Снаружи так шумели, что свадебные гости едва разбирали, что говорит священник. Двадцать человек вломились в церковь, пришлось выставить их за дверь, многие карабкались по стенам, чтобы сфотографировать происходящее через окна, которые оставили закрытыми, несмотря на жару. Когда новобрачные покинули церковь, ревущая толпа бросилась внутрь, чтобы разобрать цветы на сувениры, один из полицейских в оцеплении даже пострадал. «Джекимания» достигла кульминации. Ни одну королеву, ни одну кинозвезду – за исключением разве что Рудольфо Валентино – не встречали с таким безумным восторгом, как тридцатисемилетнюю вдову. Неудивительно, что в конце лета, беседуя с Уильямом Манчестером, Джеки чувствовала себя едва ли не сверхчеловеком.
В случае с книгой Шлезингера все прошло гладко, и Джеки решила надавить и на Манчестера, которого назначила историком событий в Далласе. Однако попытки подвергнуть цензуре книгу Манчестера «Смерть президента» оказались, что называется, крупной неудачей. На самом деле Манчестер был горячим поклонником Джона Кеннеди и книга стала версией легенды о короле Артуре ХХ века, где Джонсону отводилась роль чуть ли не злодея Мордреда.
25 марта 1966 года Манчестер сел в автобус, следовавший по маршруту Миддлтаун – Нью-Йорк; он сгибался под тяжестью чемодана, где лежали пять экземпляров рукописи, тысяча двести страниц каждый. Джеки и Бобби читать было некогда. Бобби занимался своим политическим имиджем и предвыборной кампанией, разъезжая по стране. Джеки, совершенно оправившись после траура, вела жизнь, полную удовольствий. Вероятно, им не хотелось возвращаться к трагическим событиям того дня. Вместо них книгу прочли и отрецензировали друзья и соратники Кеннеди: Эдвин Гутман и Джон Сейгенталер, Артур Шлезингер и Ричард Гудвин. Ивен Томас, редактор издательства Harper&Row, отметил, что враждебность в изображении Линдона Джонсона может нанести ущерб политической позиции Бобби, ведь именно он авторизовал эту книгу. Через четыре месяца была согласована окончательная версия текста. От Бобби 29 июля пришла телеграмма, что Кеннеди не возражают против публикации книги, но это не означает согласия на журнальную публикацию с продолжениями, правда, Бобби согласился и на это, когда услышал, что Look предлагает за право такой публикации огромную сумму – 655 тысяч долларов.
И тут на сцене появилась Джеки. Новость, что книгу опубликуют с продолжениями и ее прочтет массовый читатель, застала ее врасплох. Она думала, что получит простую историческую хронику «в черном переплете, которую поставят на сумрачные библиотечные полки». Ей совсем не хотелось, чтобы ее личное горе выставили на всеобщее обозрение. Она усиленно давила на Бобби, чтобы публикацию приостановили, и тот обескуражил Ивена Томаса телеграммой, что книгу можно выпустить только при условии, что «миссис Кеннеди даст свое согласие, а она его не дала». Следующие несколько недель Ричард Гудвин, которому Джеки доверяла и который, по мнению Манчестера, разбирался в издательских проблемах, пытался найти решение. В конце концов Джеки согласилась встретиться с Манчестером и Гудвином в сентябре в Хайаннисе.
Ослепительная Джеки в зеленой мини-юбке встретила их в аэропорту. Выпив чаю со льдом на веранде, она не отказала себе в удовольствии покрасоваться перед Манчестером, демонстрируя спортивную фигуру и акробатические трюки на водных лыжах, на которых мчалась за катером, где сидел встревоженный Манчестер. В конце концов она устала, но вместо того, чтобы повернуть к берегу, нырнула с катера в океан. Превосходная пловчиха, да еще и в ластах, она быстро оставила запыхавшегося Манчестера далеко позади. Он даже задумывался, а доплывет ли.
