И Томми понял, что он подразумевает именно то, что сказал. Уныние, нахлынувшее утром, когда он смотрел на Марио и Джонни, испарилось без

следа. Он тоже был Сантелли – в особенном смысле.

Нет смысла ревновать – ни к Джонни, ни к другим.

Клео спросила своим теплым глубоким голосом:

- Почему Люсия с вами не приехала? Я так хотела с ней повидаться.

- Она тоже хотела бы, – ответил Папаша, помолчав. – Должно быть, решила, что

дети разволнуются, если она будет смотреть. Передала тебе привет. Джим ведь

рассказывал, что у меня в номере трое ее детей?

Лицо Клео – треугольное, с вздернутым носом, почти гномье – преобразилось, когда она улыбнулась.

- Ну-ка, посмотрим, кого я помню. Мэтт-младший, конечно же… ты всегда был

темненьким. А Марк… да, он никогда не летал, верно? Глаза или что? Джонни, правильно? И, разумеется, моя девочка.

Она заключила Лисс в полные энтузиазма объятия.

- Помнишь меня, сладкая?

Лисс кивнула. Странно было видеть всегда подвижную девушку странно

онемевшей, рослой по сравнению с Клео.

- Но как ты выросла, как вы все повзрослели…. Господи, Лу как-то писала, что у

тебя муж и даже ребенок. Сколько ему?

- Два с половиной, – робко ответила Лисс.

Клео сжала ее еще раз и отпустила.

- Как бы мне его повидать. Зря ты не взяла его с собой… здесь куча людей, которые могли бы за ним присмотреть. Или ты как Лу – ждешь не дождешься, как

бы его на кого-нибудь спихнуть?

- Привет, Клео, – вставил Марио. – Ты ни капли не изменилась.

- Чего не скажешь о тебе, – она с улыбкой смотрела на него снизу вверх. – Ты не

высоковат для вольтижера?

- Все так говорят, – ухмыльнулся Марио. – Но я справляюсь.

- Знаю, Люсия присылала вырезки, – Клео взглянула на Томми. – А это, должно

быть, протеже, о котором она писала.

- Прости, – встрепенулась Лисс. – Клео, это Томми Зейн. В номере мы называем

его Томми Сантелли.

Клео протянула Томми руку – крепкую и сильную.

- Очень приятно. Если кто-то приходит сюда с Сантелли, то с ним определенно

стоит познакомиться, мы-то знаем, да, Джим?

Джим Фортунати, пожимая Томми руку, слегка нахмурился. Не то чтобы

недружелюбно – скорее, озабоченно.

- Сколько тебе лет, Томми?

Томми покосился на Папашу, который кивнул в знак разрешения.

- Шестнадцать, мистер Фортунати.

Неожиданно нахлынувшее осознание, что это те самые Летающие Фортунати, чьи фотографии он вырезал из журналов лет с пяти-шести, заставило Томми

потерять дар речи.

- Слишком мало, – подытожил Джим Фортунати. – Он когда-нибудь работал в

манеже, дядя Тони?

- Выступал с нами весь прошлый сезон, – подтвердил Марио. – С Ламбетом. Он

член труппы.

- Ламбет… понятно, – Джим по-прежнему хмурился. – Хорошо, дядя Тони, я

отведу тебя к Рэнди Старру. Ты никогда с ним не встречался?

- Нет, только со стариком Лючиано. Рэнди был совсем мальчишкой.

- Ну, теперь он хозяин, и не всё здесь так, как прежде. Но он отличный парень…

он вам понравится. Клео, Лионель, позаботьтесь о них. Отправьте бутафора за

их вещами и покажите им, где переодеться.

Клео снова приобняла Лисс.

- Пойдем, сладкая моя. Переоденешься в моем трейлере, а то в женской

раздевалке вечный кавардак. Лионель, иди с мужчинами.

В просторной палатке они натянули трико. Анжело занялся растяжкой, разрабатывая занемевшие после долгой езды мышцы. Когда все снова собрались

у входа в большой шатер, Джонни спросил:

- А чем отличается работа в шапито?

- Жарче, – ответил Анжело. – Зато не надо волноваться насчет ветра, и солнце

не бьет в глаза.

К ним подошла Лисс. Джонни осклабился.

- На короткой ноге с Их Высочеством, сестренка? Королева и крестьянка?

