Дружный и заливистый смех заполнил зал.

— Вот, — печально посмотрел Лис на ржущих охотников, — даже эти черствые души проняло. А я еще не сказал о муках, испытываемых отцами при мысли о своих детях-сиротах. Кто о них позаботится? Кто протянет им корку хлеба зимой?

— Ги… ль… ди… я, — прохрипел один из охотников, задыхающийся от смеха.

Мы с Гилом дружно поддержали почин коллег. Дуняша, выглянувшая наконец из кухни, застала четверых мужчин, подыхающих со смеху, и одного хмурого организма, с вселенской печалью на них посматривающего.

— Влад, я сейчас пиво принесу, — сказала она и умчалась обратно.

Когда все отсмеялись и успокоившись пригубили пивка, Лис продолжил:

— Так вот, Влад, ничего этого я не сказал. Только успел объявить первоначальную цену в тысячу триста и хотел начать торг, как купец с нею согласился. Пришлось отдавать.

Мы вновь засмеялись, глядя на печального Лиса. Вот человек, вернее, гном, наверняка цена выше той, которую он рассчитывал получить, — и на тебе, печален. Лишили любимой игрушки: не дали поторговаться. Продай он их не сразу за тысячу триста, а после двухчасового торга за тысячу двести пятьдесят, — он был бы счастлив. М-да. Каждый имеет право на свою радость.

— Влад, — напомнил о себе Лис, — я вот что пришел тебе сказать. Остался третий камень, и купец о нем знает. Весь извертелся вокруг меня, желая узнать, когда ты его выставишь на продажу и выставишь ли вообще. Определись поскорее и дай мне знать. Если он тебе не нужен будет, то я с этого купчины три шкуры сдеру. Нет, пять шкур, и без торга он от меня не уйдет.

Глядя на мечтательное лицо Лиса, мы опять засмеялись.

— Хорошо, Лис, постараюсь как можно быстрее определиться.

— Спасибо, Влад. Вот деньги, — он достал из одного кошелька другой, маленький, — сто золотых. Остальное отнесу в банк «Грин и сыновья», а вечером ключ занесу.

— Отлично. Тебе спасибо, Лис, и вам, братья. До встречи.

Я смотрел в спины уходящих охотников. А ведь действительно я стал их братом. Только сейчас, после окончания суда, я смог их так назвать, не испытывая внутреннего сопротивления. Братья, которым можно доверять и которые должны доверять тебе. Для меня это очень странно. Хотя чем гильдия отличается от любого средневекового воинствующего ордена? Ничем. Только название и более вольное понятие субординации. Но кто на это обращает внимание, если все вокруг братья по оружию, готовые в любой момент прикрыть твою спину? Тот же Лис, и тем более Кар, постоянно спускаются в погань, постоянно рискуют жизнью, в отличие от многих генералов, особенно райской группы. И естественно, в здешнем спецназе процветают неформальные, до определенного предела, отношения. Если ты охотник — ты охотник навсегда.

— Влад, какие планы? — спросил меня Гил.

— Планы, Гил, очень простые, — сказал я, развязывая кошелек и вываливая деньги на стол. — Берешь денег, сколько тебе нужно, не перебивай меня, и идешь покупать себе приличную одежду и вооружение на твой вкус. Молчи. Вечером у нас театр. Я же иду к Колару и поговорю с ним о магии и возможном наличии у меня способностей к ней. Что бы ты и Колар ни говорили, я считаю, что эти деньги мы заработали вместе. Все. Говори, чего хотел.

Гил, ничего не сказав, взял деньги и пошел к выходу, скользнув по мне на прощанье благодарным взглядом. Вот и ладушки. Гордость гордостью, но и перехлестывать не надо. Будь проще — и блохи к тебе потянутся. А мне пора к профессору.

Местного Эйнштейна, или Эйзенштейна, не помню точно, я обнаружил по наводке Дуняши — в угловой комнате. Постучался и, не дождавшись ответа, зашел внутрь.

— Скучаешь, Колар? — спросил я, взирая на сгорбленную фигуру дедули.

Неприбранная кровать, лежащие на столе и полу клочья исписанной бумаги, полупустая бутылка вина и стакан. Все ясно, у дедули начался отходняк, выразившийся в глубоком творческом кризисе, усугубленном последствиями ломки, проведенной ныне покойным Рувом.

