женщина – величайшая звезда Летающих Фортунати. И снимок ее – вместе с

мужем и братом – висел на стене его спальни много лет. Неужели и Барни

Парриш, легенда Большого Шоу… Томми затруднялся выразить эту мысль… ну, тоже обычный человек, с которым можно быть знакомым и запросто общаться?

- Барни? Ох, он просто лапочка, – уверенно сказала Клео. – Ирландец… Ты

понятия не имеешь, какой у него акцент. А я тогда говорила с техасским

выговором, и иногда мы едва друг друга понимали. Он и Эйлин обращались со

мной, как с собственной дочкой. Эйлин тайком подсовывала мне шоколадки, приговаривая, что бедному ребенку – то есть, мне – нужны силы. А Барни их у

меня отбирал, утверждая, что не хочет, чтобы я растолстела. А потом возвращал

с условием, что я с ним поделюсь и не расскажу Эйлин, потому что она в свою

очередь тоже не хотела, чтобы он нарушал диету. Как-то он сказал, – глаза Клео

затуманились, – чтобы стать воздушным гимнастом, надо держать в уме только

одну вещь – философское отношение к возможности сломать себе шею.

Томми припомнил, что и Марио говорил что-то похожее. Где же Марио? Томми

поерзал на стуле. В другое время разговоры о мире Большого Шоу, о его

легендарных артистах захватили бы его целиком. Но сейчас он просто не мог

спокойно ими наслаждаться.

- Еще печенья, Томми? Лисс?

- Нет, спасибо, – он вспомнил правила приличия, – но оно замечательное. Вы

сами пекли?

- Господи, нет! – рассмеялась Клео. – У меня даже вода подгорает. Деловые

женщины не готовят.

Томми смешался, вспоминая, как гордилась своим ведением хозяйства Бесс Зейн, как отлично она жарила и пекла. Хотя она больше не выступала. Почему нет?

- Клео, а где Барни сейчас? – поинтересовался Анжело.

Живое лицо Клео вдруг погасло и побледнело. На секунду она стала выглядеть

на свой возраст.

- Я не знаю, – грустно ответила она. – Никто не знает. Видит Бог, мы

перепробовали все. Я до сих пор считаю, что он связался бы со мной, если бы был

жив. Я была ему как сестра. Он был моим посажённым отцом на свадьбе. Когда я

сломала руку и не могла спать, сидел со мной всю ночь и читал мне ирландские

сказки. Но потом он упал, уехал на скорой… и просто исчез.

- Я думал, он умер, – в шоке выдохнул Томми.

Ему и в голову не приходило, что великий ирландский гимнаст, покалечившийся

во времена его детства, все еще может быть жив.

- Нам было бы легче, знай мы это наверняка, – вздохнул Лионель. – Но он

буквально испарился. Рэнди Старр обратился в агентство Пинкертона. Когда

они сдались через год, Джим и я наняли частного детектива. Барни отследили

до мексиканской границы, но там след пропал. Больше никто о нем ничего не

слышал.

На них опустилась сумрачная тень призраков прошлого. Прославленный

ирландский гимнаст, идол Марио, сломавший обе ноги при падении, растворился

в забвении вместе с другими загубленными карьерами. Томми подумал о Люсии, которая своей грацией порой маскировала боль и неловкость, о Джо с его рано

поседевшими волосами, который когда-то умел «всего понемногу». Он думал о

собственном отце, о широком уродливом светлом шраме, пересекавшем глаз Тома

Зейна, о кровавых лоскутах порванного костюма.

- Таков наш бизнес, – мрачно произнес Анжело. – Сейчас ты на вершине мира, а

через минуту… куда все подевалось?

- Да ладно, развели траур! – вздрогнул Джонни. – Ни к чему такие разговоры!

Можно мне еще кофе, Клео?

Пока она возилась с кофейником, в трейлер вошли Папаша Тони, Марио и Джим

Фортунати. Клео засуетилась с добавкой кофе, бутербродов и выпечки, в

трейлере стало тесно. Лисс и Клео умостились на одном стуле. Томми уступил

свое место Папаше и уселся на пол рядом с Марио. Наступила тишина.

