– Конечно! Хочешь, я предложу тебе книгу?

– На самом деле я бы хотел просто поспать. Но сначала установи будильник на песню Синатры «Мои правила».

– Необычный выбор, учитывая твой вкус. Это просто эксперимент, или ты хочешь, чтобы я включила эту композицию в последующие музыкальные рекомендации?

– Пока просто эксперимент. Спокойной ночи, Тилли. Отключись, пожалуйста.

Камера зажужжала, провожая Сая до кровати, а затем выключилась.

Но красный индикатор продолжал медленно мигать в темноте.

Ночь. Половинка луны. Редкое уханье филина.

Купца, его жену и всех слуг попросили уйти. Большой дом пребывал в пугающей тишине.

Мы с отцом скрылись за учительским камнем во внутреннем дворе. Через его многочисленные отверстия я видел окно спальни купеческого сына.

– О, Сяо-Юн, моя милая Сяо-Юн…

Стоны юноши, метавшегося в бреду, вызывали только жалость. Полубезумный, он был привязан к кровати, так что не мог причинить себе вреда, однако отец оставил окно открытым, чтобы его жалобные крики как можно дальше разносились легким ветерком, шелестевшим над рисовыми полями.

– Думаешь, она действительно придет? – прошептал я. Сегодня мне исполнилось тринадцать лет, и это была моя первая охота.

– Придет, – ответил отец. – Хули-цзин не выносит плача мужчины, которого она приворожила.

– Как влюбленные бабочки не могут оторваться друг от друга? – Я думал о народной опере, которая проезжала через нашу деревню прошлой осенью.

– Не совсем, – ответил отец. Однако казалось, что он не может объяснить, почему. – Просто знай, что это не одно и то же.

Я кивнул головой, ничего не поняв. Однако не мог выбросить из головы пришедших за помощью к моему отцу купца и его жену.

– Какой стыд! – бормотал купец. – Ему ведь еще не исполнилось девятнадцати. Как он мог прочитать столько мудрых книг и все равно попасть под чары этого существа?

– Нет ничего постыдного для тех, кто был очарован красотой и хитростью хули-цзин, – ответил отец. – Даже величайший мудрец Вонг-Лай провел однажды три ночи рядом с одной из них, а потом стал первым на императорских экзаменах. Твоему сыну попросту нужна помощь.

– Ты должен его спасти, – сказала жена купца, кланяясь, как цыпленок, клюющий рис. – Если об этом узнают, сваты даже не взглянут на моего сына.

Хули-цзин была демоном в женском обличье, демоном, который крал сердца. Я вздрогнул, волнуясь, хватит ли у меня смелости столкнуться с ним лицом к лицу.

Отец положил теплую руку мне на плечо, и это несколько успокоило меня. Он держал в руке «Хвост ласточки» – меч, который был выкован нашим предком генералом Лао-Ипом тринадцать поколений назад. На меч были наложены сотни благословений Дао, и он уже вдоволь напился крови бесчисленных демонов.

Облако на мгновение закрыло луну, погрузив весь мир во тьму.

Когда луна вновь показалась, я чуть не вскрикнул.

Там, во дворе, стояла самая прекрасная госпожа, которую я когда-либо видел.

Она была одета в белое шелковое платье со свободными рукавами и широким серебристым поясом. Ее лицо было бледным как снег, а волосы, черные как уголь, спускались ниже талии. Мне казалось, что она словно сошла с портретов прекрасных дам династии Тань, что развешивали актеры вокруг своей сцены.

Она медленно повернулась, осматривая окрестности. Ее глаза блестели в свете луны, как два глубоких, искрящихся при дневном свете озера.

Я поразился тому, сколько печали было в этом лице. Я пожалел ее и сделал бы все, что только в моих силах, чтобы вернуть улыбку на ее божественное лицо.

Легкое прикосновение отца к тыльной стороне моей шеи вывело меня из этого очарования. Он предупреждал меня о силе хули-цзин. Мое лицо горело, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я отвел глаза, чтобы не смотреть на лицо демона, и следил только за его положением.

