Она медленно отпускала рычаг, идя на снижение. Биплан опускался все ниже и уже почти задевал колесами крыши самых высоких домов.
А где же аэродром?
Мотор чихнул, и Грейс поняла, что времени на раздумья нет. Драго был прав. Топливный бак почти пуст. Еще пара секунд, и она, так или иначе, окажется на земле.
За городом сразу начиналась пустыня. Хорошо. Значит, если она не найдет аэродром, то приземлится на загородное шоссе. Под ней несколько дорог лентами опоясывали песчаную землю.
Летать ее учил еще отец, Джеймс Кэхилл. А это означало, что она уже больше года не тренировалась. Да, не самое подходящее время для провального экзамена, но поздно лить слезы.
«Скорость равняется высоте» — было девизом отца. Чем меньше газа, тем меньше высота. Биплан брюхом скользнул над дюнами, обдав их горячим ветром и устремил свой нос на пролегавшее среди песков шоссе. Грейс вся подалась вперед, смотрела не мигая.
Мотор снова фыркнул, съел последнюю каплю горючего и выпустил слабое облачко газа. Лезвия вентиля замерли, и «Ольга» начала падать.
Села она жестко. Одно колесо с диким грохотом лопнуло, на другом отвалилась ось, и биплан заскрежетал по бетону, разбрызгивая вокруг себя фонтаны искр. Потом вылетел с дороги, уткнулся носом в песок и замер, зарывшись в дюну.
Мир перевернулся. Грейс в последнюю секунду вытянула пред собой руки, защищаясь от летящей прямо на нее приборной доски.
Удар. Все заслоняющая боль.
И темнота.
Болело все тело. Очнувшись, Грейс почувствовала, как боль переместилась в руку. Стянула куртку и осмотрела запястье. Распухшее, искривленное, покрытое черными синяками. Перелом. Видимо, хорошо она уперлась в приборную доску.
Боль была нестерпимой. Но еще нестерпимей оказалось видеть безжизненное тело Драго, лежащее сзади. Она выглянула из-под обломков и тут же нырнула обратно в кабину. Беспощадно палящее солнце стояло в зените. Неужели она была без сознания так долго?
Здоровой рукой Грейс оторвала от куртки подкладку и соорудила из нее подвязку для левого запястья. Болело страшно, но зато теперь у нее есть опора. Она рванула дверь кабины, перекинула через нее ноги и спрыгнула на землю.
Биплан был потерян навсегда. От столкновения с дюной у него оторвало крыло и хвост. Пропеллер все еще слабо дымился.
Драго…
Как же она его бросит здесь, в песках?
А что еще можно сделать посреди пустыни? Про деньги в портфеле Грейс даже не вспомнила. Они ей были нужны только для того, чтобы попасть в Касабланку. Ну, вот, она здесь. По крайней мере, на досягаемом расстоянии.
Они с «Ольгой» умудрились улететь далеко за город. Так что путь ей предстоит немалый. Пора отправляться.
Она пошла вперед, ориентируясь на далекие очертания шпилей и минаретов.
Зной оказался нестерпимым. Хорошо бы сейчас оказаться в зимнем Бостоне. Метель очень кстати для тех, кто умирает от жары и жажды. Жажда. Все мысли сейчас только о глотке воды.
Прошло около двух часов. Солнце давно вышло из зенита, а на небе по-прежнему ни облачка. Грейс чувствовала, как у нее горит спина. Черный цвет незаменим для исчезновения из ночного Монако, но не для пустыни, где он с удвоенной силой поглощал солнечный свет.
Рука ныла, каждый шаг отдавался болью в сломанной руке. Но несмотря ни на что, она мужественно и упрямо шла вперед. Скорее всего, еще в самом начале своей эпопеи Грейс даже представить не могла, что значит быть Кэхиллом. И вот каждый шаг по этой раскаленной земле среди раскаленных песков открывал ей эту правду — что нет боли, что нет зноя, что нет усталости.
Есть только цель, к которой ты идешь.
Голова раскалывалась от нестерпимой жары и палящего солнца. Все вокруг сверкало, жарилось и шипело. Грейс шла уже несколько часов, а Касабланки все не видать. Только дым на горизонте. Но он передвинулся! Теперь он был у нее справа. Низкий, стелющийся над дюнами дым, уходящий за горизонт и похожий на длинную, как сам горизонт, змею.
