- Допустим. Ты уволился?
- Послал на хуй всех там.
- Правильно сделал. Может, к себе смогу тебя перетащить, так что ты пока особо не надрывайся. Получи расчет, полежи на дне малость.
- Сколько?
- Пару недель. Я пробью почву.
- Спасибо.
- Не за что еще. Короче, я спать.
Киваю. Понимаю, что и я пока что к подвигам не готов. Заваливаюсь на бок и засыпаю, как младенец.
День проходит незаметно. Начавшись в районе двух часов, пробуждение вяло перетекает в скромный обед из лапши быстрого приготовления с банкой холодного пива из неприкосновенного запаса.
Потом – попытки осмыслить происходившее в течение последних дней, сидя на диване и укрутившись в одеяло.
Потом – звонок Анне.
«Абонент временно недоступен»
Работа. Она съедает нас по кусочкам, отрывая самое вкусное в первую очередь. Мы зализываем раны, теряем кровь от ее укусов и становимся анемичными и вялыми.
Закрываю дверь на балкон. Сегодня надувает снаружи. Не горю желанием простыть. Озноб и так не отступил до конца. Иногда некоторые телодвижения вызывают легкую боль. Легкую, но со смещенным центром тяжести, безумно скачущую своим слабым отголоском по всему телу.
Темнеет. Сереги не видно, хотя рабочий день уже час как закончен. Возможно, личная жизнь. Уведомлений о появлении Анны в сети нет. Как нет и обратных звонков.
Полежав какое-то время в Серегином кресле, чувствую волнение внизу живота. Встаю и спускаю штаны. Резкий запах, хотя и вполне естественный. Беру член в руку и начинаю поглаживать. Пытаюсь мастурбировать, представляя огромные сиськи симпатичной блондинки, стоящей на коленях и требующей кончить ей на лицо. Член стоит, но идет сухо, и головка начинает саднить, и я плюю на нее, но этот маневр вызывает мысли об Анне, и у меня начинает падать.
Нет, я не должен. Я не должентак поступать!
Черт, я должен ей дозвониться и поговорить. Я не должен спускать на пол ради ееспокойствия. Несколько вдохов-выдохов – и эрекция спадает «в ноль».
Уже в час ночи приходит уведомление о том, что абонент «Анна» доступен для звонка.
Набираю ей.
После доброго десятка гудков она берет трубку. Голос сонный, усталый, хриплый.
Черт, от этой хрипотцы у меня снова встает. Обожаюее.
- В чем дело?
Странный тон. Да, она устала и спит, но… Черт, но она говорит так, будто бы еще недавно ничего между нами не происходило. Будто бы ничего не было. А дальнейшие ее слова только подтверждают это. Она просит хоть временно оставить ее в покое. И забыть все, что было.
- Все? – ору я в трубку, едва не срываясь на вопль и матершину. – И «Дворцовую»? И загородные прогулки? И восстановление отношений? Старый рояль, который мы чиним? Да? Все?!
Я жду ответа, но она уже отключилась. Набираю снова.
«Абонент временно недоступен»
Она не захотела выслушать. Ей стыдно? Она переосмыслила все наши милые безумства? Она думает теперь также, как общество?
Мне нужно удалить романтические моменты из моего текста. Женщина убьет главного героя. Сделает его зависящим от мнения общества. А это конец. Край. Потеря себя.
Утро проявляется, как изображение на фотобумаге. Странные, неестественные цвета медленно становятся привычными. Размытие расфокусировки сходит на нет. Сереги нет. Был ли он ночью дома – не знаю. Я выпил немного пива, и где-то в течение ночи меня накрыл сладкий сон. Картина странного разговора с Анной сменила яркость и покрылась сепией, и от этого изучать ее стало проще, появилась возможность размеренно, методично рассмотреть все произошедшее и сделать верные выводы.
Но сначала мне необходимо прогуляться. Развеяться.
В квартире душно и тесно.
И так здесь всегда?
Я хочу понять, как так вышло. Хочу понять, что еще сказать Анне. Как не обидеть ее, как с первого раза угадать верный подход.
