— Да, — отвечал Афанасий. — Как можно дольше.
— Ладно, — сказал я. — Я мог бы её, правда, отметками порадовать, но… Ну ладно.
— Тебе это будет очень трудно?.. — спросил он сочувственно и в то же время моляще.
— Ничего…
— Большое спасибо!
— Не за что, — ответил я чуточку досадливо.
Открыла нам мать Афанасия. Она была очень приветлива и сейчас же пригласила нас обоих к столу.
— Пожалуйста, пожалуйста, у нас уж так заведено: всех товарищей Афика — в обед ли, в ужин ли — мы всегда просим к столу! — объявила она, когда я стал отказываться. — Так у нас в доме заведено! Такой уж в нашем «монастыре» устав… — заключила она радушно и, пожалуй, немного хвастливо, распахивая перед нами дверь столовой.
— Нам только сначала, мама, руки надо помыть, — сказал Афанасий, опасливо пятясь и почему-то делая мне знаки. — Мы сейчас…
— Пожалуйста, идите в ванную, — отозвалась его мать тем же радушным голосом. — Дашь, Афик, товарищу чистое полотенце.
В ванной Афанасий торопливо закрыл дверь на задвижку, сильно открутил кран, но мыла в руки не взял, а произнёс озабоченно:
— Володя, я тебя ещё не предупредил…
— О чём? — спросил я.
— Мама с тобой за столом будет на разные темы беседовать… — сообщил он под шум падающей воды.
— И что? — сказал я.
— Так ты, прошу тебя, не упомяни случайно об институтах, студентах, приёмных экзаменах и всяких таких вещах.
— А почему? — спросил я.
— Потому что, видишь ли какая штука, она мечтала всегда, чтоб я после школы пошёл в вуз. Но с таким аттестатом, какой у меня будет, конечно, в институт и соваться нечего при теперешнем конкурсе. А мать всё с этим не свыкнется и, как услышит о студентах, дипломах там, деканах, расстраивается сразу. Ты этого не касайся, Володя.
Тут его мать сквозь дверь осведомилась, куда мы запропастились. Афанасий находчиво отвечал, что мы выронили и не сразу нашли мыло.
— К столу, к столу, быстренько! — донеслось из-за двери, и мы с Афанасием направились к столу.
По коридору мы шли молча, но на пороге столовой Афанасий потянул меня за рукав.
— Что?.. — спросил я, понижая голос.
— О техникумах лучше тоже не упоминай, — шепнул он.
После этого мы сели к столу.
Ужин был очень вкусный. Но я с опаской ждал минуты, когда мать Афанасия начнёт со мной беседовать. На всякий случай я повторял про себя слова — темы, которых Афанасий просил не затрагивать.
«Табеля, институты, студенты, дипломы… — твердил я, запоминая, и мне хотелось загибать пальцы на руках. — …Деканы, ректоры, экзамены… Что-то ещё я забыл? Что?.. Да, техникумы!»
Между тем мать Афанасия осведомилась, с родителями ли я живу и кто по профессии мой отец.
Считая, что ничуть не подведу Афанасия, я сразу отвечал, что папа геолог.
— И мой брат геолог! А что твой папа заканчивал?
«Геологоразведочный институт», — чуть не ответил я тотчас же, но вовремя спохватился: «Институт… нельзя».
Пришлось думать, как быть. Думал я с таким видом, точно припоминаю, где папа учился. Афанасий тем временем, недвижно уставясь на меня, с усилием жевал. Казалось, кусок кулебяки у него во рту рос и твердел…
Продумав под его взглядом минуты две, я наконец сказал, что папа самоучка. Такой ответ, во всяком случае, не наносил Афанасию никакого ущерба. И вообще за весь вечер я ничем не повредил ему, но сам произвёл на его мать впечатление недоумка. Когда я ушёл, она долго у него допытывалась, что он во мне нашёл. При мне же она только один раз сказала с улыбкой:
— А Володя, по-моему, очень задумчивый, да? Он как будто всё время в мыслях витает где-то… Да, Афик?
— Ага! — весело подхватил чёртов Афик. — Чудак человек! — И он расхохотался.
Действительно, перед тем как раскрыть рот, я каждый раз надолго задумывался, чтоб ненароком не подвести Афанасия.
