— Конечно.

— Почему же вы согласились? — заорал Хоган. — Вам грозит тюрьма.

— Не думаю, — возразил бармен почтительный тоном, но без страха.

— Это мы еще увидим! — загремел Хоган. — Вы взяли деньги, чтобы умолчать о факте, важном для полицейского расследования, и сами это признаете.

— Я не признаю ничего подобного, — возразил Джек, по-прежнему спокойно. — Этот господин, — и он вновь указал на Дэвида Йенсона, — дал мне тысячу долларов, а я пообещал сказать полиции, что мисс Мюррей не звонила от нас накануне. Вот и все.

— Что означают эти сказки?

— Я не видел ничего дурного в этом, — продолжал Джек, не давая лейтенанту времени снова взорваться. — Предположим, я даю вам тысячу долларов, взамен вы обещаете мне, что не скажете моей жене, что поймали меня, когда я изменял ей. Будет ли преступлением принять деньги?

— Необязательно. Потому что в действительности я не видел, что вы изменяли вашей жене.

— Точно, мистер. Дело в том, что мисс Мюррей не звонила по телефону. Видите ли, этот господин дал мне деньги, чтобы я сказал правду. Почему бы мне их не взять? Какой же закон запрещает это?

— Минуту! — воскликнул Шейн. — Вы утверждаете, что мисс Мюррей не заходила в полночь в бар и не одалживала у вас пятицентовую монету, чтобы позвоните человеку, который был убит спустя несколько часов.

— Именно это я стараюсь дать вам понять, — со вздохом сказал Джек. — Это правда, и я готов поклясться на Библии…

— Тогда почему вы сказали присутствующему здесь мистеру Рекеру, что перед самым закрытием бара мисс Мюррей позвонила по телефону?

— Я никогда не говорил ничего подобного, — возразил Джек. — Я никогда не видел этого господина, пусть небо мне будет свидетелем.

Он снова глубоко вздохнул, потом жалобным тоном сказал, обращаясь к лейтенанту Хогану:

— Очень сожалею, что я плохо поступил. Но мне заплатили, чтобы я сказал правду, и я подумал, что могу принять эти деньги без всяких угрызений совести.

Эд Радин пошел прямо на бармена.

— Вы лжете, мы это знаем, — сказал он. — Элси Мюррей сама рассказала о своем посещении бара. Извините меня, Майкл, я показал нашу копию рукописи лейтенанту. Так же, как и мы, он знает все.

— Вашу копию? — воскликнул Лью Рекер, не сдержавшись. — Было только два экземпляра…

— И вы думаете, что уничтожили оба, не так ли?

Майкл Шейн бросился вперед и схватил за ворот писателя, который устремился к окну.

— Вас выдала оговорка, — крикнул он и швырнул Рекера на ковер. — Вас все время мучила мысль о рукописи Элси. И вы были правы. Если бы расследование смерти Грина было начато вновь, у следователя наверняка возникла бы мысль допросить Джека, и истина выплыла бы наружу. Это стало бы вашей гибелью. Обнаружилось бы, что вы обманули бедную Элси, которая доверилась вам и думала, что вы пошли справиться к бармену, а вы этого, конечно, не сделали. И едва только эта ложь стала бы известна, как полицейские перевернули бы все вверх дном, чтобы докопаться до истины. Вы оставили ее в полночь перед дверью, — продолжал неумолимый голос Шейна, — полный ревнивой ярости, так как она отвергла ваши домогательства. Вы отъехали немного и остановились посмотреть, кто ваш счастливый соперник. Кто тот мужчина, которому она вас предпочла? На ваших глазах она села в машину Элберта Грина, который ждал ее, ибо она назначила ему там свидание. Вы поехали за ними в отель «Белойт». Не знаю, как вы обнаружили номер их комнаты. В приступе ярости вы убили Грина, для увенчания своих подвигов сунули в чулок Элси двухдолларовую бумажку, а затем побежали к Эстелле сфабриковать себе алиби.

— Нет! Нет! — закричал Лью Рекер, приподымаясь на локте и вперив в рыжего детектива яростный взгляд. — Двухдолларовую бумажку… Откуда вы знаете?

