Харри выдохнула:
– Я все думаю, насколько это дурацкая затея.
Джек улыбнулся:
– По крайней мере, благородная и из лучших побуждений.
В ту ночь Харри снился сон. Ущелье Ритгера, Врата Мадамер, представляли собой узкую расселину в скале, шириной не больше чем два конских крупа. На южной стороне небольшое каменистое плато резко обрывалось в лесистый склон. На севере открывалась широкая чаша долины, покрытая унылым кустарником и битым камнем. «Неровная поверхность, – подумала она во сне, – и никакого прикрытия. Не самое выгодное поле боя». Долина медленно поднималась к последнему узкому проходу в скалах. Во сне Харри обернулась и увидела, как цепочка всадников с предводителем на высоком гнедом коне, сиявшем на солнце, как пламя, поднимается по тропе на скалистое плато. Она уже видела этих всадников, с трудом взбирающихся по горному склону. Знакомое видение успокоило ее. Возможно, в конце концов, она сделала правильный выбор на развилке. Возможно, она оправдает веру Люта в нее.
А Корлат?
Девушка рывком проснулась. Вокруг царила предрассветная серость, но она все равно поднялась и начала разводить костер. Она заметила, как дрожат руки, и рассердилась. А затем огонь разгорелся, и в его огненном сердце она увидела два лица. Первое принадлежало Корлату. Он стоял тихо, глядя на что-то, чего она не могла разглядеть. Вид у него был печальный, и эта печаль сдавила ей сердце, словно она сама послужила ее причиной. Затем лицо его снова превратилось в пламя походного костра, но языки его мерцали и переплетались и сложились в лицо Аэрин, которая иронично улыбалась. Возможно, Аэрин имеет какое-то отношение к тому, что Сенай и Терим последовали за ней, а Джек послал Ричарда просить за форт Генерал Мэнди в одиночку, подумалось Харри. Она чуть заметно улыбнулась лицу в огне. Аэрин отвела взгляд, словно что-то отвлекло ее внимание, на щеке ее мелькнул синий блик, наверное, от рукояти Гонтурана… И снова только потрескивает маленький костерок.
– Стало быть, выезжаем рано? – Голос у Джека был хриплым спросонок.
– Да, – отозвалась Харри. – Мне не нравятся мои сны… и я… подозреваю, что к некоторым из них стоит отнестись внимательно.
От их голосов заворочались и остальные спящие, и к тому времени, когда солнце взошло над гребнем гор справа от них, отряд уже оставил позади несколько миль.
– К завтрашнему дню будем на месте, – сказала Харри на полуденном привале, и мрачность собственного голоса удивила ее.
Она сидела на земле. Наркнон подошла к ней и в утешение обернулась вокруг ее плеч, словно меховой плащ.
Внезапно в стороне послышалась возня. Харри резко обернулась, положив руку на Гонтурана. Из-за деревьев выступила высокая женщина, по бокам от нее переминались двое Джековых солдат. Вид у них был встрепанный, слегка раздраженный и испуганный. Один держал в руке ломоть хлеба, а другой кинжал, но как держат хлебный нож, а не оружие. Женщина была одета в коричневую кожаную тунику, плетеный пояс небесно-голубого оттенка, цвета, на котором отдыхает глаз, обхватывал ее талию, голову прикрывал тускло-малиновый капюшон. На плече висел колчан со стрелами, а в руке она небрежно держала длинный лук с двумя бусинами под цвет пояса, привязанными под самой накладкой.
– Я Кентарре, – представилась она. – Простите внезапность моего появления.
– Филанон, – выдохнула Сенай, напряженно вставая рядом с Харри.
– Кто? – прошептала Харри и повернулась к высокой женщине. – Вы доказали, что нам следует выставлять часовых, даже собираясь откусить кусок хлеба. Мы думали, мы здесь одни, а спешка, к которой вынуждают нас наши дела, сделала нас беспечными.
– Часовые, думаю, меня бы не удержали, и вы видите, – Кентарре подняла лук, – я пришла к вам с миром. Любой из ваших людей остановит меня прежде, чем я успею положить стрелу на тетиву.
