— Затем, что, кроме тебя, ни одного дельного воина не осталось! — зарычал Гиммлер и пинком опрокинул котелок. — Все, все пропало! Берлин пал! Рейхсканцелярия обрушилась в подвал, а подвал обрушился… черт знает куда под землю! Все, кто на тот момент находился в рейхстаге, пропали под каменными обломками! Гитлер! Мой обожаемый фюрер исчез! Неужели я больше его не увижу? Геринг, Борман… Все! Личная охрана фюрера, отборные бойцы — все пропало! Весь гарнизон рейхстага! Все оружие! Под землю! Только нас с тобой взрывной волной вышвырнуло из эпицентра! Правда, не может не радовать то, что и Штирлиц, и плененный после отбитого нападения отряд красных партизан Златича, с которыми как раз непринужденно беседовали в пыточной, тоже ухнули под землю, но разве это хоть немного облегчает положение?
— Штирлиц погиб? Степана Федоровича больше нет? — Я схватился за голову.
— Ему просто не повезло, — пожав плечами, констатировал Гиммлер. — Плевать на твоего Штирлица! Туда ему и дорога! Гадина…
— А как же твоя армия мертвецов?
— Вышла из-под контроля, — злобно сплюнул Гиммлер. — После катастрофы они выбрались на поверхность — им-то никакие ушибы и ссадины не страшны — и разбежались по городу, где их и перехватил… новый хозяин.
— Какой?
— Ука-Шлаки! — скривился Гиммлер.
— Охотники за головами! — вспомнил я именной ассагай на стене кабинета Штирлица.
— Колдун племени уна-уму, — подтвердил Генрих. — Ука-Шлаки. Бездарный дикарь! Первобытный шарлатан! Он даже не колдун, он… он… просто козел! Дорого бы я дал за то, чтобы набить ему морду! Но он скрывается даже от своих сородичей, которые утверждают, что Ука-Шлаки настолько велик и страшен, что даже вид его опасен для смертного… Никто никогда не видел Ука-Шлаки… Даже Штирлиц. Тьфу, неграмотный шаманишко! Для того чтобы создать собственных зомби, у него, видите ли, образования не хватает, а вот завладеть чужой армией — пожалуйста! Теоретических знаний у него нет, но кровь потомственного вудуиста сделала свое дело. Зомби наверняка подчиняются ему с восторгом и радостью. А у меня они только и знали, что пьянствовать да развратничать… Зомби деморализовали и обратили в бегство гарнизон Берлина и большую часть мирных жителей… Даже противник в недоумении медлит… Предатели! Вокруг одно предательство!
— Постой! — закричал я. — Так ты хочешь сказать, что это новое правительство вовсе не советское?..
— Встать, белокожие свиньи!!! — пронзил мои барабанные перепонки истошный вопль.
Я поспешно поднялся. Гиммлер отчаянно заскрипел зубами, но встал на ноги тоже.
За оградой из колючей проволоки остановились два черных парня. Курчавые и полуголые, они были босы, на широких плечах держали могучие ассагаи; у набедренных повязок болтались большие серповидные ножи, наверняка очень удобные для мгновенного отрезания головы. В приплюснутых носах покачивались толстые серьги.
— Это проклятый шпион Штирлиц снабжал их оружием, — захрипел Гиммлер. — Это он навел их на мысль о мировом господстве. Сволочь! Хотел, видимо, на крайний случай сколотить себе личную гвардию! Мало того, что он принял в большевистскую партию дружинников, драл с них себе в карман партвзносы, воеводу Златича назначил парторгом и обязал проводить ежедневные ликбезы на тему: «Майор Исаев — славный сталинский орел»…
— Молчать, белые недочеловеки, когда с вами разговаривают представители господствующей негроидной расы!
— … он еще и этим обезьянам привил идеи расизма!
— Не разговаривать, помет шакала! — разъярился один из племени уна-уму. — Почему сидите и не трудитесь? Возводите для нас многоэтажные каменные хижины, или ваши вонючие головы слетят с ваших вонючих плеч!
Гиммлер побагровел. Секунду стоял он неподвижно, сжимая кулаки и скрежеща зубами, а потом заорал, выбросив вперед и вверх правую руку:
— Хайль Гитлер! Всемогущий Вотан, будь милосерден к германскому народу! Ибо Германия превыше всего! — Треснувшие стекла в очечках гневно блистали.
Охотники за головами схватились за свои ножи:
— Белым свиньям разрешено возносить молитвы только великому Ука-Шлаки!
