– Знаешь, твоя проблема в том, что ты все отрицаешь!

– Неправда.

– Вопрос закрыт.

Вот бы всегда было так просто доказать свою правоту. Чаще это требует гораздо больших усилий.

В теннис я играл много. Мой отец пристрастился к этому виду спорта в 45 лет. Долгие годы это приносило ему огромное удовольствие, которое омрачал лишь тот факт, что другие играли гораздо лучше него. А точнее, миллионы людей – и это только в графстве Сассекс. Однако, как все гордые отцы, он решил, что раз ему самому не удалось преуспеть, он научит этому своих детей. И потому он поручил Рону Барстону, тренеру на полставки на городском корте в парке Дайк-роуд в Брайтоне, сделать из меня и моего брата лучших в мире теннисистов, номер один и номер два соответственно (а папа был бы нашим менеджером).

К сожалению, нам оказалось это не по силам, чего, естественно, нельзя сказать о папе, который явно обладал всеми навыками, чтобы путешествовать по миру, останавливаться в дорогих отелях и смотреть матчи за боковой линией. Когда мне стукнуло тридцать пять, мой отец в конце концов был вынужден признать, что его мечтам не суждено сбыться, если только из тюрьмы не выпустят того психа, который воткнул нож в спину Монике Селеш, и не прикажут ему прирезать всех игроков мужской лиги. Отцу пришлось довольствоваться моими скромными достижениями – серебряной медалью в турнире для мальчиков до 12 лет в Сассексе (меня засудили, мяч был на линии – но решение вынесли не в мою пользу) и медалью за победу в теннисном чемпионате Британского профсоюза актеров. (Большинство участников были неважными игроками и даже не скрывали этого.)

Тем не менее я считал, что играю неплохо, и потому отношение Артура вывело меня из себя.

– Не думаю, что ты так уж хорошо играешь, Хоукс, – сказал он, не сводя глаз с футболистов на телеэкране, – по крайней мере, сейчас. Брось это дело.

Мы с Артуром были довольно хорошими друзьями и могли позволить себе немного попререкаться. Мы познакомились, когда выступали с юмористическими номерами в «альтернативных» лондонских кабаре, и до сих пор сохранили соревновательный дух, который подпитывал тот мир. И проявилось это именно, сейчас, перед телевизором.

– Слушай, Артур, – ответил я, испытав облегчение от того, что молдавский футболист упустил хороший шанс ударить по воротам, заработав лишь право ввести мяч из-за боковой. – Я считаю, что все еще играю неплохо – в основном, благодаря тому, что в молодости как следует обучился азам.

Я уже не помню, как разговор перешел на тему тенниса. Может, потому, что при счете 3:0 в пользу Англии смотреть футбол было уже неинтересно: молдавская команда, похоже, была не способна хоть как-то напугать нашего вратаря или воскресить свои шансы на участие в отборочном турнире чемпионата мира.

– Чушь собачья, – заметил Артур.

Подобные ссоры у нас с ним бывали и раньше. Я высказывал разумные доводы, а в ответ слышал грубую ругань. Уверен, он делал это нарочно, чтобы меня взбесить.

– В теннисе, – продолжал я, что было слегка глупо с моей стороны, – не важно, насколько хорош ты от природы – без тренировок нельзя. Ты должен овладеть техникой резаных ударов, чтобы контролировать мяч.

– Чушь собачья, – снова заспорил Артур. – В этом мире спортсмены от природы могут преуспеть в любом виде спорта. Скажем, крикетист Иэн Ботэм профессионально играл в футбол за «Сканторп». Гари Линекер – великолепный игрок в снукер, Тим Хенмэн – отличный гольфист.

А потом Артур показал на телеэкран:

– Взять хотя бы этих футболистов. Многие из них хороши от природы, и, спорим, тебе не обыграть их в теннис.

– Конечно, обыграю. Но это тупой спор, я же никогда не смогу этого доказать.

– Почему не сможешь? Сыграй с ними.

