— А я? — спросила она с достоинством, которое со стороны представлялось весьма комичным, ибо в этот момент она через голову натягивала платье на голое тело.

— Тебе никто не может причинить боль! — воскликнул он.— Это одно из твоих достоинств, которое особенно мне нравится.

— Я крутая, не так ли? — закричала она, натягивая узкое платье на бедра и пытаясь застегнуть молнию.— Я не из плоти и крови, я сделана из металла. Ты так воображаешь?

— Не глупи, крошка, мне хорошо известно, из чего ты сделана. Вовсе не из металла. Да брось ты эту молнию.

Он протянул ей туфли. Прыгая на одной ноге, она обувалась. Было похоже, что она расплачется.

— Тебе в голову пришла блестящая идея, как делать деньги. Совершенно безопасная. И видит бог, как нам нужны эти деньги, тебе и мне! Возможно, это ничего не решает, но они нам нужны. Нам пора принимать решение. И вдруг ты пугаешься, потому что они задали тебе несколько вопросов, потому что судья отчитал тебя… Все мысли, планы…

Она сунула вторую ногу в туфлю.

— Но, Пол, ты все равно так мне мил. Почему все богатые американцы жирные, нудные и лысые? Можешь ты мне это объяснить?

— Не сейчас,— ответил он, суя ей в руки то, что она не успела надеть.— Я позвоню тебе завтра. А сейчас поспеши, бога ради. Вот твой пояс. Господи, если бы ты его здесь оставила! Заверни за угол в коридоре, ты услышишь, как подойдет лифт. И смотри, не попадайся ей на глаза. Это было бы неразумно.

Он торопливо поцеловал ее в лоб и выставил за дверь. В этом паршивом отеле есть одна хорошая вещь. Когда лифт работал, он издавал ужасный шум, но пока все было тихо. Вивьен так и не успела толком одеться. Задник одной туфли заломился, а узкое платье собралось в складки на бедрах, обнажая стройные ноги. Прихрамывая, она вышла в коридор, и Слейтер проводил ее восторженным взглядом.

— Ну, черт побери, разве я могу отказаться от такой девушки? — почти простонал он.

Шагнув назад, он запер дверь и быстро осмотрел комнату. В первую очередь, разумеется, нужно было привести в порядок постель. Натянуть простыни и взбить подушки. Потом он надел на себя спортивную рубашку с короткими рукавами, придирчиво оглядел свое лицо в зеркале, стер помаду с шеи и подбородка. Коротко остриженные волосы, благодарение богу, не требовали внимания.

После этого он медленно и придирчиво осмотрел все помещение, метр за метром, и не напрасно. Был обнаружен испачканный в помаде окурок, который был тут же уничтожен. Успокоившись, он растянулся на кровати, взял в руки последний выпуск «Айленд Таймс», который, как ему показалось, полностью был посвящен убийству англичанина по имени Альберт Воттс.

Но он был слишком взволнован, чтобы читать. Чтобы полностью уничтожить подозрения, которые могли возникнуть у жены, он должен был делать что-то нормальное, обыденное. Пройдя в ванную, он засунул полотенце за ворот рубашки и намылил лицо кремом. Правда, он побрился до прихода Вивьен, так что сейчас просто снимал с щек пену. Рука у него дрогнула, когда он наконец услышал скрежет поднимающегося лифта. Он притворился, что борется с упрямым местом над верхней губой, когда в замке повернулся ключ.

— Дорогая? — окликнул он.— Я здесь.

Он подошел к дверям в спальню, в руке поблескивала бритва. Его жена Марта, пепельная блондинка с широкими скулами, опустила дорожную сумку.

— Пол!

Она откинула волосы утомленным жестом, подошла к бюро и достала сигарету из лежащей пачки. Она казалась страшно усталой. Постучав сигаретой о крышку бюро, она заговорила:

— Боюсь, что это было чистой потерей времени. Женщина, которая изготовляет такие очаровательные тканые коврики, больна вот уже три месяца, у нее для меня не нашлось ни одной штуки. После этого я решила, что не стоит ехать в другую деревню ради нескольких корзинок, и вернулась домой. Я немного расстроилась, Пол, потому что сильно рассчитывала на эти коврики. Надеюсь, что в ближайшее время нам все же повезет.