Но гораздо нелепее было другое. За целый вечер я не сказал ни слова правды. Любой мой правдивый ответ каким-нибудь образом вредил Афанасию. На самый простой и обычный вопрос нельзя было отвечать, не подумавши…
Мне вспомнилась вдруг известная детская игра с трудным условием: «Да» и «нет» не говорите, чёрного и белого не берите». Пожалуй, игра, в которую втянул меня Афанасий, была посложнее.
Но главное, этой игре не было конца.
— Володя, ты просто огромнейший молодец! — объявил Афанасий, выйдя вместе со мной во двор, чтоб проводить меня до ворот. — Я несколько раз так струхнул, что, знаешь… Но ты так выворачивался, что просто… Ну, я тебе, Володя, так благодарен… — Афанасий, что называется, не находил слов. — Я тебя хочу познакомить с Зоей, — сказал он после паузы решительно и облегчённо, точно нашёл-таки способ выказать мне и доверие и благодарность.
— С какой Зоей? Кто это — Зоя?
— Это девушка, в которую я влюблён, — отвечал Афанасий, оглядываясь по сторонам. — Её ещё не видел никто из моих знакомых, и ни мама, ни папа не видели… Она, как мы, десятый класс кончает, но за ней и студенты бегают, и новатор один лет двадцати пяти на неё заглядывается. Зойка…
— А из какой она школы? — спросил я.
Оказалось, что из той же, которую кончала Зина Комарова. Тут у меня почему-то увеличился интерес к неизвестной Зойке.
— Как же ты нас познакомишь?
— Мы к ней послезавтра вечером пойдём в гости. Она меня приглашала прийти с товарищем.
— А по какому поводу зовёт? — спросил я.
— Да просто так — весна, майские дни…
Через два дня Афанасий под вечер зашёл за мной, и мы отправились к этой его знакомой девочке. А за несколько часов до того в школе, когда я забежал в гардеробную за фуражкой, меня остановил Рома.
— Мне кажется, в последние дни ты за что-то на меня в обиде, — сказал он. — Если так, это очень глупо. Если мне померещилось, тогда «инцидент исчерпан»…
Рома смолк.
Признаваться в обиде, которую уже заранее, наперёд, он объявил глупой, я не хотел. Заверять его, что решительно ничего не произошло, — тоже. И вообще, к чему объясняться?
— Спешу сейчас. Бегу… — отвечал я уклончиво.
— Ладно, — сказал он, легко меня отпуская. — Вечером, надеюсь, будешь свободен.
Это прозвучало мне вслед не как вопрос, а, что ли, как напоминание о само собой разумеющемся.
— Не буду, — отвечал я тоже вскользь, очень довольный тем, что это правда. — Я приглашён в гости. Пока!
Мне было очень приятно произнести это — почти так же, как когда-то сказать дома: «Провожал мать товарища, спешившего на пленум». А довольно давно это было!.. Хотя не так уж…
Афанасий зашёл за мной даже раньше, чем мы уговорились. Он был наряден, возбуждён и сильно суетился:
— Володя, галстук не очень пижонский? Что брюки внизу обтрёпаны, не заметно? Сойдёт, а? Слушай, я не очень жирный? Анфёров мне сказал, что я жирный парень. Спортом, говорит, позанимайся. По-твоему, ничего? А сзади?..
— Ничего. И потом, всё равно тебе сегодня уж не успеть похудеть, как бы там ни было.
— Сегодня? Да, сегодня, верно, не успеть, — согласился Афанасий и расхохотался. — Это ты остроумно заметил!
Но сам я не находил в своём замечании ничего остроумного. Оно было, как любит выражаться моя мама, резонным. Не больше.
Я недоумённо пожал плечами.
— Между прочим, у Зои побольше остри, — продолжал Афанасий, не обратив на это внимания. — На инструментах ты, кстати, не играешь?
— На каких?
— На музыкальных.
— Нет. А что?
— А то, что я, понимаешь, тоже не умею. У них там рояль есть. Умел бы я, сел бы и сыграл попурри какое-нибудь… Надо будет нам побольше шутить, — закончил он озабоченно. — Ты знаешь весёлые истории?
Весёлых историй я знал немного, но одна случилась недавно со мною самим. Я застрял в лифте за полчаса до начала спектакля, на который собирался идти вместе с родителями. Кто-то побежал за монтёром, а мама тем временем пыталась просунуть мне еду сквозь металлическую решётку, точно зверю в клетку. Не просовывалось ничего, кроме сосисок, которые, к счастью, оказались у соседей… В театр мы немного опоздали.
