А в то время он также был вынужден терпеть от нее унижения, например, оспаривать в Мексике ее заявление о разводе. Суд вынес окончательное решение 6 марта 1964 года, в Пуэрто Валларта. Основанием для развода стал уход из семьи одного из супругов. В тот момент Элизабет находилась с Бертоном в Торонто, где он исполнял заглавную роль в «Гамлете».

«Мы поженимся, как и полагается, с раввином, как только для этого настанет благоприятный момент», — заявила она. Однако через девять дней парочка тайком чартерным рейсом улетела в Монреаль, где и состоялось их бракосочетание.

«Мне прекрасно запомнился этот день, — вспоминал Рональд Де Манн, парикмахер Элизабет. — Хотя было всего десять часов утра, Ричард уже успел как следует набраться, и Лиз умоляла меня, чтобы я заставил его что-нибудь съесть. «Нельзя, чтобы он пил на пустой желудок, — сказала она. — Никак не пойму, отчего он так нервничает. Мы ведь вот уже два года спим вместе». Через несколько часов триддативосьмилетний жених, пьяный, но все еще стоящий на ногах, поджидал на восьмом этаже отеля «Ритц-Карлтон» свою тридцатидвухлетнюю невесту. Принадлежащий к лону Пресвитерианской церкви валлиец и его перешедшая в иудаизм суженая должны были предстать перед священником-униатом, единственным служителем культа, которого им удалось найти, и который не стал возражать против четырех разводов, предшествовавших этому браку. На свое пятое за четырнадцать лет бракосочетание Элизабет нарядилась в ярко-желтое декольтированное шифоновое платье, украшенное брошью стоимосгьк в 150 тысяч долларов — той самой, которую Бертон подарил ей во время съемок «Клеопатры». На ее день рождения он преподнес ей ожерелье из бриллиантов и изумрудов, и вот теперь, в качестве свадебного подарка — такие же самые серьги.

Верная своей старой привычке, Элизабет и на это бракосочетание опоздала почти на час, отчего Бертон, не выдержав, взревел: «Разве эта толстая девка еще не пришла? Клянусь вам, она у меня опоздает к Страшному Суду!»

Наконец, Элизабет вплыла в комнату. Голову ее венчал дорогущий, за 600 долларов, итальянский шиньон, в который были вплетены римские гиацинты, ниспадавшие ей на спину. Элизабет была одна, без всяких сопровождающих. Родители прилетели к ней, но без детей. Шафером со стороны Бертона стал его чернокожий лакей Боб Уилсон. Церемония заняла десять минут, после чего жених громогласно объявил: «Мы с Элизабет Бертон очень, очень счастливы».

«О да, — отозвалась, Элизабет. — Я так счастлива, что вы просто мне не поверите. Мы будем вместе до конца наших дней».

«Я перенервничал. К тому же, мне приходилось восемь раз в неделю исполнять роль Гамлета, так что я похудел на двадцать фунтов, — произнес Бертон. — Но теперь у меня словно камень с души свалился».

На следующем представлении «Гамлета» знаменитый актер удостоился бурной овации. Несколько раз раскланявшись, он выступил вперед и произнес: "Мне бы хотелось процитировать строки из пьесы — третий акт, сцена первая: «Больше браков у нас не будет».

И актеры, и зрители ответили бурной овацией.

Актеры приготовили для молодоженов специальное поздравление. Бертон открыл праздник тем, что взял помаду Элизабет и написал на зеркале слова «Он её любит».

«В ту пору они жить друг без друга не могли и все время сидели, взявшись за руки, — вспоминал Роберт Милли — актер, исполнявший роль Горацио. — Она с трепетом относилась к его недюжинному актерскому дарованию, он же безумно гордился тем, что он, Ричард Бертон, двенадцатый из тринадцати детей судомойки и валлийца-шахтера, женился на самой красивой, самой знаменитой женщине в мире. Он любил ее за все то, что она дала ему, неустанно повторял: «Я женат на первой красавице мира». Он просто не мог в это до конца поверить».

«Бертон, словно маленький ребенок, похвалялся, сколько денег заплатил за серьги и ожерелье для Элизабет. Он спешил их вам показать, а затем непременно сообщал, во что они ему обошлись.

«Больше миллиона я выложил за них, больше миллиона», — говорил он.