Она говорила по-горски, но выговор ее был странен, а интонации непредсказуемы. Харри внимательно прислушивалась, не уверенная, что расслышала правильно, поскольку сама еще не настолько привыкла к горскому наречию. Возможно, именно ее внимание уловило непроизнесенное «даже» перед «я», и она чуть заметно улыбнулась Кентарре, та стояла абсолютно неподвижно, улыбаясь в ответ. Наркнон подошла и уселась с видом сторожевой кошки у ног Харри. Она одарила Кентарре своим характерным долгим ясным взглядом и затем, не шелохнувшись, принялась урчать.
«Очко в твою пользу», – подумала Харри, ибо суждения Наркнон обычно отличались точностью.
– Чего же ты хочешь от нас? – спросила она.
– Прослышали мы, даже на наших горных вершинах, – нараспев заговорила Кентарре, – где мы часто беседуем с облаками, но редко с незнакомцами, что явилась та, кто снова несет меч леди Аэрин на битву. И мы решили отыскать ее, ибо матери матерей наших матерей следовали за ней в давние времена, когда Гонтуран впервые пришел в Дамар в руках чародея Люта. И мы приготовились к долгому походу. Но узнали, что Гонтуран и сол, что несет его, направляются к нам. Мы стали ждать. Мы ждали три недели, как нам было сказано. И вот ты здесь, и мы хотим присягнуть тебе. – На последней фразе высокомерный тон покинул Кентарре, и она взглянула быстро и тревожно в лицо Харри, а на скулах у нее проступил румянец.
Харри проделала некоторые стремительные расчеты. Три недели назад она сидела в каменном зале и завтракала с высоким худым мужчиной, который сказал ей, что не видит для нее четко определенной судьбы и она должна делать то, что ей покажется верным.
Она встретила взгляд Кентарре чуть печально.
– Если вы так хорошо осведомлены о нашем появлении здесь, вероятно, вам также известно, насколько прискорбно немногочислен наш отряд и безрассуден наш поход. Но мы с радостью примем вашу помощь, если вы хотите вместе с нами попытаться остановить северян.
Мизинец на державшей лук руке мягко крутанул одну из голубых бусин, и Харри подумала, что Кентарре не сильно старше ее самой.
– Действительно, таково наше желание. И если кто-нибудь из нас уцелеет, мы последуем за тобой обратно к твоему королю, кого мы не видели несколько поколений. В этом деле всем осколкам старого Дамара надлежит собраться вместе, если мы хотим выжить.
Харри кивнула, надеясь, когда придет время, убедить людей Кентарре отправиться без нее. Корлат скорее обрадуется им без мятежницы в их рядах. Но подобные мысли подождут. Неизвестно, уцелеет ли кто-нибудь из них после встречи с северянами. Кентарре развернулась и резко исчезла за деревьями.
– Филанон, – снова прошептала Сенай.
– Как? – переспросила Харри.
– Филанон, – повторила девушка. – Лесной народ. Они непревзойденные лучники. Говорят, они беседуют со своими стрелами и те сворачивают за угол и перепрыгивают препятствия, чтобы порадовать хозяев. Теперь они легенда. Даже мой народ, живущий так близко от их лесов, перестал верить в их существование. Некогда филанон со своими увешанными голубыми бусинами луками жили высоко в горах, куда больше никто не ходил. – Она помолчала и добавила: – Очень редко кто-то из нас находил одну из этих голубых бусин. Считалось, что они приносят удачу. У моего отца есть такая, ее нашел его отец, когда сам был маленьким мальчиком. Она была при нем в тот день, когда гурш – вепрь – подцепил его клыками. Отец настаивал, что зверь пропорол бы ему живот и убил, если бы в последний момент его не отвела голубая бусина.
– Скажи мне, капитан, – спросил Дэдхем, – ты всегда принимаешь бродяг, которых находишь в лесу, если они предлагают пойти с тобой?
Харри улыбнулась:
– Только когда мне нравятся их рассказы. Три недели назад я говорила с… мудрым человеком. Он сказал мне, что… со мной будут происходить разные вещи. И это, я склонна полагать, одна из них. Да и Наркнон гостью одобрила.
Джек кивнул:
– Я предпочитаю верить тебе. Хотя у меня имеются свои сомнения насчет способности твоей кисы судить о характере. – Он помолчал. – Знаешь, ты стала другой, не такой, какой была, когда еще жила с нами, Чужаками. Это нечто более глубокое, чем загар. – Он говорил правду, с любопытством ожидая, как эта правда подействует на молодую женщину, которую он некогда знал и однажды видел, как она смотрит на дарийскую пустыню.