Уорнер со всей откровенностью заявил сторонникам Обенсхайма, что желал бы видеть выдвинутой свою кандидатуру, и хотя, по его собственному признанию, ему хотелось бы заручиться одобрением центрального комитета партии, он сумеет обойтись и без него. Уорнер добавил, что в ближайшем будущем намерен объявить о своих планах, после чего затронул тему оставшегося после Обенсхайма стотысячного долга. «Долг каждого из вас, — заявил он, — внести свою лепту в покрытие этого долга, чтобы вся тяжесть его выплаты не легла на семью покойного». Кроме того, Уорнер выразил надежду, что сотрудники предвыборного штаба Обенсхайма будут помогать новому кандидату — кто бы он ни был, — потому что до всеобщих выборов осталось всего три месяца.
«Между нами — даже намеками — не возникло дискуссии по поводу Quid pro Quo», — утверждает один из участников этого разговора.
Во время этой встречи Элизабет сидела в другом углу комнаты, беседуя с Джуди Пичи, бывшей председательницей предвыборной кампании Обенсхайма, относительно пятидесяти тысяч долларов для получения образования тремя детьми покойного. «Это была сугубо частная беседа... Просто так, женский разговор... о том, как нам недостает Дика, о том, сколь многое он для нас значил, — вспоминала позднее миссис Пичи. — Элизабет рассказывала мне, как она переживала, когда Майк Тодд погиб в авиакатастрофе. Я сказала, что признательна ей за помощь, поскольку образование троих детей обойдется никак не меньше восьмидесяти тысяч долларов. Было видно, что Элизабет проявляет искреннее сочувствие. Наклонившись ко мне, она сказала: «Мне очень хочется им помочь». На что я ответила: «Большое вам спасибо. Хелен будет вам весьма благодарна за вашу поддержку».
Встреча продлилась около трех часов. Сторонники Обенсхайма пообещали, что будут держать Уорнера в курсе дел относительно организации предвыборной кампании, и, согласно одному из участников разговора, рекомендовали ему, что «было бы разумным с его стороны не объявлять о своем кандидатстве еще несколько дней, с тем, чтобы люди успели прийти в себя». Такое решение представлялось вполне естественным, поскольку страсти накалились до предела.
Распорядитель предвыборной кампании Уорнера посоветовал то же самое. «Когда я сразу после катастрофы позвонил ему в Нью-Гемпшир, мы приняли с ним решение воздержаться от каких-либо действий по его выдвижению в кандидаты, а также никоим образом не проявлять своего желания занять это место, — рассказывал бывший конгрессмен Джоэл Брайхилл. — Нам хотелось, чтобы инициатива исходила от кого-то другого. И это не было вопросом тактики, а проявлением такта».
Через четыре дня, когда последний из потенциальных соперников снял свою кандидатуру, Уорнер объявил о намерении баллотироваться. Произошло это событие на многолюдной пресс-конференции в Ричмонде. «Дик Обенсхайм был моим добрым другом. Он сражался как истинный боец, отдавая делу всего себя, — произнес Уорнер. — И так уж распорядилась судьба, что кто-то должен взять на себя всю ответственность».
12 августа вдова Обенсхайма, Хелен, сделала прочувствованное заявление, сказав в частности: «Я готова помогать Джону всем, что в моих силах». Буквально через несколько секунд комитет Республиканской партии единогласно объявил Джона Уорнера своим кандидатом на выборы в Сенат.
Кандидат от демократической партии, Эндрю Миллер, генеральный прокурор штата Вирджиния, дважды избиравшийся на этот пост, прервал свою предвыборную кампанию в связи с трагической гибелью соперника. Когда же место покойного занял Уорнер, он сразу же возобновил свои поездки по штату. Миллер поначалу пытался отмахнуться от главного преимущества своего нового соперника: «Не думаю, чтобы мистер Уорнер повел кампанию против моей жены, ведь и я не собираюсь агитировать против его супруги. И что бы там Лиз не предпринимала ради Джона, это ее личное дело».
Именно стройной сорокасемилетней супруге Миллера Дорис принадлежит заслуга в том, чтобы фактор Элизабет Тейлор стал стержнем избирательной кампании. «Она шикарная женщина, куда мне до нее, — заявила миссис Миллер. — По сравнению с Элизабет моя жизнь не представляет никакого интереса — у меня был и остается один-единственный муж, у нас трое детей».