- Нет, Клео, спасибо, кофе больше не надо, – заговорил Папаша Тони. – Не буду

мучить вас ожиданием, дети. Мы понравились Старру, но в этом сезоне он нас не

берет.

Томми взглянул на Марио, но не увидел его лица за большой синей кружкой с

кофе. Лисс выглядела разочарованной, однако не слишком удивленной. Джонни

ударил кулаком о пол.

- Он сделал предложение, дядя Тони… – начал Джим.

- Нет, – перебил Марио, – я же просил…

Джим Фортунати жестом велел ему замолчать.

- Он предложил выпустить Марио на центральный манеж с Клео и Лионелем. И

взять Тони агентом. Но других ловиторов он использовать не может. Девочка…

не хочу уязвить твои чувства, Лисс, но он так и сказал: «У меня с десяток таких

же хороших и почти таких же симпатичных». Паренек… Томми?... выглядит

многообещающим, но заключить с ним контракт мы сможем только через пять

лет. Мы выступаем в крупных восточных штатах, а там очень строгие законы

насчет несовершеннолетних в номере. Кое-кто из детей наряжается для парада-

алле или ездит по манежу, но наша политика четкая – до двадцати одного года в

воздухе делать нечего. Было бы ему хотя бы восемнадцать, подделали бы

документы. Но шестнадцать – нет.

Тонио Сантелли горько усмехнулся.

- Нам с тобой трудно понять, да, Джим?

Фортунати ответил похожей усмешкой.

- Точно, дядя Тони. В восемь лет я был верхним в колонне, а в тринадцать пошел

по канату.

- Как это, Джим? – спросил Джонни. - Лисс и Мэтт работали с Лу в манеже, когда

Лисс еще и четырнадцати не стукнуло.

- Знаю. Но это было до войны. Года три назад мы угодили в переплет в Чикаго.

Девочка из номера с корд де воланом упала и сломала спину. Это был большой

семейный номер… Гонсалво или Гонсалес… забыл.

- Гонсалес, – напомнила Клео. – Консуэло Гонсалес.

Лионель кивнул.

- Мужчин массово забирали в армию, и у нас было много мексиканцев, потому что

местная комиссия могла призывать только граждан. Когда Консуэло упала, оказалось, что ей было около пятнадцати. Общество по охране труда

несовершеннолетних разнюхало эту историю и устроило большую бучу, кто-то

написал во все газеты… Короче, когда все улеглось, нам пришлось ужесточить

правило насчет несовершеннолетних в воздушных номерах.

- Все мои дети начинали летать до пятнадцати, – фыркнул Папаша. – Я бы не

взялся тренировать тех, чьи мышцы и кости уже затвердели. Это как в балете.

Ребенок должен начинать, пока еще маленький и гибкий. Такие законы положат

конец нашему искусству.

- На Среднем Западе и возле мексиканской границы за этими законами не

слишком следят, – объяснил Джим. – А в больших городах с нас в самом деле не

слезают. Каждый месяц устраивают набеги.

- Эти люди в самом деле считают, будто отец не знает, что лучше для его детей?

– теперь Папаша на самом деле рассердился. – За это мы сражались на войне?

Чтобы в свободной стране отцу указывали, что он может делать, а что нет, когда

тренирует собственных сыновей и дочерей?

- Я понимаю, дядя Тони, – успокаивающе сказал Джим. – Но такие у Старра

правила. Только совершеннолетние. Так или иначе, – продолжал он, невзирая на

раздраженное ворчание Папаши, – они заключили контракт с Барри, но могут

оставить местечко для Мэтта.

Клео, подойдя, расцеловала Марио на французский манер – в обе щеки.

- Я знала, что Рэнди возьмет тебя, как только он тебя увидел. Я разве не

говорила, какой ты потрясающий? К тому же сейчас, когда Джим на земле…

- Я не знал, – перебил Анжело.

Томми инстинктивно понял, что это – ради Марио, чтобы дать тому время

подумать.

- Что случилось, Джим?

Мужчина пожал плечами.

- Слишком много тройных, полагаю. Плечи меня убивают. Был бы помоложе, попробовал бы эту новую операцию, но мне в любом случае скоро пора на покой.