Народу все прибывало. Из высокой, но уже помятой пшеницы вырвался Салих вместе с рабочими своей бригады и побежал к фонтану. Его сильная фигура, полная энергии, и словно распахнувшиеся глаза, в которых светились беззаветная отвага и решительность, поразили девушку.

Спрыгнув с машины, она поспешила за ним и остановилась у самого фонтана, завороженная чудовищным разгулом стихии. Нефть ручьями текла повсюду, и теперь уже сотни людей спешно рыли канавы для отвода ее из ловушек.

Кто-то схватил Хаят за локоть, потянул назад, — рядом с ней оказалась бледная Зарифа.

— Зачем ты здесь? Люди работают, им иначе нельзя, а ты уходи! — Она говорила с девушкой, а взглядом искала сына.

Его нельзя было различить среди других рабочих: они буквально купались в нефти, пытаясь закрыть скважину.

Буровая установка, лишенная тока, бездействовала, и на помощь людям с великими предосторожностями, чтобы не высечь искру, подбирался к вышке трактор-подъемник.

Колхозники подтаскивали бидоны с молоком — отпаивать нефтяников, возившихся у скважины и сменявшихся через каждые десять минут. Хаят, до сознания которой не дошли слова Зарифы, тоже схватилась за ручку бидона.

— Милая моя, я чувствовал, что ты здесь!

Салих Магасумов, блеснув зубами на масляно-черном лице, взял у нее кружку, с жадностью отпил.

Не ласку, а ту же неукротимую решимость и готовность к действию выражал его взгляд, когда он сказал:

— Ты побереглась бы: иди домой — я буду спокойнее. Все равно мы скоро будем вместе.

Побежал, не оглядываясь, и снова нырнул в ревущий колеблющийся сумрак. Мелкий дождь нефтяных брызг падал и на Хаят.

Она знала, что теперь Салих будет работать с особой удалью, гордилась им и… впервые боялась за него.

Строгий окрик Тризны заставил ее отойти от вышки, но домой она не ушла, а вместе с другими взялась рыть канаву: бросала землю и жалела о том, что не сумела сказать ничего хорошего парню, которого знала столько лет и который сегодня сразу покорил ее.

«Все равно мы скоро будем вместе!» «Будем вместе! Вот тогда я и скажу ему то, что не успела сейчас».

— Не закончили еще прострел пласта — сразу сильный выброс, и пошло, поехало… — говорил Джабар Самедов, который, как командир, следил за полем битвы.

Семен Тризна, тоже успевавший везде, где возникали заминки, болезненно поморщился: аварии на буровых действовали на него удручающе.

— Я распорядился, чтобы усилили добычу нефти и прекратили закачку воды на соседних площадях.

— Не сразу это скажется здесь.

— Задали вы нам задачку! — выкрикнул подошедший Климов. — Справимся, конечно, если взрыва не будет… — добавил он, увидев среди начальства секретаря обкома Дениса Щелгунова и председателя Совнархоза Ивана Наумовича Сошкина (нашли время нагрянуть!), и вполголоса со злостью Тризне. — Темное дело, эта ваша комплексная автоматика! Чую: угробите вы здесь меня и Самедова. Вот и у Яруллы авария…

— А что случилось у Низамова? — заинтересовался Сошкин, не знавший о попытке Яруллы перейти к бурению на воде.

— Да там заело… инструмент, — неохотно ответил Джабар, которому теперь жалко было отказываться от рискованной затеи Яруллы.

— Это полбеды! Достанете. Что же касается Исмагилова, так вы сами вынесли решение сделать его показательным участком. Новаторы, ну, и гордитесь…

— У нас новаторства и без того хоть отбавляй, а в Исмагилове только синяки да шишки себе набили! — грубовато перебил председателя Совнархоза Джабар Самедов. — Все ты, Сеня, — обрушился он на Тризну. — Зачем напрашивался? Могли бы такой участок организовать в другом нефтеуправлении.

Денис Щелгунов, взбудораженный чрезвычайным происшествием, осуждающе качнул головой, в характерных, резко вылепленных чертах его лица заиграла насмешка.

— Выходит: что полегче — сами освоим, а трудное соседу подбросим?

— Никогда мы не гнались за легкими лаврами! — хмуро возразил Тризна, вставая на сторону Самедова. — Но дьявольски трудно! Приходится, на зиму глядя, времянки устраивать в этих джунглях, а настанут холода — отложения парафина замучают: трубы-то поверху кладем!