— Ука-Шлаки — форева! — с готовностью поддержал я, оттирая взбеленившегося рейхсфюрера в сторону. — Простите этого неотесанного мужлана, доблестные воины уна-уму. Мы немедленно начинаем работать.
— Хайль Гитлер! — долдонил свое Гиммлер. — Свободу нибелунгам! Вы знаете, неотесанные скотины, что рабский труд экономически невыгоден?
— Заткнись! — пнул я его коленом. — Надоело голову носить? Откуда им знать о недостатках рабовладельческого строя? Они еще по уши в первобытнообщинном сидят… Заткнись, кому говорят! На твои вопли сейчас все племя сбежится.
И впрямь — по ту сторону ограды наметилось некое оживление. Не менее пяти десятков чернокожих оккупантов, размахивая ассагаями, бежали к нам.
— Свободу!..
Этот удар у нас в преисподней называется: «Папа, я не хочу сестренку». Я себе даже копыто ушиб. Зато Гиммлер прекратил ораторствовать и опрокинулся навзничь, закатив глаза, зажав ладони между ног.
— Работайте! — смягчились уна-уму, увидев, как я бодро утихомирил буяна. — А то свободы захотели… Труд сделает вас свободными…
Гиммлер заскулил, утирая локтями бессильные слезы. Я кое-как поднял его с земли и подтолкнул к ближайшей куче кирпичей.
— Не могу я так… — бормотал рейхсфюрер, сгибаясь над кроваво-красным силикатным обломком, — не могу больше… Я лучше повешусь… Я — правая рука Гитлера! Член национал-социалистической партии с двадцать пятого года! Автор проекта «Черный легион»! Глава института «Аненэрбо»! Великий черный маг! Предводитель тайной германской полиции!
— Слушай, предводитель дворянства, помолчи лучше, дай сосредоточиться!
— И мне кирпичи таскать? Подчиняться вшивым обезьянам?! Мне, кого за боевую хватку и непримиримость прозвали Неистовым Диким Котом?! Для вшивых обезьян строить многоэтажные хижины?.. Нет! Лучше я последую за обожаемым фюрером в бездонную яму!
— Какую еще яму? — поинтересовался я, прерывая укладку основания кирпичной пирамиды.
— Ту, которая на месте рейхстага образовалась!
— А я-то думал, там просто груда развалин… Интересно, под рейхстагом подземное озеро было? Или другие какие-то пустоты? Куда-то ведь должна было деться эта громадина рейхстаг, да еще со всей своей начинкой?
Гиммлер сверкнул на меня глазами.
— Не знаешь, так молчи! — с неожиданной злобой посоветовал он. — Уна-уму теперь боятся к той яме подходить… Они говорят, что по ночам оттуда доносится замогильный вой и зловещее клацанье оружия. Они назвали это место — Черная Тьма.
— И это тебя приободряет?
— И это меня приободряет!
Я выпрямился. Десяток уна-уму, скуки ради остановившиеся поглазеть на экономически невыгодный рабский труд, недовольно заворчали.
— Значит, есть возможность, что Степан… то есть Штирлиц еще жив? В Черной Тьме?
— Надеюсь, что он мертв! — сварливо заявил Генрих. — Но фюрер… Если дело обстоит так, как я предполагаю, то еще не все потеряно.
— Есть предложение, — не вникая в подробности, немедленно отозвался я. — Сгонять к рейхстагу и заглянуть в твою бездонную яму. Может, она не очень уж и бездонная? Может, вой оттуда не очень и замогильный? А клацанье не совсем зловещее? Милый Гиммлер, ты и представить не можешь, как меня обрадовал! Ты и представить не можешь, насколько реально прекратить этот кошмар, если Штирлиц все-таки выжил!
— Насколько реально? — с жадностью спросил Генрих.
— Ну… пока не знаю. Время покажет.
— Работайте, гнусные насекомые! — подстегнул нас окрик с той стороны колючей проволоки. — Дворцы мы уже разрушили! Теперь победоносной нации уна-уму нужны хижины! Желательно пятиэтажные.
— Надо бежать! — согнувшись снова над кирпичами, выдал Гиммлер.
— Здорово придумано. Конгениально, Киса!
— Как ты меня назвал? — дополнительно оскорбился рейхсфюрер.
— Сам же говорил — Неистовый Дикий Кот. Да ладно, забудь, предводитель дворянства, не обращай внимания… Что ты там про бегство говорил?
