Около метро существо неопределенного пола – слишком округлое для парня, но слишком грубое для девушки, - с пирсингом в нижней губе раздает газеты с заголовком ЛДПР. Когда я подхожу, оно оборачивается ко мне, и его взгляд замирает. Мой вопрос к нему – что же будет в стране, когда к власти придут либералы? – остается без ответа. Оно просто пожимает плечами и предлагает мне взять две газеты. Я вздыхаю. Качаю головой. Меня смущает прозрачная дверь.

Около метро «Большевиков» толстая, как бочка с порохом, тетка исполняет совершенно невнятную песню. Что-то из народного или советского. Посредством протянутой руки она требует за это вознаграждения. Я подумываю кинуть ей в руку фантик от только что съеденного «сникерса», но решаю проявить гуманизм и кидаю его в район переполненной урны.

Иду пешком в сторону улицы Дыбенко. Странные места. С приходом темноты здесь становится душно, тесно. Когда прохожу мимо магазина торговой сети, в которой я работаю, плюю на стену. Суеверие, вроде как. Парк между магазином и торговым центром кажется непроходим лесом. Четверо «местных парней» с пивом кажутся мне агрессивными чудовищами, и я ускоряю шаг, чтобы оторваться от них. Оглянувшись, я не вижу преследования и…

В моей руке банка с пивом. Уже на три четверти пустая. Поднимая глаза, не сразу понимаю, где я. Странное здание. Странные окна и стены. Тускло-оранжевые прямоугольники. Здание кажется ирреальным. Но внутри меня что-то дергается, начинают мелькать образы, фразы, и я отворачиваюсь от фасада, и…

Он говорит, что все будет хорошо. Что каждому – свое. Что мы созвонимся. Что его, на самом деле, зовут Леша, но это никому из моих знакомых лучше не знать.

Я сам понимаю, что некоторые вещи лучше не знать обществу, но в моей голове – ветер безрассудного отчаяния, я не понимаю, что я теряю, а что приобретаю сейчас, и во рту…

Я протираю глаза и прохожу вглубь. Прохожу мимо двора, огороженного забором. Выхожу на задний двор. Ярко-оранжевые стены. Они заставляют меня остолбенеть. Они обжигают меня. Я знаю, что это неспроста…

После тусовки на квартире я просыпаюсь с туго перехватившей задницу болью, и, попытавшись встать, ощущаю ее усиление и проверяю, что там. С криком боли, смазав слюной все, что доступно, вытаскиваю из своего ануса дилдо. Какая-то тварь, когда я отрубился от бухла, это сделала.

«Какая сука это сделала?»

Но все, кто уже не спит, молчат, и всем плевать, и все тупят взгляд. Я собираюсь, одеваюсь, увлажняю волосы водой и убегаю.

Это все было тогда, я понимаю это, выходя на задний двор, все еще шокированный ярко-оранжевым цветом стен.

Вкус спермы. Опыт. Значение. Это были просто слухи, доказываю я всем, и никто больше не вспоминает про инцидент на тусовке, а я так никогда и не смогу узнать, кто это придумал и сделал, а Леша…

Кто узнал об этом? И каким образом? И почему после инцидента больше никто об этом не заикался?

Я теряю чувство реальности, и стены, рамы здания, его странные, угловатые окна кажется, уже начинают падать на меня, вот-вот рухнут и убьют меня, и меня покачивает, и я пытаюсь пятиться…

Я хочу узнать, что с ним. Зачем? У меня уже есть девушка, и все в порядке. Я выдержал испытание. Что дальше? Я предельно осторожен. Я вспоминаю, как мы с ним сидели и болтали несколько часов и пили вино и смотрели что-то по телевизору перед тем, как… Я спрашиваю только у тех, кто не может ничего выдать, а потом я узнаю, что Лешу нашли…

Я закрываю лицо руками. Что это?Я отхожу на парковку, пятясь, но стоящие под углом окна мне все также угрожают, и я срываюсь на бег. Влево. Рывком. Отбросив банку в сторону. Я спотыкаюсь о поребрик. Меня встречает высокая трава неподстриженной лужайки. Я пытаюсь дышать ровнее, но сердце колотится слишком резво.

Все это было со мной. Было. Анна живет на Авиаконструкторов. Я знаю. Она тоже училась в «бонче». Мы в связи с этим и познакомились.