Слуги купца с собаками каждую ночь патрулировали внутренний двор, чтобы она не приближалась к своей жертве. Но сейчас внутренний двор был пуст. Она все не двигалась, сомневалась, видимо, предчувствуя ловушку.

– Сяо-Юн! Ты пришла за мной? – Голос купеческого сына в бреду становился все громче.

Госпожа повернулась и пошла, нет, скорее поплыла, настолько плавными были ее движения, к двери в спальню.

Отец выпрыгнул из-за камня и понесся на нее, держа «Хвост ласточки» наготове.

Она отклонилась в сторону, словно глаза были у нее на затылке. Отец не смог остановится и с глухим ударом вонзил меч в толстую деревянную дверь. Он дернул, но не смог сразу же освободить оружие.

Госпожа посмотрела на него, повернулась и направилась к калитке, ведущей во внутренний двор.

– Лян, почему ты стоишь! – закричал отец. – Она уходит!

Я побежал к ней, увлекая за собой глиняный кувшин, наполненный собачьей мочой. Моя работа заключалась в том, чтобы облить ее этой мочой, после чего она уже не сможет стать лисицей и ускользнуть.

Она повернулась ко мне и улыбнулась:

– Ты такой храбрый мальчик!

Я погрузился в аромат цветущего под весенним дождем жасмина. Ее голос был как сладкое холодное варенье из лотоса, и я бы слушал ее вечно. Позабытый глиняный горшок болтался на моей руке.

– Давай! – вскрикнул отец и вытащил наконец свой меч.

Волнуясь, я прикусил губу. Как я могу стать охотником за демонами, если меня так просто соблазнить? Я снял крышку и выплеснул горшок в сторону ее отдаляющейся фигуры, однако бредовая мысль, что я не должен запачкать ее белоснежное платье, смутила меня, мои руки задрожали, и я не смог как следует прицелиться. На нее попала лишь незначительная часть собачьей мочи.

Но этого оказалось достаточно. Она завыла, и от этого звука, похожего на дикий, почти волчий вой, мои волосы встали дыбом. Она повернулась и зарычала, показав два ряда острых белых зубов, и я отпрянул.

Я застал ее прямо посреди перехода. Поэтому ее лицо было наполовину женским, наполовину лисьим – безволосая морда и приподнятые треугольные уши, которые злобно дергались. Ее руки превратились в когтистые лапы, которыми она потянулась ко мне.

Больше она не могла говорить, однако ее глаза откровенно передавали все ее злобные мысли.

Отец подбежал, замахнувшись мечом для смертельного удара. Хули-цзин повернулась и ринулась к калитке, с треском сломав ее, после чего исчезла в проеме.

Отец поспешил за ней, даже не оглянувшись на меня. Сгорая от стыда, я бросился за ним.

Хули-цзин быстро неслась по полям, и казалось, ее серебристый хвост оставлял за ней искрящийся след. Однако ее неполностью преобразовавшееся тело сохранило женскую осанку, поэтому она не могла бежать так же споро, как если бы опиралась на все четыре лапы.

Мы с отцом увидели, как она юркнула в заброшенный храм примерно в одном ли от деревни.

– Обойди храм, – сказал отец, пытаясь перевести дух. – Я же войду через главный вход. Если она попытается уйти через заднюю дверь, ты знаешь, что делать.

Стена задней части храма наполовину обрушилась и уже вовсю заросла бурьяном. Когда я достиг цели, то уловил движение, словно белую вспышку, среди обломков.

Пытаясь искупить свою вину в глазах отца, я переборол страх и бесстрашно ринулся за ней. Через несколько быстрых поворотов я загнал тварь в угол одной из монашеских келий.

Я уже готовился вылить на нее оставшуюся собачью мочу, когда понял, что животное было гораздо меньше той хули-цзин, которую мы преследовали. Это была маленькая белая лисичка размером со щенка.

Я поставил глиняный горшок на землю и бросился на нее.

Лиса нырнула под меня. Она была на удивление сильна для такого маленького зверька. Я пытался удержать ее, прижимая к полу. Пока мы бились, мех, в который я вцепился пальцами, становился гладким, как кожа, а ее тело удлинялось и росло. Теперь мне нужно было наваливаться всем своим весом, чтобы прижать ее к земле.