В тот же день Джон велел жене возвращаться с детьми в город. Дэвид Ормсби-Гор вспоминал: «Он хотел, чтобы Джеки и дети были рядом, пока он принимает все эти ужасные решения». Этим утром Джон вызвал к себе и его, и после секретного заседания кабинета они вдвоем обсуждали кризис и ждали приезда Джеки, которая появилась около половины второго. Вечером Ормсби-Горы вновь прибыли в Белый дом на ужин, вместе со своими гостями – герцогиней Девонширской и Робином Дуглас-Хьюмом. За столом о кризисе никто не упоминал. Кеннеди, с их невероятным самообладанием, не выказывали ни малейших признаков напряжения. Джон, несмотря на взволнованность и постоянные телефонные звонки, вел беседу в обычной своей манере, «задавая множество вопросов об интересных ему людях… их поведении, мотивах и тайных амбициях и мысленно складывая все эти мелочи в мозаичную картину». Дуглас-Хьюму Джеки показалась «более напряженной». Как она объяснила ему на другой день, «она отлично понимала, какое давление испытывает президент, но не могла тогда говорить об этом».
В понедельник в 7 вечера президент обратился к американскому народу, который до сих пор не подозревал, что вправду находится на грани ядерной войны, и призвал СССР «отвести мир от бездны уничтожения». Советские корабли с ракетами на борту шли на Кубу, и флот США начал операцию по морской блокаде острова, намереваясь остановить русских. Никогда еще опасность войны не была так велика.
Джон не обсуждал с женой проблему кризиса. По словам Сьюзан Мэри Олсоп, Джеки «на этой неделе пришлось несладко, я знаю об этом от нашего близкого друга, Майка Форрестола, который был тогда одним из младших помощников в Белом доме… Уже после кризиса я спросила у Майка: “Как вы там выдержали эту неделю?” И он ответил: “Да ничего, выдержали, только мне было ужасно жаль Джеки”. – “О, почему?” – спросила я. “Потому что ей никто ничего не говорил, – сказал он. – Изредка я сталкивался с ней, когда она печально бродила по коридорам, и она спрашивала, что нового. Я, конечно, мог кое-что ей рассказать. Но вообще никто даже не трудился разъяснить ей, в чем дело”. По-моему, президент не хотел об этом говорить… Наверное, предпочитал выпить бокальчик мартини, перекусить, послушать сплетни, узнать, чем занимались дети, и все такое…»
Во вторник 23 октября Джеки пришлось отменить ужин на двадцать пять персон по случаю прибытия махараджи Джайпура и его супруги, хотя, судя по журналам спецслужб, ужин в Белом доме все же состоялся, на четырнадцать персон; в частности, присутствовали махараджа с супругой, Бенно и Николь Грациани, Дэвид Ормсби-Гор и Чарли Бартлетт. Около полуночи Николь Грациани приготовила для всех омлет. «Джон взял ее за руку, – вспоминал Бенно Грациани, – и сказал: “Знаешь, завтра может начаться война…”»
Двадцать четыре часа спустя, в четверг, в два часа ночи, Кеннеди получил от Хрущева гневное письмо на четырех страницах. Советские корабли продвигались к Кубе. Напряженность нарастала в течение еще нескольких дней, до воскресенья 28 октября, когда Хрущев согласился демонтировать ракеты в обмен на гарантии, что США не станут вторгаться на Кубу. Ормсби-Гор, непосредственно наблюдавший, как президент действует в кризисной ситуации, считал, что это был звездный час Кеннеди: «На этой неделе он отличился. Мне кажется, все, кто работал с ним бок о бок, прониклись восхищением; он не падал духом, принимал решения именно тогда, когда они были необходимы, выслушивал огромное количество противоречивых мнений и в итоге предлагал то, что все находили абсолютно правильным».
