опасаясь за свою участь, избегал слушать революционные произведения Шевченко.
Вспоминая о двух последних встречах с поэтом, он выделил такие детали: «Узнав от меня,
что я издаю «Домашнюю беседу», Тарас сказал: «Добре», но когда я изложил перед ним мои
намерения и цель, к которой решил идти, не торопясь, Тарас стал серьезным и, оттягивая
большие свои усы, проговорил: «Важко вам проти рожна прати». Холодно и равнодушно
слушал он после этого мои воспоминания и каждым движением показывал, что мое
присутствие обременительно для него... В последний раз я встретился с ним летом
прошлого года на Загороднем проспекте, но... лучше было бы мне не встречаться...» 23.
21 Молодик на 1844 год. — X., 1843. — С. 177.
22 Т. Г. Шевченко в воспоминаниях современников, с. 151.
23 Домашняя беседа. — 1861. — № 33. — С. 651.
Видимо, мы никогда не узнаем, что именно сказал Шевченко В. Аскоченскому при
последней встрече, но несомненно одно: поэт со свойственной ему откровенностью
клеймил ретрограда и проповедника поповщины. Тогда же он высмеял В. Аскоченского в
сатирическом стихотворении «Умре муж велій в власяниці», написанном на смерть
петербургского митрополита Григория. Этого стихотворения, впервые опубликованного в
«Кобзаре» 1876 года, В. Аскоченский, видимо, еще не знал, когда в своих воспоминаниях,
написанных в 1861 году, называл Шевченко «сизым орлом», «чудесным поэтом».
Сложными были отношения Шевченко с П. Кулишом, который с самого начала проявлял
усиленный интерес к творчеству Шевченко, оценивая его как явление во всех отношениях
примечательное. Во время ссылки поэта он собирал списки его произведений, напечатал
поэму «Наймичка» в «Записках о Южной Руси» (СПб, 1857. — Т. 2. — С. 149 — 168). Когда
же Шевченко возвратился из ссылки в Петербург, передал ему списки его произведений,
некоторые из них издал в своей типографии. И в то же время П. Кулиш с первых лет
знакомства с поэтом пытался поучать его, настоятельно рекомендовал ему подправить
некоторые произведения («Тарасова ніч», «Катерина», «Гайдамаки», «Неофіти» и др.). В
отдельных случаях поэт прислушивался к его советам. Не случайно, переписав свою поэзию
за 1847 год из «Малой книжки» в «Большую», он заметил в дневнике 18 марта 1858 года:
«Жаль, что не с кем толково прочитать. Михайло Семенович в этом деле мне не судья. Он
слишком увлекается. Максимович — тот просто благоговеет перед моим стихом, Бодянский
/13/ тоже. Нужно будет подождать Кулиша. Он, хотя и жестко, но иногда скажет правду; зато
ему не говори правды, если хочешь сохранить с ним добрые отношения» (V, 212 — 213).
Рассказы П. Кулиша о Шевченко во многом противоречивы. Так, в предисловии к
своему поэтическому сборнику «Хуторна поезія» (1882), названому «Историческим
рассказом» и в «Воспоминаниях о Николае Ивановиче Костомарове» (1885), печатавшихся в
журнале «Новь», П. Кулиш писал о Шевченко как о гениальном поэте, «национальном
пророке», приравнивал его к Пушкину, находил у того и другого «великую способность к
«поэтическому критицизму». Мемуариста поражала глубина и оригинальность суждений
Шевченко о науке и литературе. И в то же время П. Кулиш неоднократно повторял, что
12
Шевченко творил якобы преимущественно благодаря гениальной интуиции, что на всех
действовали «чары его дикой во многих случаях поэзии», и отмечал, что даже «одичание
Костомарова в Киеве» произошло не без влияния Шевченко.
