Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Дирижабль находится так близко, что Бочарская может разглядеть гондолу, висящую под огромным вытянутым шаром. Падает первая бомба. Она ощущает ударную волну от взрыва, дуновение внезапно сгустившегося воздуха. Страх и паника охватили всех вокруг. Вдоль колонны прокатились крики с призывом погасить фары, погасить все фары. Некоторые начали стрелять из винтовок, но были остановлены офицером. Выстрелы бесполезны.

Цеппелин исчезает в ночной темноте, оставив за собой хаос.

В эту ночь Бочарская спит на пустом операционном столе. Засыпая, она слышит топот шагов, стук копыт, рокот моторов, скрежет повозок и пушек. Мысли в ее голове путаются, смешиваются в мольбы и отчаянные надежды: “Может, отступление прекратится. И поступит приказ о взятии Варшавы. Война тогда закончится”.

В тот же день Андрей Лобанов-Ростовский находится неподалеку от Варшавы, на северо-востоке. (Его рота покинула город еще вчера, почти без потерь, хотя им и пришлось проезжать по улицам вблизи от реки, под прицельным пулеметным огнем немцев. Они заметили, что немцы избегают стрелять по гражданским лицам, а потому Лобанов-Ростовский раздобыл цивильные дрожки.) День выдался спокойный и использовался

для отдыха и для ревизии наших позиций и нашей техники. В штабе сообщили, что враг переправился через Вислу в нескольких местах, но пока еще не обстреливал наши войска; неподалеку появились только малочисленные конные патрули. Между тем два корпуса по обе стороны от нас ретировались быстрее, чем мы, так что в стратегическом отношении мы оказались на дне мешка.

62.

Воскресенье, 12 августа 1915 года

Андрей Лобанов-Ростовский заспался под Чапли

Собственно говоря, ефрейтор должен был разбудить их всех в час. Когда они с остатками роты укладывались спать на крестьянском дворе, предполагалось, что они отдохнут часок-другой в темноте, а потом сразу же возобновят свой марш. Они хорошо знали, что арьергард продолжит отступление около двух часов и потом между ними и преследовавшими их немцами уже никого не останется.

Всего пару часов на сон.

Они валились с ног от усталости. Если раньше Лобанов-Ростовский сетовал на безделье, то теперь все было наоборот. Саперная рота работала не покладая рук во время масштабного отступления; они то взрывали за собой мосты, поджигали дома или разрушали железнодорожные линии, то помогали другим частям укреплять окопы — не только рыть землю, но и корчевать поле и ставить заграждения. Даже если кончалась колючая проволока, не было больше досок и гвоздей, даже боеприпасов, — в таком случае просто врывали в землю столбы, чтобы хоть на расстоянии обмануть немцев и представить укрепления прочнее, чем они есть на самом деле. Последние 48 часов они рыли и укрепляли окопы для пехотного полка, работая под дождем, и ужасно устали. Укрепления были готовы вовремя, и тут же пришел приказ оставить их.

Они отступают дальше.

Чувствительный Лобанов-Ростовский не только устал, он подавлен. Вчера он прямо признался в этом своему командиру, Габриаловичу: “Мои нервы не выдержат”. Но Габриалович отнесся к его словам равнодушно, посчитав, что лейтенант просто переутомился, и перевел разговор на другую тему. Лобанов-Ростовский беспокоился за свои книги, упакованные, по обыкновению, в спальный мешок. Это были французские романы и толстые исторические труды. Антон, верный денщик Лобанова-Ростовского, не видел смысла в том, чтобы таскать за собой эту поклажу, тем более что именно он в основном ее и таскал. Так что Лобанову-Ростовскому приходилось присматривать за Антоном, чтобы тот где-нибудь не бросил драгоценные книги. Денщик особенно невзлюбил трехтомник произведений французского историка Альбера Вандаля о Наполеоне и царе Александре и старался упаковать эти книги таким образом, чтобы они выкатились по дороге.

Нет, всего пару часов сна. А потом они продолжат отступать.

Лобанов-Ростовский проснулся первым. И немедленно понял: что-то не так. Вокруг совсем светло. Он посмотрел на часы. Они показывали шесть. Значит, проспали. На целых пять часов.

