Оркестр грянул марш. Две тысячи ног ударили по мокрой мостовой, не жалея ни подошв, ни камней, отшлифованных столетиями самой истории. А он снова увидел себя не здесь, а на той прокалённой солнцем дороге на Смоленск, куда немцев нельзя было пускать ни при каких обстоятельствах, но куда они уже прорвались танковыми авангардами, один из которых сейчас раздавит их пушку.

…Кресты на броне головного танка были видны отчётливо. И он, опытный артиллерист, встав к орудию за наводчика, в последний раз выверил прицел и скомандовал напряжённо и испуганно ожидавшему его приказания заряжающему: «Огонь!» Заряжающий до последнего не верил, что генерал умеет стрелять из его пушки…

Никто не мог знать, что происходило в его душе. Но маршал, переживая свою войну снова и снова, понимал, что то же, что и он, должно быть, переживают сейчас и его генералы, и офицеры, и солдаты. Вся тысяча, набранная из многих тысяч его победоносного войска, выстроилась сейчас за его спиной ровными стройными «коробками». Она сияла знамёнами прославленных полков и соединений, золотом и серебром боевых орденов и медалей.

Снова хлынул дождь и мгновенно перешёл в обвальный ливень. Но через минуту-другую так же резко утих. Мундир промок, прилип к телу. Дождевые капли с подбородка падали на орден Победы. Маршал не ощущал того ликования, которого ожидал. Им овладевало то состояние полного удовлетворения и покоя, какое его охватывало порой после удачно проведённой операции, когда из штабов армий и корпусов докладывали, что его приказ выполнен, противник разбит, рассеян или окружён и захвачено такое-то количество пленных и трофеев, что начато преследование и что к исходу дня дивизии первого эшелона выйдут на рубеж реки такой-то, а в прорыв вводятся танки…

Когда с фашизмом в Европе было покончено, Верховный собрал своих маршалов на Военный совет. Он гордился своими полководцами. Заговорил и о Параде Победы. Верховный вдруг предложил командовать парадом ему. Предложение прозвучало неожиданно. Следуя врождённой скромности и тому внутреннему уставу, который выработался в нём с годами и битвами, маршал отказался, сославшись на то, что давно не ездил верхом, что когда-то имел травму при падении с коня, что он не кавалерист и хотел бы идти по площади во главе войск своего фронта. Верховный по-кавказски вспылил, сказал, что маршал зазнался и что командование парадом будет поручено другому, не менее талантливому и заслуженному.

Что ж, теперь думал он без сожаления, идти во главе своего фронта не менее почётно. Всю жизнь он был рядом со своими солдатами. Он был с ними в окопах. С ними отступал. С ними наступал.

Когда сводный оркестр грянул «Славься…», маршал почувствовал, как разом, повинуясь некой, будто с небес прозвучавшей команде, вскинули головы его генералы, офицеры и солдаты. И сам он вдруг показался себе выше ростом, стройнее, а телом завладела та необычная лёгкость, которая всегда охватывала его в бою. Дождь немного утих. Парадный мундир плотно облегал тело. Причудливая, почти метафизическая смесь дождя, как природного потока, струящегося с неба, и звуков военного марша, в котором преобладали торжественные, победные звуки, казалось, слились воедино, и из этого необычного слияния неожиданно родился запах сирени. Перед глазами поплыли дворы Лодейно… потом другая весна… женщина, которую он безмерно любит… брусчатка старого города и сотни людей вдоль дороги — все с цветами, и все подбегают к его открытой машине и бросают букеты ему… Букеты в полёте рассыпаются, и ворох цветов с лёгким шорохом осыпается на капот машины, на лобовое стекло, на спинки сидений, на плечи водителя и адъютанта… Прага… Май…

И вот сводный полк 1-го Украинского фронта проходит мимо трибуны мавзолея. Маршал вскинул голову и увидел своего Верховного. Верховный тоже смотрел на него, и маршалу показалось, что в его лице уже не было и тени того, что омрачило их последнюю встречу.

