В результате многих увлечений Габриелла имела познания в различных областях. Кое-кто, пожалуй, посчитал бы такие метания тратой времени и безответственностью, но она относилась к этому иначе — рассматривала как готовность идти на риск. Габриелла не боялась изменить направление в середине пути. Она придерживалась широких взглядов почти на все. За исключением того, что должна позволить себе отдать сердце Джо.

Отношения между ними никогда не смогут стать нормальными. Они полная противоположность друг другу. День и ночь. Добро и зло.

Скоро он исчезнет из ее жизни. Мысль о том, что она больше не увидит Джо, должна была ее радовать. Но вместо этого Габриелла ощущала пустоту и провела бессонную ночь.

На следующее утро Габриелла пробежала свои обычные две мили. После душа она надела белые трусики с красными сердечками и такой же бюстгальтер. Этот гарнитур был одним из тех немногих подарков Фрэнсис, который Габриелла носила.

По понедельникам Кевин брал выходной, значит, ей придется до полудня, пока не придет Мара, пробыть наедине с Джо. Мысль о том, что ей предстоит провести время наедине с ним, пугала Габриеллу и одновременно заставляла ее сердце замирать. Она размышляла, станет ли он снова рыться в папках Кевина, как на прошлой неделе, или они будут вместе думать над тем, какую еще работу он сможет делать в магазине.

Раздался звонок, за которым последовал знакомый громкий стук в дверь. По пути к двери Габриелла быстро сунула руки в рукава белого махрового халата и завязала пояс. Поправив волосы, она открыла замок.

Вместо обычных джинсов и футболки на Джо был темно-синий костюм, ослепительно белая рубашка и бордово-голубой галстук. Зеркальные солнцезащитные очки прикрывали его глаза, а в руках он держал пакет из того же кафе на Восьмой улице, откуда он принес сандвичи в пятницу.

— Я принес тебе завтрак.

— Почему? Чувствуешь вину за то, что посмеялся надо мной вчера вечером?

— Я никогда не смеялся над тобой, — с серьезным видом возразил он. — Позволишь мне войти?

— Раньше ты не спрашивал разрешения. — Габриелла посторонилась, давая ему пройти, и закрыла дверь. — Ты просто вламывался.

Пройдя в гостиную, Джо поставил на столик перед диваном бумажный пакет и вытащил из него две ватрушки и два стаканчика кофе.

— Надеюсь, ты любишь ватрушки, — сказал он, снимая солнцезащитные очки и кладя их во внутренний карман пиджака. Затем посмотрел на нее усталыми глазами и снял крышки с пластиковых стаканчиков с кофе. — Прошу.

Габриелла не любила кофе, но все же взяла стаканчик. Джо подал ей ватрушку. И ее она тоже взяла. Впервые с момента его прихода Габриелла заметила, как напряжен Джо.

— Что-то не так?

— Сначала поешь. Поговорим потом.

— Сначала? Как я могу теперь есть?

Он посмотрел ей в лицо.

— Вчера вечером торговец предметами искусства из Портленда связался с Кевином. Некий Уильям Стюарт Шелкрофт.

— Я слышала об Уильяме. Кевин работал на него.

— И делает это до сих пор. Сегодня в три часа дня Уильям Стюарт Шелкрофт прилетает из Портленда. Они договорились встретиться с Кевином в зале ожидания аэропорта и обменять картину Хилларда на деньги, затем Шелкрофт собирается взять напрокат машину и уехать в Портленд. Мы арестуем обоих, как только они произведут обмен.

Габриелла заморгала.

— Ты разыгрываешь меня, да?

— Если бы так, но нет. С той самой ночи, когда картина была украдена, она находилась у Кевина.

Габриелла слышала каждое слово, но понять их смысл не могла. Не может быть, чтобы, зная Кевина в течение стольких лет, она так ошибалась в нем!

— Это, наверное, какая-то ошибка.

— Никакой ошибки.

Джо выглядел столь убежденным, а голос звучал столь непреклонно, что у Габриеллы закрались первые сомнения.

— Ты полностью в этом уверен?

— Мы поставили его домашний телефон на прослушивание, и у нас есть запись разговора, где он договаривается о встрече с Шелкрофтом.

Она взглянула в потускневшие от усталости глаза Джо и тихо спросила:

— Выходит, все это правда?

— Боюсь, что так.