Он с трудом разбудил Габриаловича. Тот отдал приказ поднять людей, спавших у повозок на дворе, и в строжайшей тишине увести их в сарай. А потом надо будет осторожно разведать, не вошли ли в деревню немцы.

Немцев там… не было.

Они тотчас выдвигаются.

Значит, им угрожает немецкая кавалерия, которая находится где-то за спиной, и еще их могут обстрелять русские соединения, отступающие впереди них. Они на ничейной земле. Кроме того, по опыту известно, что все мосты взорваны или сожжены, так каким же образом им переправиться через реку?

Чтобы немного смягчить первую угрозу, они вернулись к заведенному порядку и пустили вперед повозки со взрывчаткой и вооружением — и с книгами, — а за ними солдат. Возможно, это правильно, так как они доберутся до реки, избежав столкновения со своими. Немцев не видно. А впереди, где поблескивали зеленоватые воды реки, они, к своей радости, обнаружили мост: “Солдаты из неизвестного нам полка готовились как раз взорвать его и взирали на нас с величайшим удивлением”.

Около одиннадцати часов они добрались до железнодорожной линии, ведущей к Белостоку. Ее тоже собирались взрывать. Большой бронепоезд поэтапно давал задний ход, и солдаты разрушали за ним колею. Подразделение Лобанова-Ростовского последовало за поездом. Сперва они взорвали мост, затем нашли железнодорожный вокзал. Как обычно, они подожгли его.

Языки пламени уже начали лизать деревянные стены здания, как вдруг Лобанов-Ростовский обнаружил кошку. Животное в страхе металось по крыше, издавая жалобное мяуканье. Он нашел лесенку и полез на крышу за кошкой:

Животное в ужасе царапалось, его опасно было взять в руки, и я сбросил кошку с высоты второго этажа. Она дважды перевернулась в воздухе, приземлилась на все четыре лапы и, задрав хвост, скрылась в кустах.

63.

Понедельник, 23 августа 1915 года

Ангус Бьюкенен сторожит железную дорогу у Мактау

Раннее утро. С юго-запада дует сильный муссон, холодно стоять на посту. Около половины шестого начинает светать. Промозглый туман покрывает заросли буша внизу от них. Ландшафт становится размытым, теряет свои очертания, исчезает. Видимость равна практически нулю. Вокруг тишина, слышны только крики цесарок и прочих домашних птиц, приветствующих восход солнца.

Бьюкенен вместе с другими стоит на посту, охраняя железную дорогу Уганды, — именно в этом месте, где она протягивается из Момбасы, на побережье, до Кисуму, наверх, к озеру Виктория. Ночь прошла спокойно. Можно сказать, на этот раз. За последнюю неделю почти ежедневно происходили стычки с немецким патрулем по ту сторону границы, который всячески пытался помешать движению по железной дороге. Вчера немцам удалось-таки подорвать участок пути, так что один поезд сошел с рельсов.

Так выглядела война в Восточной Африке, по крайней мере в данный момент: никаких крупных баталий, только патрулирование, стычки, робкие вылазки, более или менее удачные засады, булавочные уколы. Расстояния здесь колоссальные[121]. Около десяти тысяч вооруженных людей ищут друг друга на территории, соответствующей Западной Европе, но при отсутствии коммуникаций. Самое трудное — не победить врага, а добраться до него. Для любого перемещения нужно множество носильщиков. И климат, и природа тут отличаются головокружительным, непревзойденным многообразием. Здесь есть все, начиная от влажных тропических джунглей и заснеженных горных массивов, до засушливой саванны и того, что обычно называют “буш”, и что может представлять собой и открытые, подобные паркам равнины, и густые непроходимые леса. Воюющие стороны перемещаются через абстрактные границы, прочерченные надменными господами по линейке, чернильным карандашом, где-то за далеким столом переговоров в Европе, вопреки народам, языкам, культурам Африки, даже просто собственным границам природы.

вернуться

121

Масштаб африканских расстояний можно представить себе по следующему факту: воинская часть Бьюкенена на корабле покинула Плимут в Англии, за пять дней доплыла до Африки, а потом еще двадцать дней плыла вдоль африканского побережья, прежде чем добралась до места назначения — Момбасы в британской Восточной Африке.

36
{"b":"202978","o":1}