Это было и безвкусно, и трогательно. Ведь для него деньги значили все на свете. Более того, он признался мне, что его сокровенной мечтой было желание стать самым высокооплачиваемым актером в мире. Ему нравилось выставлять напоказ свою корысть, бросая вызов старым рыцарям, которые уже приготовили для него мантию величайшего шекспировского актера нашего времени.

В Торонто супруги Милли устроили вечеринку для труппы «Гамлета», однако не стали приглашать туда Ричарда с Элизабет, полагая, что те все равно не придут. Когда веселье было в самом разгаре, кто-то начал громко стучать в дверь. Мэри Джейн Милли пошла открывать и увидела, что на пороге стоят молодожены и умоляют, чтобы им позволили присоединиться к компании.

«Мы слышали, что у вас тут вечеринка, и захотелось узнать, с какой стати нас не пригласили», — сказал Ричард.

«Может, вы разрешите нам войти, мы тоже хотим к вам», — добавила Элизабет.

После нескольких часов обильных возлияний, Бертоны пригласили хозяев к себе в номер в отель «Король Эдвард». В спальне оказалось помещенное в рамку фото Майка Тодда, а на комоде лежало обручальное кольцо с гигантским бриллиантом, подаренное им Элизабет.

«Я как сейчас помню этот невероятно дорогой бриллиант, размером едва ли не с автомобильную фару. Он лежал на туалетном столике, откуда его мог прихватить кто угодно», — вспоминала Мэри Джейн Милли.

Гулянка продолжалась до четырех утра, причем Ричард как всегда основательно набрался и принялся рассказывать байки о президенте Джоне Кеннеди, который, посмотрев «Камелот», пригласил его к себе в Белый Дом.

Ричард рисовался в первую очередь перед хорошенькой женой Роберта Милли и даже пытался за ней поухаживать. Он постоянно улыбался и повторял: «Ну, поцелуй меня, киска. Ну, давай. Поцелуи меня». Элизабет, которой было вовсе не до смеха, стояла в углу, ломая голову над тем, как привести в чувство супруга, который у нее на глазах пытался соблазнить другую женщину. Наконец она не выдержала и подошла к Мэри Джейн Милли.

«По-моему, ты даже очень привлекательная, и Ричард явно того же мнения, — сказала Элизабет. — Но мне все равно придется попросить тебя немедленно убраться отсюда».

«Лиз поначалу меня недолюбливала из-за ухаживаний Ричарда, правда, мне все это казалось просто смехотворным, и я попыталась сказать ей об этом, — вспоминала Мэри Джейн Милли. — Я знаю, что такое иметь, красавца-мужа — женщины летят на негословно мотыльки на огонь. Это отравляет жизнь. Но мне стало понятно и то, насколько она была не уверена в себе и в своих отношениях с Ричардом. Она стремилась безраздельно владеть им и позднее призналась мне, что ужасно переживала, когда он начинал заигрывать с другими женщинами. Ей хотелось быть уверенной в том, что он ее никогда не бросит, не сбежит от нее».

Элизабет изо всех сил старалась расположить к себе окружающих его людей, заискивая перед режиссером труппы сэром Джоном Гилгудом и остальными актерами, пытаясь всем угодить. В день премьеры она распорядилась доставить в гримерную каждого, кто был занят в «Гамлете», по две бутылки коллекционного вина. К вину прилагалась написанная от руки записка с пожеланиями успеха. Она требовала, чтобы всякий раз, когда труппа обедала где-нибудь в ресторане, Ричард брал на себя оплату счета. Когда однажды у одной из актрис сломалась молния, Элизабет сорвала с себя брошь стоимостью в 150 тысяч долларов, чтобы использовать ее вместо английской булавки.

«Она приходила посмотреть каждый спектакль с участием Ричарда, — вспоминал Роберт Милли. — Обычно она садилась за кулисами — в брюках в обтяжку и лиловых пиратских замшевых сапогах и с бутылкой шампанского в одной руке и томиком Гамлета в другой — и вот так следила за спектаклем».

К тому времени как труппе предстояло yeзать из Торонто на двухнедельные гастроли в Бостон, спектакль все еще не был обкатан, а игра Ричарда местами казалась небрежной. Прекрасно это понимая, он попросил для себя дополнительные репетиции. К тому же, он беспробудно пил.