Все это время Джон-младший лежал с температурой под сорок, но Джеки, сохраняя присутствие духа, не стала обременять мужа еще и этой неприятностью. В четверг 25 октября, в один из самых скверных дней, Джеки продолжала работать по своему графику. Утром заходили на бокал вина махараджа и махарани Джайпура, днем она пригласила Робина Дуглас-Хьюма присутствовать на съемках для канала NBC, который готовил программу о новом Национальном культурном центре; к этому проекту они с Джоном проявляли особый интерес, а деньги на него помогала собрать Джанет Окинклосс. Дуглас-Хьюм застал Джеки в окружении софитов, распределительных ящиков, кабелей и целой бригады техников. «Внешне она казалась спокойной, полной достоинства первой леди, островком сдержанной, обаятельной уравновешенности в джунглях технического хаоса, – писал он. – Но про себя посмеивалась… из-за ее реплик в мою сторону во время съемок я с трудом сохранял серьезность… Как и ее муж, Джеки пресекала дифирамбы по своему адресу». После чая Каролина притащила громадную полую тыкву и попросила Дуглас-Хьюма вырезать на ней лицо – для вечеринок по случаю Хэллоуина на будущей неделе. Когда Джеки фотографировала парочку, расположившуюся на полу, вошел президент и тут же включился в забаву. Дуглас-Хьюма пригласили остаться на ужин, но прежде Джеки строго-настрого запретила ему произносить при муже слово «Куба». После ужина, в перерывах между срочными телефонными переговорами, Кеннеди с сигарой в руке рассуждал обо всем на свете, например «о том, как лорд Бивербрук руководит своими газетами, как Фрэнк Синатра ухаживает за женщинами и почему в журнале Queen опубликован снимок модели (Селии Хаммонд), лежащей на белой медвежьей шкуре и сосущей большой палец». О кризисе он словом не обмолвился, разве только задумчиво упомянул об отношении русских к венским переговорам: «Это все равно что говорить с людьми, которые всю жизнь провели в подвале…» Около десяти вечера Кеннеди пошел спать, чуть позже появившись в пижаме и пожелав cпокойной ночи.
В первый же ноябрьский уик-энд Джеки вместе с Ли, которая все это время находилась в Белом доме, уехала в Глен-Ору. С ними туда отправились Джанет Окинклосс и Робин Дуглас-Хьюм. Поездка была связана с последним проектом Джеки – собственным домом в Виргинии, поскольку владелица Глен-Оры, миссис Тартье, отказалась продлить аренду. Поместье присмотрел для Джеки Пол Фаут, называлось оно Атока, но Джеки переименовала его в Уэксфорд, чтобы порадовать Джека (Кеннеди были родом из одноименного ирландского графства). Впрочем, тщетно, Джеку Атока/Уэксфорд не нравилась, и он никогда не чувствовал себя там как дома… В ноябре 1962 года произошла серьезнейшая битва за бюджет. Смета на ремонт, меблировку и декор нового дома не прибавила Уэксфорду привлекательности в глазах Джека, сюда прибавились и расходы на Глен-Ору, так как миссис Тартье вполне оправданно требовала вернуть дому первоначальный вид. Джек предпочел бы Кэмп-Дэвид с его изумительными горными видами, где в этом году он, Джеки и дети провели День независимости. Уэксфорд, окруженный виргинскими лесами, его не привлекал.
А вот Джеки Атока нравилась. Дом был очень похож на дом Чарли Уайтхауса, одноэтажный, с двумя флигелями и большой террасой по фасаду, откуда открывался вид на деревья внизу и голубые холмы поодаль. Там имелось три спальни, две детские, комната для няни и две комнаты для прислуги. Рядом располагался большой пруд, где дети могли купаться и удить рыбу; кроме того, Джеки задумала сад, не требующий особого ухода… В мае все будет готово, сказала Джеки Пеллам 8 апреля 1963 года, и 24 апреля, по возвращении из Флориды, она перевезет мебель. Под неусыпным надзором мужа, желая хоть на чем-то сэкономить, она попросила Клейборна Пелла найти кого-нибудь, кто арендует поместье с июня. «Прошлым летом мы сдали Глен-Ору и выручили четыреста долларов», – сказала она Пеллам.1962 год закончился для Джеки на привычной приятной ноте. Новый год Кеннеди встретили, по обыкновению, у Райтсманов в Палм-Бич, где присутствовали как минимум шесть женщин из списка самых элегантных знаменитостей: сама Джеки, Ли, Джейн Райтсман, Глория Гиннесс, Марелла Аньелли и Николь Альфан, жена французского посла в Вашингтоне.
13 Свидание со смертью
А у меня свидание со Смертью,
В полночный час, в безвестном городке,
Охваченном пожаром…
И я не пропущу урочной встречи.
