– Вы чрезвычайно любезны, мадам. Я прочту ее с удовольствием.

Минуту-другую миссис Оттерборн молчала. Теребя на шее ожерелье в два ряда, она живо огляделась:

– Может… схожу-ка я за ней прямо сейчас.

– Умоляю, мадам, не затрудняйте себя. Потом…

– Нет-нет, ничего затруднительного. – Она поднялась. – Мне хочется показать вам, как…

– Что случилось, мама?

Рядом возникла Розали.

– Ничего, дорогая. Просто хотела подняться за книгой для месье Пуаро.

– «Под фиговым деревом»? Я принесу.

– Ты не знаешь, где она лежит. Я схожу сама.

– Нет, я знаю.

Через веранду девушка быстро ушла в отель.

– Позвольте поздравить вас, мадам, с такой прекрасной дочерью.

– Вы о Розали? Да, она прелесть, но какая же трудная, месье Пуаро! Никакого сочувствия к немочи. Думает, что знает лучше всех. Вообразила, что знает о моем здоровье лучше меня самой…

Пуаро остановил проходившего официанта:

– Ликер, мадам? Шартрез? Creme de menthe?[31]

Миссис Оттерборн энергично замотала головой:

– Ни-ни! В сущности, я трезвенница. Вы могли заметить, что я пью только воду – ну, может, еще лимонад. Я не выношу спиртного.

– Тогда, может, я закажу для вас лимонный сок с содовой водой?

Он заказал один лимонный сок и один бенедиктин.

Открылась дверь. С книгой в руке к ним подошла Розали.

– Пожалуйста, – сказала она. Даже удивительно, какой у нее был тусклый голос.

– Месье Пуаро заказал для меня лимонный сок с содовой, – сказала мать.

– А вам, мадемуазель, что желательно?

– Ничего. – И, спохватившись, она добавила: – Благодарю вас.

Пуаро взял протянутую миссис Оттерборн книгу. Еще уцелела суперобложка – яркое творение, на коем стриженная «под фокстрот» дива с кроваво-красным маникюром в традиционном костюме Евы сидела на тигровой шкуре. Тут же возвышалось дерево с дубовыми листьями и громадными, неправдоподобного цвета яблоками на ветвях.

Называлось все это: «Под фиговым деревом» Саломеи Оттерборн». На клапане шла издательская реклама, в которой этот очерк амуров современной женщины горячо превозносился за редкую смелость и реализм. «Бесстрашная, неповторимая, правдивая» – такие они нашли определения.

Склонив голову, Пуаро пробормотал:

– Я польщен, мадам.

Выпрямившись, он встретил взгляд писательской дочки и почти непроизвольно подался в ее сторону. Его поразило и опечалило, сколько боли стыло в этих глазах.

Поданные напитки доставили желанную разрядку.

Пуаро галантно поднял бокал:

– A votre santé, madame, mademoiselle[32].

Потягивая лимонад, миссис Оттерборн пробормотала:

– Восхитительно – как освежает!

Все трое молча созерцали нильские антрацитно сверкающие утесы. Под лунным светом они являли фантастическую картину: словно над водой горбились спины гигантских доисторических чудищ. Потянул и тут же ослаб бриз. В повисшей тишине зрело как бы ожидание чего-то.

Эркюль Пуаро перевел взгляд в глубь веранды на обедавших. Ошибался он или там тоже пребывали в некоем ожидании? С таким чувством зритель смотрит на сцену, когда вот-вот должна появиться премьерша.

В эту самую минуту, словно с каким-то особым значением, разошлись обе створки двери. Оборвав разговоры, все обернулись.

Вошла хрупкая смуглая девушка. Помедлив, она намеренно прошла через всю веранду и села за пустовавший столик. В ее манерах не было ничего вызывающего, необычайного. И все же это был явно рассчитанный театральный выход.

– Да-а, – сказала миссис Оттерборн, вскинув голову в тюрбане. – Высокого же мнения о себе эта девица!

Пуаро отмолчался. Он наблюдал за девушкой. Та специально села так, чтобы через всю веранду глядеть в упор на Линит Дойл. Скоро, заметил Пуаро, Линит, наклонившись, сказала что-то и переменила место. Теперь она смотрела в другую сторону.

Пуаро в раздумье покачал головой.

