— Они ведь тоже нахлебались спирта, хотя и невольно, — ревниво проговорил Степан Федорович. — Почему же они не требуют продолжения банкета, а малодушно ретируются?
— Что русскому хорошо, то немцу смерть, — объяснил я. — Согласитесь, иностранцев, для которых местный менталитет навсегда останется загадкой, поведение русичей обязательно должно сбить с толку. Естественно, они предпочтут не нападать сейчас, а подождать подкрепление…
— О, почему они не провалились?! — зашлепал себя по щекам Степан Федорович. — Почему успели выбраться на берег без потерь?! Что за невезение?!
— Это точно, — пробормотал я. — Псы-рыцари не провалились… Чего нельзя сказать о плане Невского…
Тут я замолчал, представив себе, как оно будет, допустим, завтра. Русское войско продерет глаза и увидит, что ворога и след простыл. Брести по простывшему следу с похмелья — удовольствие ниже среднего. Пока Невский и сотоварищи будут соображать, как и что было вчера, на лагерь обрушится подкрепленное свеженькими воинами войско противника. Глумливые германцы будут с чувством рубить, строгать и художественно расчленять неповоротливые тела несчастных русичей, а несчастные русичи будут просить пощады и рассола…
Но это будет завтра. А сейчас ливонцы медленно отползали. Многих откровенно тошнило от чрезмерной дозы алкоголя, кто-то громко стонал, держась за голову, а кое-кто вообще лежал бревном. И правда: немцу смерть то, что для русского — каждую субботу после бани.
Происходящего в германском лагере, конечно, дружинники не видели, потому что Александр Ярославич, прекратив терзать дуду, решил поддержать бурное течение праздника в заданном с самого начала темпе — приказал всем в обязательном порядке наполнить подручную тару спиртом и громко замычал какой-то тост. Ему внимали напряженно, но абсолютно безуспешно — понять мысль, которую он хотел донести до аудитории, было затруднительно даже в трезвом виде.
— Перережут как курят! — схватился за голову Степан Федорович. — Что же делать?! Русь лишится виднейшего и преданнейшего защитника и ревнителя. А полчища германцев двинут на Новгород и дальше… Ведь это мы ответственны за очередной исторический парадокс! Как же я детям в глаза смотреть буду, когда домой вернусь?
— Во-первых, у вас никаких детей нет, — сказал я. — Во-вторых, домой вы — вполне возможно — вообще никогда не вернетесь. А в-третьих… Кажется, очень скоро политико-географическая территория Германии увеличится на столько, на сколько уменьшится политико-географическая территория Руси. Вот когда можно будет с полной уверенностью сказать — русского мужика водка погубила…
— Перестаньте юродствовать! Это же моя страна! Моя родина! И вы не меньше моего виноваты в случившемся! Надо было додуматься — большой мужской коллектив, походное напряжение, отсутствие жен, детей и тещ как сдерживающих факторов… И целое озеро чистого спирта презентовать! Воистину — бесовская порода ведет начало от змия-искусителя.
— Они сюда не на рыбалку, между прочим, пришли, а по делу, — огрызнулся я. — Да ладно, чего уж теперь… Сидите здесь, не высовывайтесь и смотрите, как работает профессионал. Попытаюсь исправить положение. Сейчас они у меня с боевыми песнями ринутся вдогон за ворогом!
— Ой ли? — усомнился Степан Федорович, глядя на то, как отдельные дружинники уже устраивались на бережку отдохнуть от буйства жизненных красок.
— Гадом буду! — поклялся я страшной клятвой одного из своих недавних клиентов с воркутинской ИТК строгого режима, который душу продал за ушанку-невидимку и кирзачи-скороходы. — Ринутся, никуда не денутся. Кстати, и вы будьте начеку. Как только я двинусь к германскому лагерю, сразу — за мной! Если не хотите пропустить момент, когда Гиммлер во второй раз врубит свою установку!
С этими словами я выпрыгнул из-за укрытия и с ходу врубился в разгоряченную толпу.
Меня поначалу и не заметили. Князь домычал свой тост, дружинники с облегчением выпили.
Остограммился и князь. Классически ткнулся носом в рукав кольчуги и, занюхав порцию, потянулся к дуде. Я рванулся изо всех сил и поспел первым.
— Александр Ярославич! Саша! Опомнись!
— А? Ты кто? Отдай дуду!
— Не отдам! Зачем она тебе! Вот тебе лучше секира и щит.
— Отдай дуду, молвят тебе! Чего душу поганишь? Надоели мне эти железки за всю жизнь. Битвы и битвы с отрочества до мужества… Воротит! Дай хоть раз отдохнуть по-человечески!
