меня тесновато. – Вайо взяла палочки и приступила к делу. Спустя этак тысячу калорий она сказала: – Я говорила, что я женщина независимая. Но так было не всегда.

Я ждал. Женщины говорят, когда захотят. Или не говорят вообще.

– Когда мне исполнилось пятнадцать, я вышла замуж за двух братьев-близнецов, вдвое старше меня, и была безумно счастлива.

Она поковыряла то, что осталось на тарелке, и, по-видимому, решила сменить тему.

– Манни, насчет желания выйти замуж за твою семью… это просто треп. Ты вне опасности. Если я когда-нибудь снова выйду замуж, что вряд ли, хотя, по идее, я не против, у меня будет один мужчина. Такой маленький семейный тандем, как у землеедов. Я не хочу сказать, что надену на мужа ошейник… Мне все равно, где он будет обедать, лишь бы к ужину приходил домой. И я постараюсь сделать его счастливым.

– Близнецы стали затевать свары?

– Нет, ничего подобного. Я забеременела, и все мы были в восторге… и ребенок родился и оказался уродом, и его пришлось ликвидировать. Братья были внимательны ко мне, но я умею читать между строк. Подала на развод, стерилизовалась, уехала из Новолена в Гонконг и начала жизнь заново, уже в качестве независимой женщины.

– А ты не поспешила? Тут чаще виноваты мужчины, чем женщины. У мужиков больше шансов подвергнуться облучению.

– Нет, со мной все ясно. Нас проверила математик-генетик в Новолене, одна из лучших бывших специалистов Совсоюза. Я знаю, в чем дело. Я ведь добровольный колонист, то есть моя мать прилетела добровольно, мне тогда всего пять было. Отца выслали, мать подхватила меня и рванула за ним. Поступило предупреждение о солнечной буре, но пилот решил, что сумеет обогнать ее, а может, ему было плевать. Он-то был киборг. Бурю он все же обогнал, но она настигла нас на поверхности Луны. Манни, я и в политику-то ударилась из-за этого. Четыре часа нас мариновали на борту, не выпускали из корабля – какая-то бюрократическая волокита, что-то типа карантина. Я тогда была маленькая, не помню. Но потом у меня хватило мозгов понять, почему я родила урода: потому что Администрации было абсолютно наплевать, что произойдет с нами – с изгоями.

– Не спорю, им действительно плевать на нас. Но, Вайо, все равно ты поторопилась. Если даже причина несчастья в радиации, то… извини, я не генетик, но кое-что в радиации смыслю. Просто одна из твоих яйцеклеток была повреждена. Это не значит, что другие, соседние, тоже задеты. Статистически такое маловероятно.

– Да, я знаю.

– М-м-м… а стерилизация радикальная? Или предохранительная?

– Предохранительная. Трубы можно снова открыть. Но, Манни, женщина, родившая урода, никогда не рискнет вторично. – Она дотронулась до моего протеза. – У тебя протез. Разве ты не стал в десять раз осторожнее, чтобы не рисковать вот этой? – Она коснулась здоровой руки. – Я тоже не хочу рисковать. У тебя своя болячка, у меня своя, и я бы вообще о ней не заикнулась, не будь ты тоже покалечен.

Я не стал распространяться на тему, что моя левая рука куда ловчее правой; все равно Вай была права. Я бы свою правую ни на что не сменял. Чем бы я без нее гладил девчонок?

– Все равно, я думаю, ты могла бы рожать здоровых детей.

– Еще бы. Я родила восьмерых.

– Э-э-э…

– Я профессиональная суррогатная мать.

Я раскрыл рот, потом закрыл. В самой-то идее не было ничего странного. Я читал земные газеты, но не думал, что в Луна-Сити в 2075 году хоть один хирург делал такую трансплантацию. У коров – пожалуйста! Но женщины Луна-Сити ни за какие деньги не стали бы вынашивать детей для других матерей. Даже самые невзрачные и те легко могли заполучить мужа или шестерых. (Поправка: невзрачных женщин не существует – просто одни прекраснее других.) Я глянул на ее фигуру и быстренько отвел взгляд. Вайо сказала:

– Не напрягайся, Манни, сейчас я не ношу ребенка. Слишком увлеклась политикой. Но быть суррогатной матерью – хорошая профессия для независимой женщины. Высокая оплата. Некоторые китайские семьи очень богаты, а все мои дети – китайчата. Они в среднем почти в два раза меньше наших, а я здоровая корова. Два с половиной – три кило; вынашивать легко, и фигуру я не испортила. Эти… – Она поглядела на свои прелести. – Я детей не кормила и даже никогда не видела. Поэтому выгляжу не рожавшей и, возможно, более молодой, чем на самом деле. Я когда впервые услышала про это дело, даже не подозревала, насколько здорово оно мне подойдет. Я тогда работала продавщицей в лавке у индуса, фактически за еду. И вдруг вижу объявление в «Гонге Гонконга». Мысль родить ребенка, нормального ребенка, захватила меня; я все еще переживала из-за своего уродца и решила, что для бедняжки Вайоминг это самое то, что надо. Я перестала комплексовать как женщина. Я зарабатывала столько, сколько не могла даже рассчитывать получить на любой другой работе. И свободного времени завались, ведь ребенок отнимал у меня от силы недель шесть, и то лишь потому, что я хотела быть честной с моими клиентами: ведь дети – штука ценная. А вскоре я увлеклась политикой. Стала искать связи, и подполье вошло со мной в контакт. Вот тогда-то, Манни, и началась у меня настоящая жизнь. Я изучала политику, экономику, историю, училась говорить с трибуны, неожиданно оказалась неплохим организатором. Эта работа приносит мне настоящее удовлетворение, ибо я верю в нее, я знаю – Луна будет свободной. Хотя… было бы так славно иметь мужа, спешить к нему домой… если, конечно, для него не важно, что я стерильна. Но я об этом не думаю – слишком много дел. Просто услышала про твою замечательную семью, вот и разболталась. Извини, что наскучила тебе.

Многие ли женщины способны извиняться? Но в Вайо в некоторых отношениях было больше мужского, чем женского, несмотря на восемь китайчат.