Минут через пять та, другая, перешла на противоположный край веранды. Выдыхая сигаретный дым и еле заметно улыбаясь, она являла картину душевного покоя. Но и теперь ее раздумчивый и словно невидящий взгляд был устремлен на жену Саймона Дойла.

Вытерпев четверть часа, Линит Дойл резко поднялась и ушла в отель. Почти сразу за ней последовал муж.

Жаклин де Бельфор улыбнулась и развернула свой стул. Закурив, она смотрела теперь на Нил. И продолжала улыбаться своим мыслям.

– Месье Пуаро.

Пуаро проворно поднялся. Он пересидел всех на веранде. Погрузившись в размышления, он созерцал гладко отливавшую черноту утесов, когда звук собственного имени вернул его на землю.

Это был культурный, уверенный и при некоторой надменности даже приятный голос.

Вскочивший на ноги Пуаро встретил властный взгляд Линит Дойл. Чтобы можно было выглядеть еще прекраснее и царственнее в пурпурной бархатной накидке поверх белого шелкового платья – такого Пуаро уже не мог себе представить.

– Вы – месье Эркюль Пуаро? – сказала Линит.

Прозвучало это скорее как утверждение.

– К вашим услугам, мадам.

– Меня вы, может быть, знаете?

– Да, мадам. Я слышал ваше имя. Я знаю, кто вы.

Линит кивнула. Другого ответа она не ожидала. В той же своей обаятельно-повелительной манере она продолжала:

– Вы не пройдете со мной в комнату для карточной игры, месье Пуаро? Мне не терпится переговорить с вами.

Она направилась в отель. Он шел следом. В пустой комнате она знаком попросила его закрыть дверь, села за столик, а он расположился напротив нее.

Она сразу, без околичностей, заговорила о своем. Она говорила гладко и без запинки:

– Я много слышала о вас, месье Пуаро, и знаю, что вы очень умный человек. Так случилось, что я крайне нуждаюсь в помощи, и мне кажется вполне вероятным, что именно вы сможете ее оказать.

Пуаро наклонил голову:

– Вы очень любезны, мадам, но я, видите ли, на отдыхе, а на отдыхе я не беру дел.

– Это можно уладить.

Сказано это было с неоскорбительной уверенностью молодой женщины, всегда умевшей благополучно уладить свои дела.

Линит Дойл продолжала:

– Я стала жертвой несносного преследования, месье Пуаро. Это надо прекратить. Я предполагала обратиться в полицию по этому поводу, но… мой муж считает, что полиция бессильна что-либо сделать.

– Может, вы объяснитесь чуть подробнее? – вежливо вставил Пуаро.

– Ну конечно, конечно. Дело-то самое простое.

Все так же она говорила как по писаному. У Линит Дойл была ясная, толковая голова. И сейчас она потянула минуту только для того, чтобы как можно короче представить все обстоятельства.

– До того как я познакомилась со своим мужем, он обручился с некой мисс де Бельфор. При этом она была моей подругой. Муж расторг помолвку – они были не пара друг другу. К сожалению, она тяжело восприняла это… Очень сожалею, но тут ничего не поделаешь. С ее стороны были угрозы, которым я почти не придала значения, да и она, признаться, не пыталась привести их в исполнение. Вместо этого она повела себя в высшей степени странно, следуя за нами практически всюду, куда мы направляемся.

Пуаро поднял брови:

– Довольно необычная… э-э… месть.

– Весьма необычная – и смехотворная! И раздражает это, наконец.

Она прикусила губу.

Пуаро кивнул:

– Это я могу себе представить. У вас, как я понимаю, медовый месяц?

– Да. Впервые это случилось в Венеции. Она остановилась там в «Даниэлли». Я подумала, это просто совпадение. Малоприятно, но не более того. Потом вдруг видим ее на пароходе в Бриндизи. Мы так поняли, что она направляется в Палестину. Мы думали, она осталась на пароходе. Но… но когда мы приехали в отель «Мена-Хаус», она уже была там и поджидала нас.

Пуаро кивнул:

– А как было теперь?

– Мы плыли вверх по Нилу. Я почти ожидала, что она будет с нами на пароходе. Когда ее там не оказалось, я подумала, что она прекратила… свои дурачества. Но стоило нам сойти здесь, как она уже поджидала нас.