– Что? Со всеми? Кончай! Я никогда не смогу с ними сыграть. Для начала, английские футболисты – как королевские особы. Их все время окружает свита менеджеров и агентов. Да они даже не ответят, если я позвоню и предложу сыграть с ними в теннис.

– Ладно, тогда спорим, что ты не сможешь обыграть и молдавских игроков. Не думаю, что у кого-то из них есть такая свита.

– Артур, я не спорю с тобой, но я честно считаю, что могу их всех обыграть.

– Пустая болтовня, Хоукс, только и умеешь языком трепать.

– Гол! – закричали мы хором, когда нашу детскую перебранку прервал четвертый забитый англичанами мяч.

4:0 в пользу Англии. Неплохой результат, но, по-моему, это событие не заслуживало выпивки в свою честь. Артур был иного мнения.

– Давай, Хоукс, пошли, дерябнем по стаканчику, ты, легковес!

Иногда он бывал довольно убедителен.

– Ладно, но только по одному, мне утром рано вставать.

Пускай сам он по сей день отрицает это, я утверждаю, что Артур отлично осознавал, что делает. Он знал, что я легко ведусь на подобные споры и что в мае 2007 года я объехал всю Ирландию с холодильником, чтобы выиграть пари на сто фунтов. Поэтому, когда был поднят четвертый бокал пива, он вернулся к своему озорству.

– Я и не думаю, что ты примешь пари, потому что знаешь, что ты неважный игрок.

– А я вот думаю, что хороший.

– Ладно, давай поспорим. Если тебе удастся разыскать одиннадцать молдавских футболистов, которые только что продули Англии, и побить их в теннис, то я… э-э… выйду в Бэлхэме на шоссе и спою молдавский национальный гимн. Абсолютно голым.

– И ты правда это сделаешь?

– Да. Если не учитывать, что делать этого мне не придется, потому что хоть одному из них ты наверняка проиграешь.

– Не проиграю.

– Да точно проиграешь. Один из них непременно окажется хорошим игроком.

– Возможно. Но я все равно не проиграю. Я использую весь свой опыт юниорских турниров, найду слабое место в их арсенале и выиграю.

– Да, да, конечно. Не грузи меня техническим фуфлом. Если ты так уверен в себе, почему бы тебе не согласиться тоже раздеться догола и спеть национальный гимн в случае, если проиграешь?

– Слушай, Артур, я вижу, что происходит. Ты подстрекаешь меня на спор, который потребует неимоверных усилий с моей стороны, а ты просто будешь сидеть на заднице ровно. Так нечестно.

Тем не менее через полчаса за виски дома у Артура я принял это пари. Я знал, что меня развели, но, если честно, не возражал. В глубине души я знал, что готов к очередному глупому приключению.

Я даже не знал, где находится Молдова, но потом подумал, что в этом есть своя прелесть. Пока я, стоя на стуле, доставал атлас с верхней полки, меня переполнили эмоции. Больше, чем кого-либо, кто когда-нибудь искал Молдавию на карте. У меня было сильное предчувствие, что – вот оно! Наконец-то пустота в моей жизни, которая образовалась из-за отсутствия сложных и, что самое важное, бессмысленных задач, грозит заполниться.

Я снял увесистый том, который всегда пригождался при планировании отпусков и приведении доводов, и страница за страницей добрался до Восточной Европы.

– А, вот она где, – сказал я. – На северо-восточной границе Румынии.

– Я все равно думаю, что ты их не обыграешь, – ответил Артур. – Ни одного из них.

– Обыграю. Я обыграю их всех.

В фильме «Энни Холл» есть сцена, где Вуди Аллен заводит спор с мужчиной, стоящим перед ним в очереди в кинотеатр, по поводу трактовки некоторых идей Маршалла Маклюэна, знаменитого теоретика масс-медиа. И как только спор начинает разгораться, откуда ни возьмись появляется сам Маклюэн, вмешивается в беседу и подтверждает, что Вуди Аллен прав. Тогда Вуди поворачивается к камере, пожимает плечами и сетует: