– Подарить тебе сувенир?

– Что-нибудь, что принадлежало лично тебе.

– Как начет заколки для волос?

– А как насчет чего-нибудь более интимного?

– Я уже боюсь спрашивать, что ты имеешь в виду, но все же… Например?

– Я бы не отказался от твоего чулка. Желательно, чтобы он был нестираный. Чтобы он хранил твой запах!

– Мне стало еще страшнее. Что ты будешь делать с подобной штукой?

– Хранить ее как талисман нашей любви.

– Мне жаль тебя разочаровывать, но я не ношу чулок.

– Как это? Что ты хочешь сказать, когда говоришь, что не носишь чулок?

– Только то, что я их не ношу. Мы находимся на планете с очень теплым климатом, если ты вдруг об этом забыл.

– Но ведь ты – чертовски сексуальная женщина! А у каждой сексуальной женщины должны быть чулки, – заявил Клозе.

– А у меня их нет. Может быть, я не так уж сексуальна?

– Тут просто какое-то недоразумение, – сказал Клозе. – Которое легко исправить. Предлагаю план действий: мы сейчас идем в магазин и покупаем тебе чулки. После этого мы направляемся к тебе домой, заходим в спальню, я снимаю с себя все, а ты надеваешь чулки, и мы занимаемся любовью до самого утра. Думаю, этого времени хватит, чтобы чулок пропитался твоим запахом.

– Ты – садист. Ты знаешь, как в них жарко? Ты хочешь, чтобы я занималась любовью в чулках, да еще и всю ночь.

– Мы на войне, – строго сказал Клозе. – И каждый из нас должен принести что-то в жертву победе.

– Умеешь ты уговаривать, барон.

Клозе устал.

Устал смертельно. Им полностью овладела апатия, и ему было все равно. Все равно, кто победит в этой войне – люди или тарги. Все равно, доживет ли он до конца войны или хотя бы до конца недели. Ему ничего не хотелось, даже умереть.

Когда «Трезубец» только формировали, в эскадрилью входило двенадцать пилотов. Сейчас их осталось всего пятеро.

Стивенс, Дубин, Фред. Сам Клозе. И, как ни странно, Орлов.

Он оказался хорошим пилотом, этот молодой романтик с идеалистическим взглядом на мир. Клозе не старался узнать, повлияла ли война на мировоззрение Орлова, и если повлияла, то каким образом. Умных книжек о тактике тот больше не читал. В свободное время Орлов играл в карты с остальными пилотами эскадрильи, начал курить и надирался виски при первой возможности.

Соседи перестали ходить в гости к пилотам «Трезубца». Наверное, им было стыдно, потому что «Трезубцем» затыкали самые опасные дыры в защитных периметрах планеты. Эскадрилья Клозе стала последней линией обороны и получала задания, от которых отказывались остальные. Клозе даже подумывал, чтобы взять девизом своих орлов слова из рекламного ролика «Невозможное возможно».

Невозможное возможно. Эскадрилья имперских ВКС «Трезубец».

Они вдребезги раздолбали восемнадцать линкоров противника. Малые корабли они уже даже не считали.

Клозе прекратил колоть черепа себе на бицепс, иначе бы рука давно почернела. Он сбился со счета и больше не интересовался статистикой.

Единственной ниточкой, которая связывала Клозе с прошлой жизнью и не давала ему окончательно слететь с катушек, стали мысли об Изабелле. Но и ее образ тускнел с каждым прожитым днем, с каждым новым боем.

Он помнил, как она смеется и как пахнут ее волосы, у него была реликвия, тщательно запаянная в пакет, который он доставал лишь изредка, потому что держать в руках что-то, к чему она когда-то прикасалась, было слишком тяжело. Но он с ужасом осознал, что начинает забывать ее лицо. У Клозе не было ее фотографий, и восстановить свои воспоминания он не мог.

Интересно, а Орлов помнит, как выглядит Пенелопа? А с другой стороны, не очень-то и интересно.

Вселенная Клозе уменьшилась до размеров этой чертовой планеты, с которой он когда-то мечтал выбраться и на которой оставил свою ногу. Ирония судьбы, мать ее, думал он. Видать, мне суждено сдохнуть в этих чертовых болотах, а кто-то там, наверху, если кто-нибудь там все-таки есть, будет здорово потешаться в этот момент.

