Этот милый маленький древорез валил деревья, как ураган, а распилить бревна на доски — одна из самых трудоемких и нудных работ при постройке деревянной хижины — стало теперь не труднее, чем нарезать хлеб. Стволы он ошкуривал, точно чистил морковь, а чурки для печки напиливал с той быстротой, с какой взмахиваешь рукой. Единственное, что требовалось от тебя, — не забыть надеть защитную маску и перчатки да не подставлять голую кожу под облако почти раскаленных опилок. Энергию он получал от одной из этих вездесущих ядерных батареек Д-типа, которыми Галактическое Содружество удовлетворило значительную часть энергетического голода Земли. Одна такая батарейка гарантировала двести часов работы. Я просто влюбился в свой древорез, и он работал безотказно до рокового 19 октября, когда я отправился ужинать и спать, забыв нажать кнопку отключения. Ночью температура опустилась заметно ниже нуля, и тяжелая вода в батарейке древореза, который я оставил на крыльце, замерзла; он полностью вышел из строя. К счастью, ремонт был почти завершен, но вот дрова с этого дня мне пришлось колоть топором.
В начале октября начался осенний перелет птиц, и по ночам, особенно когда ярко светила луна, мы слышали, как они перекликаются, уносясь по своей воздушной дороге на юг. Гуси и тундровые лебеди кричали, гоготали, покрякивали, но лебеди-трубачи услаждали нас чудесной музыкой, словно над нами проносился оркестр из одних валторн, и Тереза приходила в неистовый восторг. Она сумела воспроизвести их клич на своей электронной клавиатуре и сочинила «Лебединую сонату» — на мой слух отличную, хотя она осталась недовольна — по ее словам, слишком чувствовалось влияние Сибелиуса и Рахманинова.
Двадцать первого октября посыпались первые снежные хлопья, выбелив высоты гор Матт и Джефф по ту сторону медленно замерзающего озера. Но вокруг нашей хижины снежный покров образовался небольшой — не больше двух сантиметров. Вскоре выглянуло солнце и превратило окрестности в сверкающую сказочную страну, но затем почти весь снег стаял. Однако в отличие от Терезы я вовсе не радовался этой красоте: я вспомнил, что забыл взять лыжи, и, значит, мы не сможем никуда отойти от хижины, когда начнутся настоящие снегопады. Пришлось смастерить лыжи самому.
Для начала я разыскал в микросправочниках наиболее удобный вариант индейских лыж, приспособленных для того, чтобы ходить по снегу, а не скользить по нему. Дома в Новой Англии я пользовался классическими лыжами штата Мэн — широкими, очень большими, с длинными сужающимися концами. Рамы изготавливались из ясеня и переплетались сыромятными ремнями. (До изобретения декамоля оставалось еще пятьдесят лет.) Но они были чертовски неудобны на крутизне и среди густых зарослей, которых более чем хватало вокруг Обезьяньего озера, а потому я остановил свой выбор на более компактных и круглых «медвежьих лапах». Достаточно гибкие ветки тут были только у ив, но я опасался, что более толстые, высохнув, когда я согну их в раму, не выдержат моего веса, а потому скрепил проволокой четыре прута, чтобы придать раме и поперечинам больше упругости, а затем переплел их крепким шнуром, не очень удачной заменой ремней, которые на редкость прочны и не растягиваются. Но пока мы не видели в окрестностях никаких следов лосей или карибу, а нарезать надежные ремни можно лишь из шкур этих крупных животных.
Я предполагал пользоваться этими «лыжами» только возле хижины, откапывая нас после буранов и занимаясь необходимыми хозяйственными работами. Мне и в голову не приходило, что эти грубо сделанные снегоступы в один прекрасный день по-своему распорядятся нашей судьбой.
В первые недели казалось, что припасов у нас хоть отбавляй; правда, единственными животными, которых Тереза считала честной дичью, были зайцы-беляки. Когда мы только обосновались у Обезьяньего озера, эти зверьки были буровато-коричневыми, но затем с приближением холодов стали абсолютно белыми, если не считать черных кончиков ушей. Вначале их водилось очень много в редколесье, по горным склонам, и они легко попадались в силки. Тереза не только ловила их и превращала в жаркое, но еще и выделывала шкурки для особой цели.