— Не надо было соваться, — по-прежнему непримиримо напирал Самедов. — Мы знаем: ты, Сеня, вроде Груздева, за все новое хватаешься. Но учти, здесь ты нас на колени поставил: программу не выполнили. Буровики волнуются. Вышкомонтажная контора на дыбы встает. Крыли меня недавно — пух и перья летели! Мы у них уже пять вышек задержали на недобуренных скважинах в этом чертовом Исмагилове.

Самедов собирался еще что-то ввернуть, но неожиданно, будто поперхнувшись словом, умолк: подошли Дина Ивановна и Зарифа.

Распоряжения были даны, силы расставлены, и теперь руководители словно полководцы наблюдали с ближнего пригорка за ходом сражения. Маленькая среди рослых мужчин, Зарифа стояла молча, но именно ее присутствие удержало Самедова от очередной резкости.

— Все против меня оборачивается! — вырвалось у него с обидой.

Зарифа легким кивком головы позвала его, и он пошел за ней.

— Слушай! — по привычке обращаясь на «ты», заговорила она, отведя его от начальства. — Скажи на милость: почему это вы с Яруллой вдруг напились вчера до потери сознания?

— Я сознания никогда не теряю. А Ярулла с непривычки охмелел. У него огорчение: собственные сыновья обогнали в работе.

— Из-за этого Низамов не напьется!

Джабар криво улыбнулся.

— Тебе виднее! Впрочем, есть еще причина. — И он, то и дело поглядывая по сторонам, рассказал об Энже.

Зарифа растерялась: она знала, какую силу до сих пор имело в народе клятвенно данное слово о помолвке детей.

— Может, Ярулла просто боится, как бы Надежда, русская, не стала помыкать его сыном, татарином, — добавил Самедов, довольный произведенным впечатлением: пусть знает Зарифа, по какому самодуру сохнет до сих пор! — Мало ли что можно пообещать в горячую минуту! Не все обязательно выполнять.

— Если он начнет действовать сплеча, я на него управу найду! — пригрозила Зарифа.

— Обойдется. На днях я переведу Ахмадшу обратно в Исмагилово. Пусть для этих шайтанов из института пробурит скважины по контуру участка. Пусть поможет отцу дойти до забоя на чистой воде — не бросать же такое дело после первой неудачи! А тем временем он и Надя проверят, точно ли им друг без друга не житье. И Ярулла поостынет, привыкнет к мысли, что иначе нельзя.

— Привыкнет! Жди! Если он упрется на своем, его не переубедишь!

— Завтра в Камск двинемся, а сейчас к Низамову, — предложил Сошкин, когда фонтан удалось утихомирить и все свободно вздохнули. — Помните, как Ярулла впервые явился к нам в Черновцы? «Зачем, понимаешь, ликвидация, товарищ начальник?» — так похоже передразнил Иван Наумович, что старые друзья засмеялись.

— Может быть, лучше заглянем к нему, когда вы вернетесь из Камска? — неуверенно закинул удочку Джабар Самедов, все еще не решив, утаить неудачу Яруллы или рассказать о ней.

— Не сумели помочь мастеру, товарищи инженеры? — напрямик спросил Щелгунов, успевший на пленуме обкома выведать у Яруллы о его намерениях и сразу разгадавший нехитрую дипломатию Самедова.

— Давление же! — мрачно изрек Джабар.

— При чем тут давление, если он до нефтяного пласта еще не добурил? Едем, едем! Что у него там приключилось?

Старый бурмастер, конечно, уже прослышал о фонтане, но, как ни странно, это известие принесло ему невольное облегчение. Он не злорадствовал, нет, а просто испытывал известное удовлетворение человека, который, упав в лужу, увидел, что другого постигла та же участь. Недаром говорится: на миру и смерть красна.

Кроме того, Низамов надеялся, что, может быть, начальство, занятое ликвидацией фонтана, не сразу обратит внимание на то, что случилось у него. Ничего себе, отличились исмагиловцы! Однако за двенадцать рабочих часов выправить положение не удалось: инструмент заклинило намертво. Напрасно Ярулла и два сменных бурильщика трудились у лебедки: все их старания, и мощь моторов, и гигантская сила талевого блока ничего не дали. Мастер пробовал даже идти на риск — стал дергать рывками стальную «нитку» с турбобуром, уходившую на глубину больше тысячи метров, но чрезмерная натяжка грозила разрывом труб, при котором и вышку опрокинуть можно.