Расклад по-прежнему был прост и не отличался от расклада той пресловутой «полицейской операции».

Империи нужен тетрадон.

Таргам нужен тетрадон.

Всем он нужен, этот чертов тетрадон.

Поэтому масштабных боевых действий ни те ни другие не ведут. Никакой работы по поверхности, чтобы, не дай бог, шахты и рудники не тронуть. Зато в атмосфере можно истреблять друг друга от души.

Имперцы базировались на плавучих станциях посреди болот. Тарги в большом числе висели на геостационарной орбите над другим полушарием и окопались так, что сковырнуть их оттуда можно было только с помощью МКК. А МКК были заняты в других местах. «Шива» прикрывал Землю, «Тор» – Марс и его верфи, а «Зевс» находился при Втором флоте и постоянно участвовал в стычках за Великий Китай.

Там прорвать орбитальную оборону им пока не удалось, хотя вряд ли кто-то мог обвинить таргов в недостатке старания.

Война в космосе превратилась в кошки-мышки.

У нас – гипер, у них – Нуль-Т. Можем прыгать туда-сюда до полного и окончательного посинения. В масштабные сражения никто не ввязывается. Оно и понятно. Таргам невыгодно, они подкрепления ждут. Устаревшего, но весьма многочисленного. Нам тоже невыгодно, но по противоположной причине. Нам выбитые корабли заменять нечем. Марс не справляется, да это и неудивительно. То, что человечество копило десятилетиями, может вылететь в трубу в одном бою.

Все человечество превратилось в одного большого сапера. Одна ошибка, и шанса на повторную попытку уже не будет.

Ходят слухи, что вернулся разведчик, и ходят слухи, что он нашел родную систему таргов и нашел ее очень большой. Еще ходят слухи, что лучшие имперские умы разрабатывают абсолютное оружие. Чтобы только один «ба-бах» – и от таргов только воспоминания останутся! Ходят слухи, что хрен они чего придумают.

А для меня все закончится здесь, на Сахаре. Тут началась моя первая война, тут закончится моя последняя.

Не люблю болота. Ненавижу.

Надо было на Земле остаться. Или флот от Юлия принять. Говорили же мне, дураку, а я не слушал.

На Земле тоже сейчас несладко, как говорят. Слишком много беженцев. Перенаселение, скоро жрать нечего 6yдет. Друг друга жрать начнут.

Было одно крупное сражение, мы его выиграли.

Была одна крупная диверсия, мы ее просрали.

А теперь – сплошное болото, и мы в нем увязли. Ждем непонятно чего. Время работает на таргов, а мы и сделать ничего не можем. Потому что нас мало. С одной стороны посмотришь – миллиарды, а с другой – мало. И кораблей мало, и пилотов не хватает. Женщин уже набираем, ветеранов призвали, скоро детей набирать будем.

Вон ребенок сидит, в карты режется. Сотня сбитых уже у ребенка. Матом ругается и виски хлещет. И курит как сапожник. Предупреждал я его, а он мне не верил. Круговорот недоверия в природе называется. Никто ни во что не верит, пока его лично не припрет.

– Философствуешь молча, полковник?

– Типа того.

– Пить будешь?

– А если завтра вылет?

– До вечера обещали не тревожить, если не попрут, – сказал Стивенс. – А если попрут, то кто будет смотреть, с похмелья ты или нет. Я, например, после попойки летаю лучше. Только блюю много.

– Стивенс, избавь меня от позорных подробностей твоей физиологии, – попросил Клозе.

– Так ты пить будешь?

– Давай.

– На.

Клозе взял бутылку из рук майора и сделал солидный глоток. Хороший вискарь. Наверняка из личных майорских запасов.

По иронии судьбы имперские войска поменялись местами с сепаратистами, с которыми когда-то здесь воевали. Теперь они были прижаты к земле, в то время как тарги имели подавляющее преимущество на орбите.

Приходилось вывозить тетрадон под конвоем военных кораблей и пробиваться на орбиту с боем. Снабжение осуществлялось таким же образом, только прикрытие было менее солидным, поэтому некоторые суда до наземной группировки не доходили. Перебои с провиантом и спиртным могли начаться в любой момент.