Гидры, которая убивала, как убивал Виктор Ремилард, но не была Виктором.

И что Гидра — это нечто упятеренное, может быть, метаконцерт пяти сознаний, может быть, одно больное сознание, которое каким-то образом разделялось на пять самостоятельных личностей.

Полю и Дени удалось убедить Джека тщательно скрывать свои опасные сведения. И еще они как могли тактичнее внушили ему, чтобы он был настороже и немедленно сообщил им или Марку, если уловит малейшие признаки присутствия Гидры. Они убедили и Марка хранить тайну, растолковав, насколько опасно для него, для Джека и для остальных членов семьи, а то и для всего человечества, если экзотики Консилиума прознают про убийства, совершаемые Гидрой. Марк обещал молчать.

Но, едва вернувшись в Хановер, он кинулся ко мне в магазин и рассказал все.

Так я впервые услышал про штучки Гидры — ведь точные обстоятельства гибели Бретта Макаллистера скрывались, как и серьезные подозрения Магистрата и семьи об истинной подоплеке «самоубийства» Маргарет Стрейхорн. Я просто окаменел от ужаса, пока Марк излагал мне то, что услышал от Поля о первых двух смертях, а затем подробности трагедии в День Труда, которая, возможно, была связана с гибелью четырех оперантов, якобы ставших жертвами акул.

— Сколько дерьма! — простонал я, когда мальчик наконец замолчал. — И единственный свидетель смерти бедняжки Адриены — восьмимесячный вундеркинд! Неудивительно, что Поль с Дени хотят все скрыть. Ты только представь, что Ти-Жана сканируют судебные аналитики!

— У них ничего не вышло бы, — отмахнулся Марк. — Сознание малыша непробиваемо. Даже мне он не разрешил там покопаться. Просто прокрутил воспоминания, а я перетранслировал их папе и Grandpere — чуть-чуть отредактировав.

— Э? — Во мне сразу вспыхнули подозрения.

Мальчик сидел на табуретке в захламленной задней комнатушке за магазином и почесывал под подбородком моего кота Марселя. Лицо у него было угрюмым.

— На пляже Джек сказал одну страшную вещь. И… и у меня не хватило духа сообщить папе или Grandpere… A вдруг…

— Что — вдруг, Господи Боже ты мой! О чем ты говоришь? Если не хочешь приоткрыть сознание пошире, чтобы прояснить свои чертовы мысли, так объясни словесно!

— Узнать про эту Гидру было достаточно скверно. Но это чудовище действует не одно. Джек сказал, что Гидру «поддерживает, контролирует и любит» — его мысли дословно! — еще одно сознание, отдельное от нее. Я разглядел слабенький образ второго чудовища — все, что сумел уловить Джек, и оно совсем иное, чем Гидра. Гидра не человек. А то, другое, — да. И более того: оно показалось мне смутно знакомым.

— Non de dieu! note 56 Это второе — Виктор?

— Я тоже так подумал. И проиграл мои детские воспоминания о той Страстной Пятнице двенадцать лет назад — проверил, нет ли среди них чего-нибудь о дяде Вике. Никаких следов образа, который можно было бы идентифицировать с ним. Но осталась слабая тень кого-то очень страшного. Моя детская способность самосохранения почти изгладила это воспоминание, потому что оно сильно травмировало мое детское сознание. Но все-таки я уловил этот мнемонический проблеск. Меня тогда напугал человек, в то время мне неизвестный. Но я чем хочешь поклянусь, что жуткая личность, нащупывавшая психоконтакт со мной в момент смерти дяди Виктора, и существо, поддерживающее Гидру, — одно и то же.

— Но кто этот… этот контролер, ты не знаешь?

— Ни малейшего понятия не имею. Джек назвал его Фурией.

— О Господи! — прошептал я, выбрался из кресла, выдвинул ящик картотеки, вытащил припрятанную там бутылку виски и на глазах растерявшегося Марка сделал пару хороших глотков. А потом плюхнулся назад в кресло, да так, что Марсель на метр взвился в воздух. А я сидел, выпучив глаза от ужаса, весь в холодном липком поту, потому что и мои собственные двенадцатилетние воспоминания вырвались из тайника, куда я их загнал.

Фурия!

… Я отказался присоединиться к метаконцерту, который организовал Дени, и спрятался где-то среди метарешеток снаружи. И увидел ЭТО.

