В те времена, когда Поле Руин было первым и единственным из Полей, сотворенных Создателями, это место называли Горячими Камнями. На Поле гремели битвы; замки и города, воздвигнутые первыми игроками, разрушались, создавались новые, которые очень скоро постигала та же участь – быть низверженными во прах и пепел. Лишь Горячие Камни остались нетронутыми, потому что не было силы, чтобы опрокинуть эту пронзавшую небо громаду. Горячие Камни – чудовищная скала, изрытая пещерами, покрытая, как извилистыми шрамами, каменными лестницами, – была и впрямь огненно горяча, точно где-то в толще скалы прятался пышущий жаром стержень. С нижних уступов открывался вид на все Поле, со средних ничего не было видно, кроме стелющихся внизу тяжелых облаков, похожих на пропитанное водой тряпье.

А на вершине, объятые вечным пламенем, возвышались крепостные стены замка Создателей – Пылающие Башни. Никто из детей Поля не мог приблизиться к Пылающим Башням. Вечное пламя пожрало бы смельчака, если б такой объявился хоть однажды.

Когда Полей стало больше, когда Создатели исчезли с тем, чтобы никогда не вернуться, вечное пламя стало потухать, а скоро и вовсе пропало. Горячие Камни перестали быть горячими, но все еще хранили тепло Создателей. И Пылающие Башни остались чернеть под обожженным небом. Враждующие кланы – Золотой Дракон и Мертвый Дом, сражавшиеся ранее за Башни, забыли о Камнях. Дети Поля постепенно обживали Скалу – так они назвали ее, предав забвению старое имя. Они селились на нижних уступах и редко – на средних, потому что огонь, зажженный их руками, бледнел и гас от недостатка кислорода уже на пути к верхним уступам.

И хотя Создателей больше не было в Пылающих Башнях и давно погасло вечное пламя, к верхним уступам никто не ходил. Дети Поля, живущие на Скале, складывали легенды о злобных духах, обитающих там.

И к Пылающим Башням до сих пор никто не смел приближаться.

Небеса изменили свой цвет – от багряно-красного к тяжелому медному. Близилось время сна, когда с верхних уступов Скалы по длинной, вьющейся серпантином лестнице на площадку шириной в сотню шагов спустился человек в темной одежде. Путь с верхних уступов был долог; закончив спуск, человек присел на жухлую траву в паутинной тени иссохшего дерева. Он тяжело дышал, слишком прозрачный воздух с трудом насыщал его легкие. Поднявшись, он осмотрелся – на площадке, покрытой скудной растительностью, кроме прилепившейся к серой стене хижины, не было ничего. Человек в темной одежде вытащил из-за пазухи странного вида ожерелье: нанизанные на бечеву округлые дощечки, похожие на монетки. Дощечек было четыре, и на первой раскинул крылья искусно изображенный белогрудый орел.

Дверь хижины открылась, оттуда показался косматый бородач в одежде из звериных шкур.

– Чего тебе? – выкрикнул косматый.

Человек в темной одежде поспешно поднялся.

– Ты живешь здесь? – неожиданно тонким голосом спросил он.

– Об этом ты мог бы и не спрашивать. Конечно, живу. Что еще, по-твоему, я здесь делаю?

Глаза пришельца стали беспокойными.

– Подойди ко мне, – попросил он.

Косматый и не подумал выполнить просьбу.

– Мне нужно видеть, как ты ходишь, – сказал пришелец почти умоляюще.

– Ты пришел с нижних уступов или с Подножия?

– Я пришел снизу, и я шел очень долго.

– Ты долго шел, чтобы посмотреть на мою походку? Внизу нет других развлечений?

– Подойди ко мне, прошу тебя!

Косматый пожал плечами. Он сделал несколько шагов по направлению к незнакомцу и остановился. Левая нога косматого при ходьбе неестественно искривлялась; прогибалась в колене назад, будто в ноге был перевернут коленный сустав.

– Этого достаточно?

– Не так давно ты убил птицу.

– Что?

– Ты убил белогрудого орла.