— Заходи, Влад, — отозвался он, — нет, не скучаю. Я просто не знаю, что мне делать дальше.

— А в чем проблема? — спросил я, усаживаясь на кровать.

— Проблема в том, что у меня нет больше цели в жизни.

— Как это? Обычно при достижении поставленной задачи возникает следующая. Например, у меня в последнее время была одна цель — выжить. Теперь, после суда, у меня появилась другая задача — стать охотником. Когда и если я им стану, появится еще одна…

Колар долго и печально смотрел на меня.

— Понимаешь, Влад, это текущие цели — не глобальные, определяющие весь твой жизненный путь. У меня всегда была мечта возродить древнее искусство магии. Узнать или заново открыть секреты прошлого. Влад, ты не знаешь, что это был за мир до пришествия Темного. Никто сейчас точно не знает. Но мы можем догадываться. Легенды, памятники, артефакты, вещи, дошедшие до нас из глубины веков, ясно рассказывают об этом. Показывают мир, где не было слова «невозможно». Мир, где хотеть означало — мочь.

— Вот и дохотелись, — успокоил я разошедшегося дедулю. — Падшего на свою голову получили. Колар, неужели ты хочешь повторения чего-нибудь подобного?

— Нет, конечно, — смутился он. — Я хочу лишь возродить частичку древнего знания. Открыть секрет могущества магов прошлого, ныне утерянный.

— Так сейчас вроде маги есть и магичут себе потихоньку, — не подумав, брякнул я.

Блин, сейчас начнется лекция про неумех и фокусников, которые… и так далее. Нет, пронесло. Колар молчит и лишь грустно на меня смотрит.

— Влад, то, что мы называем сейчас магией и магами, лишь жалкая подделка под настоящего мага прошлого. Тогда не было разделения на вербальную, ритуальную, рунную магию. Да о чем я говорю — не было разделения на магов, шаманов, ясновидцев, предсказателей, колдунов, алхимиков и других. Все было в рамках единой системы. Вот, например…

— Колар, — перебил я его, — если хочешь мне что-нибудь объяснить подробно, вспомни поговорку моей родины. Договорились?

— Договорились, — немного подумав, ответил он. — Так вот, например, как происходил процесс обучения. Юные дарования, обладающие той или иной степенью силы, в возрасте пяти лет или раньше начинали обучение в закрытых школах. Там они тренировали свой разум и тело, добивались контроля над собственной силой. Развивали ее. Достигнув шестнадцати лет, лучшие из них отправлялись в один из многих центров для дальнейшего обучения. Оставшиеся выбирали себе специализацию — стихии, смерть или жизнь, — и только тогда становились носителями определенной силы или сил. Через четыре года из них вырастали маги, которые намного превосходили по силе нынешних.

И не в запасе силы было дело. Я расшифровал несколько попавших ко мне документов из подобного учебного заведения. Так вот, их могущество заключалось в их искусстве, в их знаниях. В процессе заклинания они использовали и слова, и жесты, и снадобья, вызывающие видения, и определенного рода ритуалы, символы и знаки, и многое другое, даже жертвоприношения. Но все это было лишь помощью, дополнением к самому главному — к магии рун, которая была основой всего. Они представляли заклинание как сложную вязь рун у себя в голове. Все остальное помогало удерживать и правильно направлять ее.

И это, заметь, Влад, были не лучшие ученики. Лучшие еще семь лет обучались в центре, перед которым современные университеты — лишь жалкая пародия, там они достигали пика могущества. За выпускников данных заведений начиналась настоящая схватка между тогдашними властителями. Всем хотелось, чтобы выпускник такого центра работал на него. А лучшие из лучших оставались в центре и там постигали мир и его законы. Создавали новые заклинания и обучали новых учеников. И самое главное, Влад. Они использовали только магию рун, Влад. Только ее.

Выговорившись, Колар обмяк и уставился в потолок.

— Тебе подобная схема обучения ничего не напоминает?

Очень даже напоминает. Заведение для дошколят, потом школа. В ее конце профессионально-техническое училище, колледж по-новому, или вуз, с дальнейшим распределением. Ну а лучшие ботаники двигают науку дальше.