— Кто ты? — спросил я.

И оно ответило: «Я — Фурия».

—  Откуда ты пришла? — спросил я.

Я из небытия. Это было неизбежно.

—  Что тебе нужно?

И оно ответило: «Вы все!»

Марк сказал с ледяным спокойствием:

— Это кто-то из них. Один из членов семьи, собравшихся у смертного ложа дяди Вика. В момент смерти он каким-то образом… Я не знаю, что он сделал. Заразил? Слился? Принудил? Передал свое извращенное честолюбие?

— Но это же невозможно! — крикнул я.

Марк словно не заметил и продолжал размышлять вслух:

— Вот почему мое подсознание помешало мне рассказать папе про Фурию. Ведь Фурией может быть любой из них!.. Нет, погоди! Не жены и уж конечно не бедный дядя Бретт. Фурия — кто-то из Ремилардов. Может быть, даже сам папа — возможно, отцепившаяся часть его личности, о которой он даже не подозревает.

— Ну а дерьмовая Гидра тогда кто? — просипел я. — Другой член семьи. Пятеро их?

Марк нахмурился, покачал головой.

Я глотнул еще виски, чтобы унять дрожь. Не помогало. Однако огненная вода, видимо, подбодрила мои парализованные мозговые синапсы, так как меня осенила блестящая мысль.

— Только не Адриен!

Марк уставился на меня с недоумением.

— Твой дядя Адриен. Он был здесь, на Земле, когда Маргарет Стрейхорн погибла на Орбе, из чего следует, что он не Фурия и не Гидра! Он единственный член Династии, задержавшийся тут. Все остальные находились в Консилиум Орбе, когда Маргарет… И твоя тетя Анн тоже исключается! Когда на Маргарет напали в канун Дня Всех Святых, вы с ней уже улетели на Орб.

Он посмотрел на меня с сомнением.

— Ты считаешь, что Фурия и Гидра неразлучны. По-моему, это ниоткуда не следует.

Я был обескуражен.

— Может быть. Но получается логично. Адриен обожал дочь и после ее смерти не может прийти в себя. И Анн… черт! Кто угодно из них может быть Фурией! Даже ты. — Я опять поднес бутылку ко рту.

Но Марк принудил мою руку остановиться. И поставить виски на стол. Мальчик подошел ко мне вплотную, зажал мою вспотевшую голову в ладонях и уставился мне в глаза.

Принуждение. Он меня полностью обработал. Где уж было моему психоэкранчику задержать его! И на одно мгновение он показал мне, что находилось за его собственным экраном. Показал мне, кто он. И отчеканил:

«Я — НЕ ФУРИЯ!»

Мое сознание безмолвно взвизгнуло от изумления. Мне удалось увидеть завуалированное младенческое сознание Джека — невероятно! Мне были известны грозные внутренние ресурсы Поля и Дени. Сознание Марка было иным — более глубоким и темным, чем у отца и деда, и совсем иное, чем у Джека, а для меня страшнее тех троих. Но он сказал мне правду: Фурией он не был. Я запомнил Фурию с той Страстной Пятницы, и тут меня осенило, что я сталкивался с ней еще раз. О чем совсем забыл до этой минуты.

Фурия присутствовала, когда Джек спускался по родовому каналу. Она пыталась подчинить малыша своему контролю, когда тот еще не сделал даже первого вздоха.

И тут я взвыл в голос.

Марк завинтил принуждение как тиски.

ДядюшкаРогиядолженсделатьпожалуйстапойми! Ты мне необходим и я не могу допустить чтобы ты расклеился ведь доверять я могу только тебе и Джеку ЛЮБОЙ ИЗ НИХ МОЖЕТ БЫТЬ ФУРИЕЙ и мы знаем чего она хочет ФУРИЯ ХОЧЕТ НАС ВСЕХ. Она сказала тебе это. Кто бы и что бы она ни была как бы она ни сумела состряпать эту Гидру ОНА — НАСТОЯЩЕЕ ЧУДОВИЩЕ и только мы способны ее остановить!.. А потому ты должен взять себя в руки и прекратить наконец пить!

В принуждении Марк — Великий Магистр, но даже он не мог держать меня под контролем без конца. Чтобы по-настоящему воздействовать на мое сознание, ему требовалось прибегнуть к другой метаспособности, которой он также владел в совершенстве, — способности оздоровлять чужие сознания или разрушать их.