В голосе косматого прорезалось раздражение:

– Я убил белогрудого орла! – подтвердил он. – Птица села на то дерево, под которым стоишь ты. Я чуть приоткрыл дверь хижины и всадил стрелу орлу под клюв. Я боялся, что он рухнет туда... – косматый указал рукой на край площадки, где начиналось затянутое белесым туманом небытие, – но он повис в ветвях. Я совершил какое-то преступление? Почему тебе интересна моя охота?

Человек в темном не ответил – если, конечно, вообще собирался отвечать. А косматый вдруг хлопнул в ладоши.

– Ты – оракул! – воскликнул он. – Ты служишь Старейшим и Всевидящим! Я никогда не видел таких, как ты, я только слышал о вас. Здесь редко кого можно увидеть... Скажи, а мне не полагается никакого вознаграждения за то, что я оказал тебе помощь?

– Ты не слишком перетрудился, – заметил пришелец.

– Но я мог вообще не отвечать.

– В таком случае я был бы вынужден оплатить сведения.

– Ты меня обманул!

– Я ничего тебе не обещал.

Проговорив это, оракул вернулся к лестнице и шагнул на первую ступеньку. Косматый проследил за тем, как он поднялся высоко по стене, потом, коротко зарычав, поспешно захромал в хижину. Когда он появился на площадке с охотничьим арбалетом в руках, оракула уже не было видно – очевидно, он свернул на одной из бесчисленных лестничных развилок и затерялся между уступами Скалы.

Косматый выругался и швырнул себе под ноги арбалет.

Ступени привели оракула в узкую сквозную пещеру. Пещера заканчивалась обширной – шириною в пятьсот шагов – площадкой, огороженной каменными валунами с трех сторон и стеной Скалы – с четвертой. Нависающая треугольная плита давала обильную тень. Из-под плиты тонкой струйкой бил вниз горный родник. Защищенные тенью, но и не страдающие совсем от недостатка света съедобные растения возвышались над ухоженными грядками. Это было удобное место для жилья – десяток хижин, расположенных полукругом, являлись тому безусловным свидетельством.

Небеса приняли цвет темной меди – время сна началось.

Оракул отсчитал с правого края третью хижину, ступая тяжело, как очень утомленный человек, подошел к ней и осторожно приоткрыл дверь.

В хижине было темно. Оракул тихонько позвал, но никто ему не ответил. Ему пришлось выйти и вытащить из крыши несколько жердей, чтобы небеса пустили через образовавшуюся щель в хижину световой луч. Оракул, пригнувшись, снова вошел в хижину. Прошел несколько шагов и остановился. На земляном полу, вытянув руки вдоль туловища, лежала обнаженная женщина сорока или сорока пяти лет. Женщина, уже не нуждавшаяся в одежде, оставалась неподвижной, глаза ее были закрыты, а бледная, синеватая кожа еще не успела потемнеть. Оракул легко перевернул застывшее тело и склонился над ним. Под правой лопаткой умершей виднелось гнездо бородавок. Оракул внимательно пересчитал бородавки – их оказалось семь. Тогда он вернул тело в исходное положение, на корточках переместился к изголовью и принялся перебирать длинные, тщательно расчесанные волосы. На темени обнаружилось густо-синее пятно неправильной формы – непременный признак отравления соком цигуды.

Заслышав шорох в недрах соседней хижины, оракул оставил мертвую, выбрался наружу и поспешно покинул селение. Он не знал, как отнесутся люди к тому, что посторонний человек украдкой посетил последнее пристанище их соплеменницы, – и не хотел рисковать.

Судя по всему, в селении осталось мало людей, но те, кто остался, несомненно, изменились. Ему не хотелось попадаться им на глаза.

Миновав сквозную пещеру, он поднялся далеко наверх, остановился на ступеньках, глядя себе под ноги. Отвесную стену Скалы облизывали языки тумана. Оракул вытащил свое ожерелье, снял с бечевы округлую дощечку и уронил ее в туман. Слоистая белесая бездна поглотила дощечку беззвучно. Точно так же, как и предыдущую – первую, – с изображением орла. Теперь на бечеве оставалось две дощечки.