И впервые с тех пор, как он надел на нее наручники и препроводил в тюрьму, Габриелла поверила ему.

— Кевин украл картину Моне, принадлежащую мистеру Хилларду?

— Для самой кражи он кого-то нанял.

— Кого?

— Пока мы не знаем.

Она ухватилась за его ответ.

— Тогда не может ли быть, что сам вор и есть единственный вор?

— Нет. Кража крупных произведений искусства, таких, как картина Моне, требует времени на подготовку и множества контактов в уголовной среде. Начинают с богатого коллекционера и далее целая цепочка. Мы полагаем, что они готовили это преступление по меньшей мере полгода, и думаем, что не в первый раз Кевин и Шелкрофт действуют вместе. Мы считаем, что они занимались подобными делами, еще когда Кевин работал у Шелкрофта в Портленде.

Все сказанное Джо выглядело правдоподобным, но никак не вязалось с образом известного Габриелле Кевина.

— Как он мог ввязаться в такие ужасные дела?

— Деньги. Много денег.

Габриелла взглянула на кофе и на ватрушку в своих руках, словно недоумевая, как они там оказались, и положила их на стол.

— Я не голодна.

Джо протянул к ней руки, но Габриелла отпрянула от него и медленно опустилась на край дивана. Она положила руки на колени и тупо уставилась прямо перед собой.

Все в ее доме выглядело, как и минуту назад. Часы на камине отсчитывали минуты, гудел холодильник в кухне. Мимо окон проехал, дребезжа, старый грузовик, послышался лай собаки в конце улицы. Обычные звуки дня, и тем не менее все было иначе. Изменилась ее жизнь.

— Я позволила тебе работать в магазине, потому что не верила тебе, — сказала Габриелла. — Я думала, ты ошибаешься, и вбила себе в голову, что однажды ты придешь и скажешь, что очень сожалеешь, что… — Голос ее дрогнул, и она откашлялась.

Плакать или устраивать сцену она не хотела, но, похоже, она ничего не могла поделать со страхом, появившимся в ее глазах. Взгляд ее затуманился, надписи на стаканчике с кофе расплылись.

— …что ты просишь прощения за то, что арестовал меня в парке и заставил предать Кевина. Но насчет Кевина ты не ошибся.

— Мне жаль. — Джо сел рядом с Габриеллой и накрыл кисть ее руки своей большой теплой ладонью. — Жаль, что нечто подобное произошло с тобой. Ты не заслуживаешь того, чтобы оказаться вовлеченной во всю эту грязь.

— Я не совершенна, но я не сделала ничего плохого, чтобы заслужить столь дурную карму. — Габриелла покачала головой, и слеза скатилась в уголок ее рта. — Как могла я оказаться слепой? Разве не было никаких признаков? Как я могла быть такой глупой? Как могла не понять, что мой деловой партнер на самом деле вор?

Джо сжал ее руку.

— Ты такая же, как и восемьдесят процентов людей. Ты не подозреваешь каждого, с кем встречаешься, в преступлениях. Ты не видишь в людях преступников.

— А ты видишь.

— Это моя работа, и мне приходится иметь дело с теми двадцатью процентами, которые не принадлежат к добропорядочным гражданам. Я понимаю, что сейчас ты не видишь в происходящем ничего хорошего, но с тобой все будет в порядке. У тебя ловкий адвокат, и он позаботится, чтобы ты сохранила магазин.

— Думаю, мой бизнес не уцелеет после такого скандала. — Вторая слеза покатилась по щеке Габриеллы, затем еще одна, и еще. — Кража картины до сих пор обсуждается в прессе. А когда сообщат об аресте Кевина… После такого мне уже не оправиться. — Свободной рукой Габриелла отерла слезы. — Магазину конец.

— А может, и нет.

Его низкий голос звучал столь уверенно, что Габриелла почти поверила Джо.

Они оба знали, что ее бизнес уже не будет таким же, каким был. Ее имя навсегда останется связанным с кражей принадлежащей Хилларду картины. И все это натворил Кевин. Он устроил ей пакость, но Габриелла не могла отождествить Кевина-преступника с тем человеком, который всегда приносил ей розовый чай, когда она испытывала недомогание. Как подобная раздвоенность могла существовать в одном человеке и как она могла думать, что хорошо знает Кевина, а на самом деле вовсе его не знала?