Нет, только не это! Неужели она сходит с ума? Про миражи в пустыне известно всем.
Что это? Гул мотора? Много, много моторов? Вот, поднимая вокруг себя облако песчаной пыли, проехал военный автомобиль. Вот еще один. И еще. Прямо на нее надвигалась целая военная колонна!
Это не облако. Это войска.
Кто это? Вишистская армия? Что они будут делать с ней, американской подданной, пусть еще такой юной. Нельзя надеяться на их благосклонность после того боя, свидетельницей которого она стала.
Но тут на борту танка она увидала… звезду!
Американцы!
Битва окончена, операция «Факел» завершена. Это завоеватели и триумфаторы — Западная операционная группа вступает в завоеванный город.
Еще минуту назад Грейс казалось, что ее силы на исходе. Но она была не права. Увидев американский флаг, девочка воспряла духом. Она кинулась к колонне и, махая здоровой рукой, закричала:
— Стойте!
Перед ней из облака песка и дрожащего зноя выплыл танк М-4 «Шерман». Он уставился на нее своей пушкой и, заскрежетав гусеницами, остановился. На башне открылся люк, из которого показалась голова в шлеме.
— Ты совсем сдурела? Вали отсюда!
— Я американка! — от жары и песка Грейс хрипела. — Мне нужен генерал Паттон!
— Сейчас, только проверю его расписание, — взорвался хохотом танкист. — Вали отсюда!
Грейс вытянулась во весь рост, едва доставая до верхнего края гусениц.
— Передайте генералу, что у Грейс Кэхилл есть для него срочное сообщение!
— Минутку! — раздался ответ.
Наперерез «Шерману» выехал военный автомобиль и встал рядом Грейс.
Из кабины впрыгнул сноровистый молодой капитан и подбежал к ней.
— Вы сказали, ваше имя Кэхилл?
— Грейс Кэхилл. Я прилетела из Монако, чтобы встретиться с генералом.
— И не говорите, — протянул капитан, оглядывая ее с ног до головы.
Он усадил ее в автомобиль и поехал, бороздя на ходу песок и распыляя колесами грязь на проходящую мимо колонну, растянувшуюся на несколько миль. Пехота и бронетанковые дивизии, легкая и тяжелая артиллерия, какие-то неведомые девочке машины. Грейс даже не удивилась: еще дома она слышала, как по Би-Би-Си передавали, что Западная операционная группа, нацеленная на Касабланку, насчитывала 34 тысячи солдат.
Обогнав колонну и проехав, как показалось Грейс, дорогу длиною в жизнь, они неожиданно затормозили перед штабным автомобилем.
Из окна высунулась голова водителя, и он прокричал:
— Почему остановка?
Капитан коротко отдал салют и отрапортовал:
— Грейс Кэхилл желает видеть генерала!
— Кэхилл? — послышался из машины гулкий голос.
Дверца автомобиля открылась, и из нее высунулась пара блестящих сапог.
Обалдевшая Грейс тупо уставилась на сапоги.
Но офицер из штабной машины — весь от кончика носа до носка сапог, от безупречной осанки до твердого, как броня, взгляда — излучал абсолютную самоуверенность и непогрешимость. Бой был закончен, и, несмотря на несколько суток жестоких боев и бессонных ночей, где от его стратегии зависел исход боевого сражения, форма на нем сидела, как с иголочки, а шлем украшали две звезды!
Более чем убедительно!
Это был не кто иной, как сам генерал Джордж С. «Пот и Кровь» Паттон.
Бухта Касабланки была усыпана трупами. Море полыхало огнем.
Битва была закончена.
Вишистское командование подписало мир, и в городе восстанавливалась нормальная жизнь. Но спокойствие это обманчиво. В результате боев смерть унесла жизни почти двух тысяч солдат, четверть из которых была американцами.
Грейс въехала в завоеванный город плечом к плечу с самим генералом Паттоном.
Ее буквально разрывало от нетерпения рассказать про послание азбукой Морзе, но все-таки хватило ума, чтобы не выболтать все сразу. Вокруг командующего вились толпы адъютантов и штабных офицеров. Грейс, разумеется, понятия не имела, кому из них следует доверять, а кому нет. А лучше не доверять вообще никому. Секретное сообщение адресовано лично Джеймсу Кэхиллу. Поэтому ничего не остается делать, как терпеливо ждать, когда она окажется наедине с генералом.