Я встаю, стряхиваю что-то со штанов и бреду к метро.

«А ты тоже в «бонче» училась»?

«Да, а ты на каком факультете?

Мы встречаемся, болтаем в кафе, катаемся на каруселях. Крестовский. Мы идем к пристани. Она держится за поручень и говорит, что жутко боится воды, но эта линия горизонта – она ее чарует, и ей хочется сделать шаг туда, в безвестность, в солнечное небо…

Я осторожно прикасаюсь к ней и обнимаю. Она вздрагивает. Я чувствую каждый момент.

Мне стало плевать на это все со временем. Черт, я ведь должен взрослеть, не так ли? Надо перейти на асфальт. Надо запахнуться, начинает надувать. Я хочу пойти домой. Но не хочу ехать. Не хочу толпы и замкнутых пространств. Я иду домой пешком. За мной следит небо.

Ее пальцы перебираются по моему торсу. Спускаются ниже. Я чувствую ее, я люблю ее, как никого. Мы вместе уже целую вечность, но когда расстаемся, вечность становится лишь сладострастным моментом.

«Все стало сложно»

«Я знаю. Я не боюсь. Почему ты такой?»

«Из-за тебя все запуталось»

«Я не верю, что ты это говоришь»

«Я не верю тебе»

«А я тебе верю. Почему ты такой?»

«Я один всегда»

«Я не справлюсь с этим»

Она плачет. Я хочу ее обнять. Я делаю шаг вперед. Меня дергает. Делаю шаг назад. Отрываю ногу от пола, опускаю. Отрываю, опускаю. Отрываю, опускаю. Как остановиться? Как? Что со мной?

«Я не смогу. Прости. Я должна отдохнуть»

Она вернется. Я знаю. Я прекращаю попытки начать что-то. Падаю на диван.

За окном лето.

Всегда будет лето.

На часах почти севшего мобильника уже три ночи. Вваливаюсь в квартиру. Круто иметь свой дом. Угол. Пристанище. Сажусь на пол, упираясь спиной в диван. Комната становится то слишком маленькой, то слишком большой для меня. Закрываю глаза считаю до десяти.

Один…Два…Два…Два…Т-три…

Открываю. Только сейчас замечаю, что Серега лежит на разложенном кресле и дремлет. Покашливаю. Это его будит.

- Который час? – медленно вставая и потягиваясь.

- Три, - вздыхаю. – Давно приехал?

- Не знаю, - пожимает плечами; встает и уходит на кухню. – Будто никуда и не уезжал, - на ходу.

- Понятно, - киваю. – Завтра на работу?

Бормочет что-то с кухни. Не разбираю и махаю рукой. Мне нужно, необходимо помыться. Усталость в каждой клеточке. Над щекой, прямо под глазом – какое-то воспаление. Смотрюсь в зеркало. Русые волосы до плеч надоедают со временем. Начинают смотреться тряпкой. Но иногда это неординарно, оригинально, привлекает взгляды. Элегантно, изысканно.

- Мне надо съездить до знакомой, - сообщает Серега. – Так что, квартира в твоем распоряжении, - усмехается. – Трах приветствуется.

- Ну, да, - криво улыбаюсь.

С чего он решил, что я сомневаюсь в том, что квартира в моем распоряжении?

Шампунь кончился, и приходится мыть голову гелем для душа. Воспаление на лице стало шершавым, и вода заставляет его жечь сильнее. Сильно чешется спина. Не знаю, почему.

Добавляю горячей, которая постоянно куда-то пропадает. Принимаю горячий душ. Говорят, контрастный душ – горячий с ледяным вперемешку, - помогает обмену веществ. Мудаки. Они считают, я поверю, что принимающий ледяной или ошпаривающий душ имеют больше шансов выжить по сравнению с тем, кто методично сохраняет тепло в организме? Сучий бред. То есть, сущий. Вот.

Мне становится интересно…

«Знаешь, я не хочу…»

Мотаю головой. Замираю. Мне становится интересно, что будет, если попробовать отскоблить плитку ногтями. Представляю кровь, раны, но мысль не покидает, и я то прикладываю руку к стене, то убираю. Прикладываю и убираю. Прикладываю и убираю. Немного успокаиваюсь, хотя глубоко внутри что-то ноет, и истерика может нагрянуть внезапно. Я не готов. Не домывшись, выключаю воду и уходу из душа.