Более всего беспокоило П. Кулиша то, что произведения Шевченко могли пробудить
массы к революционным действиям. Известные строки из поэмы «Кавказ» — «Од
молдованина до фінна на всіх язиках все мовчить, бо благоденствує» — он комментирует с
тревогой: «Не будет же молчать оно вечно, когда-нибудь да заговорит. Хорошо было бы,
если бы заговорило языком интеллигенции. А вот беда, если дикая сила деспотизма да
вызовет из пекла дикую силу рабства» 24. Чтобы избежать этого, по мнению П. Кулиша,
необходимо путем просвещения крестьян в школах, свободных от вмешательства
министерства, добиваться примирения пана и мужика... Впрочем воспоминания П. Кулиша
не лишены и объективных данных об обще ственно-литературной жизни 40 — 50-х годов
XIX столетия, о жизни и деятельности Шевченко, о популярности его произведений, их
влиянии на общественное движение. Сослав Шевченко солдатом в отдаленный
Оренбургский корпус, под строгий надзор и с запрещением писать и рисовать, царь
надеялся изолировать его от народа, вынудить замолчать. Обстоятельства солдатской жизни
поэта были чрезвычайно суровыми. Но и там, в ссылке, оказалось немало тех, которые, чем
могли, помогали ему. поддерживали его. Среди них — братья Федор и Михаил Лазаревские,
служившие в Оренбургской пограничной комиссии, занимавшие высокие посты офицеры К.
Герн, Е. Матвеев, Н. Савичев, семья Усковых, А. Бутаков, А. Макшеев и др. Написанные
многими из них воспоминания представляют особую ценность в освещении жизни и
творчества Шевченко в ссылке. Их дополняют рассказы знакомых поэта в записях Д.
Клеменсова, А. Матова, Н. Новицкого, Ф. Пискунова.
24 Куліш П. Хуторна поезія. — Львів, 1882. — С. 39.
Шевченко привезли в Оренбург поздно вечером 8 июня 1847 года. Узнав об этом, Ф.
Лазаревский на другой день пошел в казармы и нашел его там. С тех пор между ними
установились дружеские отношения. Ф. Лазаревский познакомил поэта с некоторыми
влиятельными офицерами, которые могли несколько облегчить его положение, позже
высылал ему книги, журналы, бумагу. Свидетельство Ф. Лазаревского, что ему в 2 часа дня
9 июня 1847 года сообщили о Шевченко, позволяет вполне определенно утверждать, что
Шевченко доставили в Оренбург не 9 июня 1847 года, как отмечено в рапорте
исполняющего обязанности командира Отдельного оренбургского корпуса (за ним до сих
пор некоторые биографы повторяют эту дату), а в 23 часа 8 июня (ночь поэт провел в
передней комендатуры на полу), и в это время, разумеется, не могли оформлять его дело.
Михаил Лазаревский познакомился с Шевченко уже в Орской крепости. Несколько раз
он под видом служебной надобности специально приезжал сюда для встречи с поэтом. Его
воспоминания наиболее полно и точно освещают условия жизни Шевченко в Орске. Это
важно помнить, так как в некоторых мемуарах, написанных понаслышке, допущены
неточности. Приезжая часто в Орск, М. Лазаревский встречался с Шевченко, видел условия,
в которых он жил, беседовал с ним о его житье-бытье, и ему, естественно, лучше было
известно не только о внешних обстоятельствах, в которых оказался поэт, но и о том, что с
ним было во время отсутствия М. Лазаревского, кто и как из офицеров обошелся с ним,
какое было у него настроение и т. д. /14/ Утверждение Федора Лазаревского, что в Орской
крепости Шевченко жилось более-менее сносно, основывалось на рассказах лиц,
встречавшихся с ним мимолетно. В начале службы в Орске комендант Д. Исаев, человек
гуманный, душевный, действительно содействовал тому, чтобы Шевченко жил не в казарме,
а на частной квартире, бывал у него. Но так длилось недолго. Где-то в августе-сентябре 1847
13
года Д. Исаев был снят с должности, а вскоре и умер. Его место занял человек с
солдафонским умом. Он и вернул Шевченко в казарму. Это стало сигналом для
подчиненных ему офицеров к усиленной муштре поэта. М. Лазаревский писал: «Общество
пьяных и развратных солдат, невыносимый воздух, грязь, постоянный крик — все это
сильно возмущало Шевченко, но он не решался просить Мешкова об облегчении его участи.
Впрочем, этого солдата-майора многие просили о дозволении Шевченко жить на особой
квартире; но он не любил Шевченко за его непреклонность характера, за то, что он не умел