- Она знала, что я волнуюсь, и что мне будет неуютно одной в незнакомом месте.

Она всегда была добра ко мне, и я всегда ее любила, ты же знаешь.

- Только не позволяй ей нагнать на тебя страху, котенок, – предупредил Анжело.

- Вот еще, – с достоинством ответила Лисс. – Я смотрю на нее, и мне просто

хочется сделать все, на что я способна, и еще немного.

Затем Анжело велел им лезть наверх и сделать пару качей – размяться и

приспособиться к непривычному освещению. Наконец Папаша подал знак, что все

готовы. Томми видел Фортунати внизу – расстояние превратило их в обтянутых

трико кукол. Волосы Клео пламенели даже с такой высоты. Работа на других

аппаратах приостановилась, с десяток незнакомцев подошли посмотреть, и

среди них выделялся темноволосый коренастый мужчина – вне сомнений, знаменитый Рэнди Старр.

- Элисса, ты первая, – шепнул Папаша, и пробы начались.

Томми никогда не видел, как Лисс работает вне тренировочного зала. Там она

всегда напрягалась и нервничала, сейчас же он был удивлен ее мастерством и

самообладанием. Безукоризненно выполнив переворот, девушка вернулась, сделав изящный полувинт. Затем настал черед Томми – с простым одинарным

сальто. Папаша Тони продемонстрировал великолепное двойное сальто вперед, и Томми вспомнил слова Марио: «Многие по-прежнему утверждают, что

переднее двойное не легче тройного назад». Затем Джонни присоединился к

Анжело во второй ловиторке, а Томми встал на мостик рядом с Марио, касаясь

его плечом, отсчитывая ритм, в котором раскачивались ловиторы. Далеко внизу, в

незнакомом рыжеватом свете солнца сквозь купол, виднелась тонкая линия

сетки. Марио, словно прочитав его мысли, прошептал:

- Если будешь падать, Везунчик, сосчитай до трех, прежде чем

переворачиваться. Эта сетка гораздо дальше…

Вперед!

Трюк прошел прекрасно, однако, когда они вернулись, Томми ощутил, что, хотя

день явно удался и их тайминг был отличным, эффект от выверенных движений, хорошо выглядевших на низком аппарате, здесь во многом терялся. Потом они

перестроились для двойного пассажа. Папаша Тони и Марио раскачивались

вместе, Томми ждал позади Лисс на мостике.

Джонни прозвал это номером-конфетти. Воздух полон летящих тел.

На Томми напало очень неуместное желание захихикать, которое мигом прошло, когда они поймали трапецию. Ладони Лисс твердо и уверенно сомкнулись рядом

с его собственными. Сдвинулись чуть ближе.

Они качались, инерция тяжелой трапеции несла их все выше, и в самой крайней

точке они одновременно отпустили перекладину. На мгновение четыре тела

мелькнули друг мимо друга, словно птицы, и Томми ощутил, как на его запястьях

сжимаются пальцы Джонни. Затем они полетели обратно к мостику, Марио

подал им перекладину… всегда, всегда, секундный укол страха, восторга, облегчения…

И все-таки достичь в паре с Лисс той же синхронности, что с Марио, у Томми не

получалось.

Если бы я ставил трюк, то сначала пошел бы с Папашей… мы одного роста… а

потом пустил бы Лисс с Марио. И смотрелось бы выигрышнее, и равновесие

лучше…

Промелькнувшую мысль Томми тут же прогнал почти с ужасом. Он впервые –

даже мысленно – осмелился критиковать работу Папаши.

Когда вторую ловиторку снова убрали, Папаша Тони сверкнул нервной усмешкой.

- Sta bene, дети… Что ж, Маттео, вот… и твой выход.

Марио выглядел напряженным, брови его сошлись на переносице. Он вытер

ладони платком, и Томми отодвинулся: только Папаше было позволено подавать

Марио перекладину, когда тот возвращался после тройного. Лисс и Томми

осторожно их обошли, зная, что для Папаши сейчас они с таким же успехом могли

бы быть в Китае. Анжело раскачивался в своей трапеции – выше, дальше, быстрее. Марио взялся за перекладину.

- Не могу смотреть, – вдруг прошептала Лисс и отвернулась, прикрывая лицо

свободной рукой.

Томми потрепал ее по плечу, но не отводил от Марио глаз.