Ближе к вечеру колонна подошла к пересечению дороги с Большим Караванным путем, построенным Союзом Гильдий. Спрятавшись на одном из холмов, Пакс и ее спутники смотрели, как первые шеренги сворачивают налево, выбирая прямой путь на Ротенгри. Усиленные патрули прочесывали окрестности, и беглецы не решились двигаться вперед, а тем более – пересечь дорогу до темноты.

– В общем-то мы не то чтобы теряли время, – успокоил своих спутниц Сабен. – Передохнули, а главное – сосчитали точно, сколько человек в отряде Синьявы.

– Слишком много, – буркнула Канна. – Больше трехсот пехотинцев, сотня с лишним кавалеристов… Даже если бы всей ротой сойтись с ними, бой был бы ой каким трудным.

– По крайней мере таким отрядом трудно двигаться незаметно, – сказала Пакс. – Кто-нибудь наверняка увидит их, и слух, обгоняя колонну, дойдет до герцога.

– Помнишь семью фермера у форта? Патрули Синьявы просто убирают всех свидетелей.

– Брось ты. Канна, не станет же Синьява убивать всех, кто попадется ему на глаза. По этой дороге ведь столько народу ходит – купцы, окрестные крестьяне.

– Именно этим Синьява и известен: он убивает всех, кто окажется у него на пути.

Сделав большой крюк и дождавшись, пока патрули вернутся поближе к колонне, они вышли к дороге. Опасаясь каких-либо неприятных сюрпризов. Канна еще раз осмотрела все вокруг и приказала пересекать дорогу так же скрытно и по очереди, как и на первом перекрестке.

Ночь была холодной, но ясной. Звезды давали достаточно света, чтобы идти по открытой местности. Канна приказала остановиться, только когда впереди замаячили огни костров остановившейся на ночь колонны.

Пакс с удовольствием растянулась на земле в выбранных для укрытия зарослях на опушке леса, надеясь, что ночной отдых восстановит ее силы и уменьшит боль в груди.

Выделенный Канной ужин был проглочен в считанные мгновения, практически не утолив голод.

– Придется экономить, чтобы хоть что-то осталось, – сказала Канна. – Неизвестно, где нам еще удастся разжиться едой.

Голос самой Канны звучал не очень уверенно. Сабен явно с трудом удерживался, чтобы не потребовать добавки. Пакс умом понимала, что Канна права, но желудок выражал свое несогласие.

Сабен вдруг оживился:

– Слушайте, а если мы подождем, пока колонна пройдет, а затем купим чего-нибудь в деревне уже после этого?

– Нет, Сабен, – покачала головой Канна. – Синьява наверняка оставляет повсюду доносчиков – этим он, кстати, тоже славится.

– Вот ведь подозрительная ворона, – буркнул Сабен и добавил: – Это я про него. Канна, а не про тебя.

Пакс и Канна улыбнулись.

– Не будь Синьява хитрым и подозрительным, с ним бы уже давно разделались его многочисленные враги, – сказала Канна. – Ладно, ложитесь спать. Я дежурю первой.

Сабен отключился моментально, а Пакс, ушибы и сломанные ребра которой давали о себе знать, все никак не могла уснуть. Ворочаясь с боку на бок, она с неудовольствием заметила, что не может отделаться от воспоминаний о казарменной похлебке, горячем хлебе, не говоря уже о праздничных обедах в трактирах Вальдайра. Наконец она забылась беспокойным сном и проснулась лишь перед рассветом, разбуженная Сабеном.

Стараясь растянуть скудный завтрак, они внимательно разглядывали свертывающую лагерь колонну. Оказалось, что Синьява остановился возле небольшой деревушки – на предрассветном небе вырисовывались поднимавшиеся с другой стороны дороги столбы дыма. Неожиданно дым стал чернее и повалил густыми клубами; над дорогой заплясали языки пламени.

– Что там случилось? – спросил Сабен.

– Синьява поджег деревню, – мрачно ответила Канна. – Наверняка все жители убиты или захвачены в плен.

У Пакс сжалось сердце: она вспомнила, как дружелюбно и гостеприимно встречали их колонну жители придорожных деревень.

– Но жечь-то зачем? – прошептала она.

– Не знаю. Может быть, чтобы скрыть следы резни, учиненной его мародерами. Кто его знает, что придет в голову этому мерзавцу.