Маршал шёл во главе «коробки» своего фронта. Ветер колыхал багровое полотнище штандарта. Лучшие солдаты 1-го Украинского фронта шли за его спиной. Все они были молоды, красивы и счастливы. Вся Красная площадь была переполнена счастьем людей, победивших в долгой и жестокой войне.

Маршал знал, что сейчас на него и его генералов, офицеров, старшин, сержантов и рядовых смотрят тысячи глаз. И среди них глаза того, кого он искренне боготворил, кому был безмерно благодарен за всё, чего достиг и что смог сделать для своего Отечества и своих солдат.

Так ли было на самом деле? Вероятнее всего — да.

Из книги Наталии Коневой «Маршал Конев — мой отец»: «Когда я была маленькая, я расспрашивала отца, почему за одним командующим идут 4—5 генералов, а за другими 10—12. Отец дал мне краткое объяснение: их столько, сколько армий входило в тот или иной фронт, а это в свою очередь зависело от масштаба стратегических задач, которые приходилось решать тому или иному фронту. Самыми многочисленными в конце войны были 2-й Белорусский фронт под командованием К.К. Рокоссовского, 1-й Белорусский фронт под командованием Г.К. Жукова и 1-й Украинский фронт. На Параде Победы впереди сводного полка шли Герои Советского Союза со штандартом фронта и знаменами прославленных соединений и частей. Шеренгу Героев 1-го Украинского возглавлял трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, знаменитый на весь мир лётчик и близкий друг моего отца. Во время прохождения полка 1-го Украинского фронта по Красной площади военный оркестр под руководством генерала А. Чернецкого исполнял старинный военный марш, под звуки которого маршировали в своё время в честь победы русского оружия полки царской армии. Традиция не прервалась, и это было сделано вполне осознанно».

Двадцать четвёртого июня 1945 года Правительство СССР устроило торжественный приём в честь победителей — командующих войсками и соединениями. К 20.00 в Георгиевский зал Большого Кремлёвского дворца прибыли маршалы и генералы, конструкторы-оружейники, люди, которые внесли значительный вклад в гигантскую работу страны, принёсшую Победу. Георгиевский зал был выбран не случайно, он — «один из орденских залов, где воплощена идея памяти о многих поколениях людей, служивших России и отличившихся в сражениях за неё». Сталин произнёс тост, который поразил многих: «Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение». В.М. Молотов, который управлял торжеством, произнёс тост за командующих войсками. Первым прозвучало имя маршала Жукова. Вторым — Конева. «За маршала Конева — героя боёв на Украине, освободителя Праги, полководца, войска которого вместе с войсками Жукова ворвались в Берлин…» Затем прозвучали имена Рокоссовского, Говорова, Малиновского, Толбухина, Василевского, Баграмяна, Мерецкова, Ерёменко.

Конев и Жуков. Жуков и Конев. Их всегда называют и ставят вместе, в один ряд. И этот ряд — их слава и их крест.

А с запада на восток, через Польшу, Чехословакию, Восточную Пруссию, Румынию тем временем ехали поезда с победителями. Вчерашние бойцы: пехотинцы, миномётчики, артиллеристы, сапёры, танкисты… под трофейные аккордеоны и русские гармошки, с которыми прошли всю войну, пели: «Давно мы дома не были…» Песня была написана поэтом Алексеем Фатьяновым и композитором Василием Соловьёвым-Седым в мае в Берлине. В ней, в первой редакции, непричёсанной, авторской, кстати, были такие слова:

Последняя строчка, согласно дружественной политике по отношению к германскому народу, была вскоре исправлена: «…в далёкой стороне».

Что ж, время шло, ветра менялись и требовали не только новых песен, но и редактирования старых.

Из Москвы после торжеств Конев сразу же отправился в Вену.

Во время подготовки к Параду Победы он неоднократно встречался с маршалом Толбухиным[104], войска которого в это время стояли в Австрии, но уже начали передислокацию в Болгарию и Румынию. Их казармы должны были занять части 1-го Украинского фронта. 10 июня 1945 года, за две недели до парада, Конев получил официальное назначение на должность главнокомандующего Центральной группой войск и Верховного комиссара по Австрии.