Вот так она рассказывала о том, как впервые встретилась со знаменитой звездой и даже рискнула давать той советы: «Тебе, Элизабет, придется привыкнуть к тому, что будешь переодеваться в общественных туалетах — если ты, конечно, собираешься вместе с Джоном принимать участие в избирательной кампании», — сказала я ей. В то время мне всего лишь хотелось ее утешить, она была так сильно расстроена тем, что ей перед каким-то балом пришлось переодеваться прямо на автозаправке». Подчеркивая, что вся ее жизнь связана с Вирджинией, Дорис делала упор на то, что Элизабет — британская подданная и даже не имеет права голосовать за своего шестого мужа. Чтобы как-то нейтрализовать шесть своих предыдущих браков, Элизабет заявила избирателям, что она женщина старомодная и поэтому выходила замуж за мужчин, с которыми у нее бывали романы. «И хотя это мое личное дело, надеюсь, всем понятно, почему я так часто выходила замуж, — сказала она. — Я получила воспитание в строгой пуританской семье и поэтому просто не могла позволить себе крутить романы. То есть когда мне казалось, что я в кого-то влюблена, это так или иначе должно было закончиться браком. И когда я познакомилась с Джоном, наши отношения были таковы, что не могли не привести нас к алтарю... Это была та любовь, что естественно перерастает в брак... И я никогда не ощущала себя столь счастливой...»
Для избирательного округа, где большинство женщин исправно посещают церковь, такое объяснение звучало вполне убедительно. Потенциальные избирательницы были готовы простить Элизабет все ее предыдущие браки, включая даже брак с Эдди Фишером. Более того, они ощутили уверенность в себе, когда Элизабет заявила, что не верит в психиатрию.
«За всю свою жизнь я ни разу не обратилась к психиатру», — с гордостью произнесла она. Многим, подобно Джону Уорнеру, хотелось верить, что Майк Тодд был единственной любовью Элизабет. Покойный продюсер — единственный из предыдущих мужей Элизабет, которого Уорнер безоговорочно признавал. Правда, ему довольно часто приходилось разговаривать по телефону с Майклом Уайлдингом, когда тот звонил Элизабет из Англии, где обосновался со своей четвертой женой Маргарет Лейтон. «Знаете, если бы Майк Тодд не погиб, ее жизнь сложилась бы совершенно иначе, — заявил Уорнер репортерам, — судьба украла у нее мужа. Будь он жив, ей бы не пришлось снова выходить замуж».
Сара Тейлор разделяла мнение своего зятя. «Если бы Майк Тодд не погиб, о новом замужестве не было бы и речи, — сказала она. — Но сейчас Джон — просто идеальная для нее пара».
Колеся по заштатным городишкам Вирджинии, Элизабет агитировала в поддержку мужа в синагогах, церквях, больницах, приютах, домах престарелых и торговых центрах.
Ее можно было увидеть на пикниках и сельских ярмарках, где она пожимала руки, подписывала автографы и раздавала бесчисленные поцелуи. В веселом настроении она бросалась пирожными в партийных активистов, объедалась горячими сосисками со жгучим перцем и цепляла на грудь сторонникам демократа Миллера уорнеровские значки. «Каждая из жен кандидатов, с которыми я встречалась, трудилась, не покладая рук, — рассказывала Элизабет, — поэтому нет ничего удивительного в том, что я помогаю Джону. Все, что я делаю для него, — это вполне естественно».
Где бы им ни приходилось выступать, Элизабет неизменно затмевала собственного мужа, привлекая к себе огромные толпы народа со всей округи, люди были готовы платить деньги и часами выстаивать в очереди, лишь бы только взглянуть на нее. «Они приходят посмотреть на мои морщинки и прыщики, и мне не хочется их разочаровывать, — шутила Элизабет, — мое лицо только и делало, что мелькало на экране многие годы. И людям хочется удостовериться, действительно ли у меня фиолетовые глаза, а может, они налиты кровью, или и то и другое вместе. Как только они меня хорошенько рассмотрят, то могут со спокойной душой возвращаться домой со словами: «Я видел Элизабет Тейлор! И знаете, ничего в ней нет особенного!» И между прочим, они правы. Действительно, нет ничего особенного!» Элизабет имела у избирателей куда больший успех, чем ее супруг — у репортеров. Когда Уорнер заявил во время интервью, что сделает для черного населения Вирджинии все, что в его силах, один репортер не упустил возможности напомнить ему о его «успехах» в качестве секретаря по делам флота: «Но ведь, по словам адмирала Зумвальта, вы противодействовали усилиям по интеграции флота».