Когда колонна скрылась из виду, они подошли к горящей деревне. Горело все: дома, амбары, стога сена и груды заготовленных дров. Свежий ветерок раздувал пламя и гнал низко по земле густой дым. Пакс закашлялась, и кашель отдался резкой болью в груди. Ничего съедобного на пожарище не было. Усталые и мрачные, трое солдат направились вслед за колонной Синьявы.

Весь этот день они провели на ногах, пробираясь вдоль дороги по рощам, кустарнику, прячась и проползая за невысокими каменными изгородями, разделявшими поля крестьян. Возможная встреча с кем-нибудь из местных жителей больше всего пугала теперь Пакс. Наверняка этот хитрец Синьява объявил через посланных вперед гонцов, что заплатит хорошие деньги тому, кто предупредит его о соглядатаях. Пакс уже притерпелась к боли в груди, но пустой желудок постоянно давал о себе знать. За весь день Пакс едва перекинулась со своими спутниками несколькими словами. Голод и усталость не способствовали ведению бесед. На лицах Канны и Сабена Пакс видела отражение тех же чувств и эмоций.

Вечером колонна остановилась; солдаты Синьявы разбили лагерь, зажглись костры. Канна продолжала идти вперед, ведя за собой Пакс и Сабена. Те так устали, что даже не стали ни о чем спрашивать. Лишь обойдя всю колонну и оказавшись значительно впереди ее головных дозоров. Канна остановилась и объяснила:

– Теперь мы знаем, по какой дороге двигается Синьява. Нам путь до Ротенгри тоже знаком. Если один из нас возьмет всю оставшуюся еду, то сможет протянуть дня три – как раз столько, сколько нужно, чтобы добраться до наших. Колонне с обозом потребуется на это дней пять. Будь нас хоть трое, хоть семеро – без еды мы не дойдем. А так хоть один сможет добраться до Ротенгри вовремя и известить герцога…

– Но, Канна, ты же вчера сама говорила, что нам нельзя расставаться, – возразил Сабен. – Одинокого путника может остановить любая мелочь. Да и потом – а как же с едой для остальных?

– Что-нибудь раздобудем.

Сабен поморщился:

– Что вы раздобудете? Ты ранена, у Пакс ребра переломаны. Я так понимаю, идти ты предлагаешь мне.

Канна кивнула, а Сабен покачал головой:

– Нет. Оставить двух раненых товарищей, забрав у них всю еду, – я на это не пойду, если есть хоть какой-то другой выход.

– Действительно, почему бы нам не держаться впереди колонны с завтрашнего дня? – предложила Пакс. – Будем двигаться осторожно и, может быть, сумеем раздобыть какой-то еды. Тогда есть возможность идти вместе…

– Я уже думала об этом, – сказала Канна. – Ладно, посмотрим… Эх, жаль, костер нельзя развести. Отвар из этих корешков достаточно питательный.

– Придется погрызть их сырыми, – мрачно произнесла Пакс.

Сабен попробовал и, поморщившись, сказал:

– Отвратительно на вкус, но как-никак съедобно. Желудку будет чем заняться.

Они начали жевать корешки, оставив по куску хлеба на закуску. Пакс вызвалась дежурить первой, но ее спутники настояли, чтобы она проспала эту ночь целиком.

Ночь выдалась холодной. Подморозило. К утру вся земля была покрыта слоем инея.

Двигаясь на почтительном расстоянии вдоль дороги через густой лес, путники вдруг услышали хрюканье. Замерев, они увидели, как навстречу им вылез из кустов на тропинку здоровенный боров и уставился на них маленькими, подозрительно перебегающими с одного на другого глазками. Нос-пятачок часто подрагивал – животное навострило обоняние, зрение и слух. Вскоре из-за спины борова показались еще две свиньи, с шелестом ступавшие по подмерзшим листьям маленькими копытцами. Боров оглянулся, словно следя за тем, как подопечные ему самки переходят тропинку.

– Жареная свинина, – многозначительно произнес Сабен.

Для Пакс эти слова прозвучали магическим заклинанием. Боров же, вновь уставившись на людей, неодобрительно хрюкнул.

– Шум поднимем, – возразила Канна. – Кинжалом его с одного удара не убьешь. А кроме того… вот этого-то я и боялась.