Ей удалось улыбнуться. Слейтер довольно долго смотрел на нее. Он стер с лица остатки пены и бросил полотенце в корзину для грязного белья. Войдя в комнату, он обнял жену.

— Не огорчайся, дорогая,— заговорил он, прижимая ее к себе,— это все пустяки. Но мы не можем дольше вот так перебиваться с хлеба на квас. Это несправедливо по отношению к тебе. Ты не заслуживаешь такого существования, и я намерен кое-что предпринять в этом отношении.

Он почувствовал, как напряглось ее тело.

— Я вовсе не имею в виду то, о чем ты подумала… Если не смогу заработать деньги честным путем, то утоплюсь и разом покончу все счеты с жизнью. Больше не будет этих постыдных поручений помимо таможни. С этим все. Пусть ищут себе другого простака.

Она откинулась назад.

— Ты говоришь это серьезно, Пол? — спросила она, пристально вглядываясь в его лицо.

— Черт побери, можешь не сомневаться! Сыт по горло подобным заработком!… Они напугали меня, откровенно в этом сознаюсь, но я не хочу отказываться от этого только по этой причине. Уж слишком мерзко себя чувствуешь. Сначала я подумывал проделать это еще разок. Но знаю, чем все это заканчивается. Я сделаю это «в последний paз», потом еще в последний и буду продолжать, пока не попадусь. Пора остановиться. Я это твердо решил, увидев твою скорбную улыбку.

— Благодарение богу, Пол! — вкрадчиво произнесла она.— Ты даже не представляешь, что я вынесла, честное слово. Что было бы со мной, если бы я тебя… потеряла.

Она невесело засмеялась.

— Нелепо быть такой впечатлительной и возбудимой, но я с собой не могу ничего поделать.

Он поцеловал ее в губы, прижимая к груди.

— Ничего нелепого в этом нет. Не знаю, что творится со мной в последнее время, не найду слов, чтобы описать свое состояние. Но теперь все прошло, и неожиданно я стал даже удивляться, о чем это я беспокоился. Я молод и здоров, у меня нет никаких отклонений. У меня довольно хорошее образование. Где-то в мире существует филантроп, который предложит мне работу.

— Конечно, дорогой,— пролепетала она.— Единственное, чего тебе не хватает, это уверенности. Благодарение богу, ты образумился. Я так переживала…

— Давай посидим. Ты, должно быть, устала.

Он подвел ее к кровати. Она сбросила туфли и уселась, опершись спиной о подушки.

— Временами ты бываешь таким милым, Пол. Что я сделала со своей сигаретой?

Он отыскал ее и чиркнул спичкой.

— Ты действительно становишься рассеянным,— весело заметила она,— снова положил горящую сигарету на стол. Мне еще нужно отучить тебя от этой привычки.

Он что-то пробормотал. Она наклонилась вперед, чтобы зажечь свет, ее ноздри слегка затрепетали.

— Кажется, ты стал пользоваться новым лосьоном после бритья, дорогой? — она снова принюхалась и неодобрительно добавила: — Не уверена, что он мне нравится. Для мужчины слишком резкий.

— Первый раз попробовал его,— сказал он, наклонившись вперед, чтобы она не видела его лица. Ладони у него вспотели, он вытер их о рубашку.

Она приложила кончик указательного пальца к пятнышку на его шее, которое не скрывал расстегнутый воротник. Вообще-то таких отметин было несколько, можно было предположить, что это след чьих-то зубов. Ее ноздри снова затрепетали, она слегка нахмурилась.

Раздался гул самолета, пролетающего где-то высоко над ними.

Слейтер посмотрел на часы.

— Должно быть, это самолет из Майами,— сказал он.

Из аэропорта Майкл Шейн добирался в экипаже, куда была впряжена самая настоящая лошадь. Уже одно это было привлекательным. В Хибикус Додже его приветствовала миниатюрная англичанка в пестром платье с глухо застегнутым воротником. Ее возраст можно было определить только ориентировочно — от тридцати до пятидесяти лет.

— По-видимому, вы — мистер Шейн,— заговорила она уверенно.— Как поживаете? Я — мисс Трайверс, ваша хозяйка. Рада вас видеть в Хибикус Додже.

Она сунула маленькую ручку Шейну, и ее рукопожатие оказалось поразительно крепким.