Старая джинсовая куртка соответствует погоде, но немного давит в запястьях, и я расстегиваю рукава. На улицах мало пешеходов, но предостаточно машин, несущихся куда-то день и ночь. Куда люди едут? Мне всегда было это интересно, так же, как и в случае с пенсионерами. Большинство работает на местах – в офисах, гаражах, магазинах и так далее. Сменные выходные – допустим. Но откуда днем такоеколичество людей, несущихся куда-то на легковым машинах, кроссоверах – иными словами, личном транспорте? Может, все-таки, большинство людей вокруг не работают, но живет припеваючи? А что со мной?
Я устал шагать по тротуару. Песок, поднимаемый с него ветром, залетает мне в лицо, и я понимаю, что еще слишком ветрено, чтобы дойти до метро пешком, и оглядываюсь в поисках стремящегося мне навстречу общественного транспорта, но ничего не вижу.
Я смотрю вверх, и почему-то мне кается что вместо двух проводов на троллейбусных линиях висят четыре. Зачем?Мурашки по коже. Отворачиваюсь. Оглядываюсь снова. Нет, их точно два. Отворачиваюсь. Снова оглядываюсь. Отворачиваюсь, оглядываюсь.
Нет, само это не пройдет. Я в страхе перехожу на бег и несусь в сторону ближайшей остановки и, добежав до нее, плюхаюсь на покрытую толстым слоем пыли металлическую скамейку.
Мимо медленно проходит девушка в футболке с надписью « KISS ME COS I ' M CUTE », и у нее каменное выражении лица, и оно становится испуганным, когда она замечает, что я читаю надпись, расположенную первыми двумя словами на ее сиськах, и я усмехаюсь, а она ускоряет шаг.
Троллейбус подходит, и я ныряю внутрь. Слишком жарко. Пять человек на весь салон. Кажется, форточки закрыты…
Болит очаг воспаления на лице. Прикасаюсь. Пятно стало немного влажным. Чертовщина какая-то. Надо смазать…
В метро я сажусь прямо напротив плаката с надписью «На что ты готов потратить 300 рублей?».Прикидываю среднюю стоимость грамма бюджетного «вещества» и бутылочки лимонада в пластике. Вроде, сходится.
Анна сейчас, определенно, на работе. Мне неприятна сама мысль, что я не могу, допустим, заявиться к ней в любое время и потребовать разговора. Я не могу себе позволить ранить ее, сделать ей больно. Хотя…
«Знаешь, я не хочу…»
На остановке входит дед. Отвратительного вида. Высокий, в берете, в нестиранном уже который год плаще. На нем синие носки, сомнительно сочетающиеся с черными дырявыми ботинками и грязно-серыми брюками, и один из носков сполз внутрь ботинка. При этом всем дед разыгрывает столь серьезный и глукбокомысленный вид, что я едва удерживаюсь от смеха. Рядом с дедом подсаживается черноволосая круглолицая молоденькая сучка, и я пытаюсь рассмотреть, какого цвета ее трусики, которые должно быть видно из под мини-юбки.
Еду на север. Есть места, которые помогают отвлечься от происходящего. Места глубокого прошлого. Места, запрятанные в глубины воспоминаний.
По вагону проходит унылого вида паренек, держащий под ручку девушку с сильно искривленной ногой. Девушка едва передвигается даже с помощью трости и поддержки парня. Это смотрелось бы мило, если бы не было столь мерзко.
Это неправильно. Молодые и здоровые, как я и Анна, должны составлять пары, заниматься сексом, размножаться. А такие упадочные существа не имеют на это права. Ущербным трудно жить в этом мире. Мир принадлежит таким, как я…
Когда я подхожу к эскалатору, мне кажется, что на оголенной спине бредущей впереди черноволосой девки – огромная трещина. Черная, гнойная. Через несколько секунд я присматриваюсь, и оказывается. Что это – замысловатая Т-образная татуировка с острыми краями. Хрень сущая.
Под ногами скрипят камушки. Хруст. Шорох.
Оглядываясь вокруг, я узнаю и не узнаю это место одновременно. Вдалеке – одноэтажные дома. В одном из них я жил. Это было время, которого я, в сущности, не знаю. Детство дает лишь смутные очертания реальности.