— Враг бежит!
— И прав-вильно делает. Боятся, гады, значит, уважают!
— Так уйдут ведь!
— А хрен с ними. Потом поймаю и рожу начищу…
— Сейчас самое время! Они все спиртом перетравились, они даже достойного сопротивления оказать не смогут! Вперед и с песней!
— Чем отравились? Забористым зельем сим? Нектаром? Не бреши, архангел!
— А ну, встать прямо и не шататься, когда с архангелом разговариваешь! — выйдя из терпения, заорал я. — Немедленно строиться и марш вдогонку за противником!
Князь пристально посмотрел на меня и нехорошо прищурился. Шутки кончились.
— Отдай дуду. Желаю веселиться, — веско проговорил он. — По-хорошему прошу. Пока…
Трезвый пьяного не поймет. Как мне втолковать ему?.. Не напиваться же тоже для установления полного душевного контакта? Такая гармония непременно выйдет боком. Но дуду я из рук не выпустил. Вот интересно, если я при всех надаю князю отрезвляющих оплеух или окачу ведром ледяной воды — меня сразу же затопчут или секунду спустя? Нет, такой вариант не подходит.
— Пусти, молвлю, инструмент! — рявкнул Александр Ярославич. — А не то!.. И не посмотрю, что архангел! Я тоже не песьих кровей. Я не лаптем щи хлебаю, я — князь, между прочим!
— Между прочим, собака-германец тебя только что обозвал таким словом, которое и повторять-то вслух срамно, — попробовал я новый ход. — Сам слышал!
— Это каким таким словом?
Призвав на помощь всю свою изобретательность, я наклонился к княжескому уху и прошептал о принципиальных отличиях лиц нетрадиционной сексуальной ориентации от прочего населения. Невский не взорвался негодованием, как я ожидал, а только непонимающе почесал в затылке:
— Неужто у немцев так принято? Вот уж — все не как у православных. Не, у нас по-другому… У нас баб хватает, даже слишком…
— Тьфу ты!
— Чего плюешься? Недостойно сие архангела светлого!
— Ах, недостойно, говоришь? Светлого архангела, говоришь? Так вот же тебе!
Я сорвал с головы шлем и пинком зашвырнул его на середину озера. Князь Александр Ярославич целую минуту, открыв рот, созерцал рожки. Потом до него дошло.
— Друже! — заревел он, шаря руками у пояса в поисках меча. — Бесы поганые взор мой смущают! Глаза отводят! Архангелами прикрываются, а сами…
— Плетут козни и честных людей стремятся погубить, — закончил я, чтобы уж разом прояснить все. — Вот, пожалуйста, твой меч. Руби шею окаянную!
— Бей его! — воскликнул Невский. — Уничтожай!
— Ура! — воскликнул я. — Наконец-то опомнился! Беи меня! Степан Федорович, тикай, нас начинают уничтожать!
Времени, чтобы оказаться вне досягаемости мечей и секир, у меня было предостаточно. Пока Александр Ярославич расталкивал своих подопечных и объяснял им. что к чему, пока ратники искали свое оружие, а потом заправлялись на дорожку перед погоней, я мог бы даже перекурить. Жаль, что сигареты давно закончились. Пара-тройка стрел полетели в мою сторону и. не долетев, бессильно упали на землю у самых моих копыт. А впрочем, куда нам спешить-то? Германцы так и не пришли в силы для того, чтобы целенаправленно спастись бегством. Вон они — мотыляются между шатров, то и дело сгибаясь пополам, чтобы помочь отравленным желудкам. Вяло колышутся, как сомнамбулы, пытаясь построиться для отступления…
Наконец дружина Невского в полном составе беспорядочной гурьбой шумно покатилась ко мне, и я начал свое стратегическое отступление по берегу озера к германским шатрам. Степан Федорович огибал озеро по другой стороне — за ним тоже гнались и тоже с криками: «Лови беса! », но гнались вяловато. Приказу князя расслаблявшимся на полную катушку ратникам подчиняться особо не хотелось, а бывшему театральному уборщику явно не хватало воображения, чтобы воодушевить преследователей. То ли дело я! Я, можно сказать, блистал, обзывая князя, топавшего сапожищами впереди своего отряда, «дырявым валенком», «запечным тараканом», «зарвавшимся феодалом» и другими нелицеприятными прозвищами — и вполне в этом деле преуспел. После «отморозка сиволапого» князь взъярился настолько, что, оторвавшись от основной группы дружинников, длиннющими скачками понесся вперед, вращая мечом на манер пропеллера и тем самым, видимо, придавая своему телу дополнительное ускорение.