В доме к ним присоединился Гудвин, но конструктивного диалога не получилось. Джеки была резка, порой груба, Манчестер писал, что она «совершенно потеряла связь с реальностью»: «враждебно отзывалась о Look, говорила резкости о [Майке] Коулзе [издателе Look] и отпускала пренебрежительные замечания обо всех книгах о президенте Кеннеди, включая книгу Шлезингера…» Она намеревалась сражаться и победить. «Атмосфера была истерическая. Любую попытку начать серьезное обсуждение она встречала слезами, гримасами, тихими возгласами “О господи!”, вдруг уходила в дом, возвращалась с коробкой бумажных платочков». По словам редактора Look Уильяма Эттвуда, Майку Коулзу досталось от нее еще больше: «Она обозвала Майка сволочью и мерзавцем… Он вышел от нее в недоумении, ведь и подумать не мог, что леди, которая с таким достоинством вела себя на похоронах, способна на подобное…»
Справедливости ради надо сказать, что Джеки тогда просто не могла мыслить рационально. Она прекрасно понимала, что во время десятичасового интервью рассказала Манчестеру слишком много и отнюдь не желает, чтобы все это было опубликовано. Она тогда показала ему два своих любовных письма Джеку – одно из октябрьского греческого круиза и копию письма, которое положила в гроб. Манчестер явно их пересказал. Правда, позднее он клялся, что при написании книги не использовал записи интервью, но откуда еще он мог почерпнуть сведения о том, как Кеннеди провели последний вечер или как Джеки обмакнула палец покойного мужа в вазелин, чтобы надеть свое обручальное кольцо. Недаром ведь сам признавался, что «она ничего не скрывала во время наших интервью…».
В начале декабря Джеки решила подать в суд, обвиняя Манчестера и его издателей в пренебрежении «общепринятыми нормами приличия и лояльности», в оскорблении «достоинства и во вторжении в частную жизнь наших детей, которую я так стремилась оградить», а также в «искажении образов некоторых других лиц [Линдона Джонсона]». Ричард Гудвин, которого Бобби попросил уладить ситуацию, сочувствовал Джеки: «Она считала, что может просмотреть [книгу] и изъять все, что ей не по душе. Ведь именно на таких условиях она дала это крайне эмоциональное интервью. Я хочу сказать, что у нее и тогда нервы были ни к черту. В общем, она отпустила тормоза, выпила чуток и принялась изливать душу, и поди разбери, где тут правда, а где вымысел, она и сама не знала. Когда книга вышла, и интервью было дано, и ей не позволили ничего менять… то и с чисто политической точки зрения было глупо [судиться с Манчестером]. Но для Джеки политическая точка зрения не играла роли. Она не пыталась подвергать цензуре историю, ее беспокоили пассажи, где речь шла о реакции детей… Она говорила только, что открыла Манчестеру самые сокровенные глубины своего сердца, а он ее предал и надо что-то делать. Печальная ситуация. Помню тот вечер в квартире на Пятой авеню, когда она приняла решение… и я мог посочувствовать… Бобби, конечно, был категорически против, как и все, у кого имелась хоть капля здравого смысла… Джеки находилась в полном смятении и действовала иррационально, тогда как окружающие искали рациональное объяснение ее желанию отцензурировать книгу. Ее ничуть не интересовало, как воспримет книгу Джонсон. Ей было плевать, даже если б его утопили в Атлантике, закатав ноги в бетон!»
Рукопись Джеки все еще не читала. Между тем Look уже печатал ее с продолжениями. Только в середине января Джеки наконец прочла «Смерть президента» и, по словам автора, нашла книгу превосходной. К тому времени Кеннеди, сознавая, что скандал негативно сказывается на престиже как Бобби, так и Джеки, решили все уладить. 7 апреля 1967 года книга вышла в свет, с издательским примечанием, что «ни миссис Кеннеди, ни сенатор Роберт Кеннеди не санкционировали и не одобрили материал, изложенный в книге…». Через год с небольшим Джеки и Уильям Манчестер все же помирились, когда автор не только предложил поддержку предвыборной кампании Бобби, но и перевел гонорар от продажи книги в фонд Библиотеки Кеннеди.
После подписания соглашения об урегулировании претензий пресса объявила Джеки победительницей, но победа была пиррова. Она добилась своего касательно ряда пассажей, которые большинство сочло бы вмешательством в личную жизнь. Но, как отметил Newsweek, сам факт войны с Манчестером сделал его книгу сенсацией года. Джеки конечно же понимала всю бесплодность своих действий, так как в ответ на доброжелательное письмо Линдона Джонсона, который просил ее не беспокоиться насчет манчестеровской «клеветы» по его адресу, написала, что считает свою победу «пустышкой», ведь все, против чего она выступала, так или иначе опубликуют. Позднее Джеки, крайне взвинченная, 9 января 1967 года писала Джонсону с Антигуа, что с ужасом прочла в журнале, будто не желала, чтобы он называл ее голубушкой: «Весь гнев, который я старалась забыть, снова закипает внутри».