Когда я настелил новый пол в нашем жилище, Тереза сделала несколько ковриков, использовав часть белой шерстяной фланели, которой мы купили десять метров. Еще два метра она отложила для маленького, а оставшегося хватило на два узких матраса. Но она опасалась, что мы будем мерзнуть, когда температура опустится много ниже нуля, что нас не спасут ни спальники, ни пуховый плед, ни матрасы. И тут она прочла в одном из описаний жизни в лесной глуши, что индейцы сплетают плащи из полосок заячьих шкурок. Почему бы не изготовить тем ж способом меховые одеяла? И она принялась безжалостно ловить злополучных беляков, расставляя силки повсюду, где могла. В результате мы обзавелись двумя вполне приличных размеров одеялами (не очень прочными, но удивительно пушистыми) и меховым одеяльцем, чтобы заворачивать новорожденного.
С сентября и почти до ноября мы ели на обед тушеную зайчатину, жареную зайчатину, котлеты из зайчатины, зайчатину в винном соусе, пироги с зайчатиной, жаркое из зайчатины по-южному, зайчатину под белым соусом, рагу из зайчатины, фрикадельки из зайчатины, фрикасе из зайчатины, рагу из заячьих потрохов, макароны с заячьим фаршем и суп из зайца с гренками из пресного теста. В конце концов заметное уменьшение заячьей популяции и развитие беременности положили предел ее трапперским подвигам. И сегодня, спустя столько лет, даже упоминание о блюдах из кролика заставляет меня зеленеть.
Когда ремонт завершился, общая площадь нашей хижины составила двадцать с небольшим метров. Тереза плотно законопатила щели между бревнами мхом с глиной. Новую крышу я настлал на каркас из стропил, который установил с помощью «Ну-ка, ну-ка!», подвешенного на треноге. К стропилам я прибил жерди, расположив их как можно теснее, покрыл полотнищами пласса для водонепроницаемости, а потом уложил еще стропила, набил на них жерди и проконопатил мхом. Поверх всего мы с Терезой наложили старую дранку, а также новую, которую я нарезал. Меня преисполняла уверенность, что уж эта-то крыша не провалится, сколько бы снега на нее ни намело. Крыша козырьком нависала над крыльцом-верандочкой, выходившим на восток. Я нарубил шестов и огородил крыльцо от ветра, чтобы в хижину не наметало снега всякий раз, как мы будем открывать дверь.
Нары представляли собой деревянные рамы с веревочной сеткой. Свои я сделал подлиннее. Они располагались высоко ради тепла, и мы убрали под них часть вещей, а остальные рассовали по полкам, которые прибили над ними.
Тереза аккуратно счистила с печки значительную часть ржавчины, и мы установили ее на невысоком фундаменте из гальки, скрепленной «цементом» из ледниковых глинистых осадков. К счастью, колена дымохода были все целы, так же как вьюшки и дверцы. Прекрасно зная, как опасен угарный газ (мой троюродный брат погиб от отравления им в рыбачьей хижине, занимаясь подледной рыбной ловлей на озере Винниресоки), я тщательно заклеил все сочленения дымохода асбестовой изоляционной лентой.
Нашу первую наспех сколоченную мебель мы пустили на дрова, и я изготовил довольно изящные предметы с помощью древореза, пока его не постигла безвременная кончина, — набив руку, с ним можно было выполнять очень тонкие операции. Обеденный стол и кухонный поменьше я прибил к стене и сделал над ними полки. Под большим столом хранилось музыкальное оборудование, привезенное Терезой, а также очень сложный миниатюрный источник ядерной энергии (увы, он не подходил для древореза!) для стереонабора, тридивизора, двух ламп и микроволновки.
Я соорудил два не слишком «покойных» кресла, которые Тереза снабдила набитыми мхом сиденьями, мягкими подлокотниками и подушкой под спину.
Табуреты у нар служили тумбочками. Из ящиков (мы перенесли все наши припасы в хижину) я соорудил еще полки, умывальник, большой ящик под дрова и детскую кроватку, которая представляла собой тоже ящик, но на высоких ножках. Ванной нам служила небольшая загородка у входной двери, где я повесил мой старенький туристический душ. Тереза сшила для него занавески из остатков белой фланели. Единственное выходящее на озеро окно я снабдил ставней на петлях, которой мы закрывали стекло по ночам и когда задувал сильный ветер. Я очень гордился этими петлями, потому что вырезал их сам перочинным ножом. А вполне пригодные железные петли для входной двери и металлический засов мы нашли, когда разбирали старый сгнивший пол.