— Уведите его, лейтенант, — с отвращением сказал Шейн и отвернулся от романиста, чтобы не уступить соблазну дать ему по физиономии.

— Не будьте слишком суровы с Дэвидом Йенсоном, несмотря на его неудачный поступок с Джеком. Он сам был в полной растерянности: не знал, где провел вечер, и мучился, не он ли убил Элберта Грина. Выпьем виски Рекера, — сказал он в заключение, — и если кто-нибудь из нас на мгновение отключится, он поймет, в какой растерянности оказался Йенсон, когда при пробуждении обнаружил у себя в кармане второй ключ от квартиры Элси.

Так завершилось дело Грина — Мюррей. Врачи больницы не ошиблись. В тот же вечер я пришел в себя. И не так уж плохо себя чувствовал после всей этой истории. Сильно пострадало лишь мое самолюбие.

Впервые я имел возможность поучаствовать в полицейском расследовании, но не сумел ее использовать. Провалялся с кляпом во рту, связанный и без сознания в соседнем номере гостиницы, в нескольких метрах от моей комнаты, в то время как Радин с Шейном распутывали тайну вместо меня.

Когда в больнице я вновь обрел ясность мысли, Лью Рекер уже полностью во всем признался. Элси рассказала ему о своем плане написать роман. Она была уверена, что он не мог быть замешан в убийстве Грина, слепо верила в ту ловкую ложь, которую он ей преподнес: он убедил ее, что она позвонила Элберту Грину, чего она не делала, да ей и не нужно было это делать. Поэтому она думала, что он был в полном неведении о ее печальном приключении с Грином.

И, конечно, именно Рекер звонил Элси по телефону, когда я был у нее в квартире, и таким образом узнал, что она намеревалась отдать мне рукопись на следующий день.

Задушив Элси, он стал искать незаконченный роман и нашел лишь копию. Отсюда сделал вывод, что Элси солгала, а оригинал уже находится у меня.

Не зная, где отыскать меня в Нью-Йорке, в течение двух часов он жил словно на горячих углях. Наконец придумал такой трюк: назвавшись именем Джорджа Кокса, позвонил Дороти Гардинер и узнал от нее название моей гостиницы и номер комнаты.

Он взял комнату на моем этаже и, вооружившись тем же, чем убил Элберта Грина, позвонил ко мне в дверь.

Я могу подтвердить эту часть его признаний. Я уснул одетым несколько раньше и пошел открывать совсем сонным. Только успел смутно увидеть мужской силуэт, как на мою голову обрушился страшный удар.

Я погрузился в небытие.

Жизнь моя держалась на волоске, и не будь одной незначительной детали, Рекер, как он сам признался, добил бы меня. Но он заметил под моей шляпой на столике конверт с рукописью Элси. Он знал, что я вернулся очень поздно, поскольку много выпил. Тогда он предположил, что я бросил рукопись на стол, не читая, а сам улегся в постель. А поскольку я с ней не ознакомился, то и не был опасен, Ему надо было только уничтожить этот экземпляр.

Но все же он не был полностью уверен, что я не полистал рукопись и не прочел достаточно, чтобы обнаружить правду. Поэтому, не желая оставлять меня в моей комнате, куда в любой момент могли войти, он решил иначе. К тому же, испытывая некоторые угрызения совести, не хотел убивать меня без особой необходимости.

Он оттащил меня в свою комнату, связанного, с кляпом во рту, и повесил на двери табличку с просьбой не беспокоить.

Таким образом, полагал он, я оказывался не в состоянии навредить ему, а у него было время подождать развития событий. Позже, если того потребуют обстоятельства, он сможет вернуться и добить меня.

Но Майкл разоблачил его, прежде чем он на это решился, что и позволило мне самому рассказать эту мрачную историю.

В следующий раз, когда я буду присутствовать на банкете в Нью-Йорке, Майкл поедет со мной в качестве телохранителя. И когда я окажусь в компании с соблазнительной сиреной, отдам ее ему в руки, а сам удеру со всех ног.

Так как я не способен устоять перед соблазном.