Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Для уничтожения противника истребитель обязан был подлететь к цели практически вплотную (Хартман подлетал на 20—30 м) и только после этого открыть огонь. Цель в прицеле могла быть всего несколько секунд, поэтому важна была масса секундного залпа истребителя – на него нужно было ставить много пушек и пулеметов. Но главное было – догнать и приблизиться к противнику, а для этого важна была не маневренность, а скорость.

Немецкие генералы и Геринг это понимали, а Тухачевский… учил мышей на задних лапках ходить.

Вот как в книге «Советские асы» описываются бои наших И-16 и И-153 с немецкими бомбардировщиками:

«… воздушный бой на „Ишаке“ или „Чайке“ (которых у западной границы было сконцентрировано 3311 штук, то есть 76 % парка истребителей) с Ju-88 выглядел примерно так: мы разогнали свои машины при снижении до максимальной скорости и перед первой девяткой пошли вверх. Каждый выбрал цель. Огонь вели снизу, длинными очередями по наиболее уязвимым точкам самолетов. (Огонь вели с дистанции 150—170 м). Приблизившись к самолетам противника на 50—70 м, как по команде завалились на крыло и, набрав скорость, повторили атаку, но все безуспешно. Набрать высоту после захода не хватило скорости и мощности двигателя». Или так: «… я вдруг заметил нашего И-16, летящего на перехват Ju-88. В это время Юнкерс развернулся на 180° и снова пролетел надо мной… Тянувшиеся за ним струйки выхлопных газов говорили о том, что фриц удирает на полном форсаже. Истребитель заметно отставал… И-16 дал длинную очередь вслед удаляющемуся самолету, развернулся и полетел на базу».

По сути, я ведь пишу не о Тухачевском, а о реальных причинах наших поражений в начальный период войны и о причинах неоправданных потерь в ходе ее. Поэтому следует обратить внимание на еще один аспект, на который почти никто не обращает внимания. Это разница в организации авиации у нас и у немцев.

У нас почти вся авиация входила в состав (организационно подчинялась) сухопутных войск – фронтов и армий. Казалось бы хорошо – общевойсковые командиры могли приказать летчикам исполнить те или иные задачи. Но ведь реально бои на всех фронтах сразу не велись. Где-то на одном из участков длиною в 200—300 км нами либо немцами проводилась операция, а на остальных участках 3000 км общего фронта было затишье. И в этой операции участвовала с нашей стороны только авиация этого фронта с резервами.

А у немцев было не так. У них авиация и ПВО были отдельными войсками, не подчинявшимися сухопутной армии. И в случае проведения операции немцы снимали авиацию со всех спокойных участков всех фронтов и добивались численного перевеса на нужном участке. Поэтому и летали их летчики в 5—6 раз больше, чем наши, поэтому и обходились немцы относительно небольшим количеством самолетов и летчиков.

От расстрела Тухачевского до начала войны прошло 4 года. Технику заменить уже было нельзя, разработать и поставить на производство радиостанции – тоже. Но реорганизовать управление авиации можно было. Стратег Тухачевский, будь он действительно военным специалистом типа Геринга, мог бы заняться и этим вопросом вместо бреда доктрины Дуэ.

Артиллерия

У нас как-то вошло в привычку считать, что наша артиллерия во время войны была лучше немецкой. По крайней мере в отличие от самолетов и танков формальные цифры в таблицах технических данных конкретных орудий и систем выглядят благополучно, и количество орудийных стволов в стрелковых дивизиях тех времен смотрится внушительно. Но по воспоминаниям немцев, причем не только генералов, а и воевавших на полях битв офицеров-фронтовиков, артиллерия вермахта, особенно в начале войны, значительно превосходила нашу и не только потому, что они имели лучшую артиллерийскую разведку и связь. В чем дело?

Конечно, Тухачевский чуть всю нашу артиллерию не угробил. Уже разгон единственного конструкторского бюро артиллерии (ГКБ-38) без какой-либо равноценной замены достаточен для приговора. Но дело не только в Тухачевском, в его придури безоткатных орудий или универсальных пушек. Просто и в области артиллерии создается впечатление, что заказывали ее люди, слабо представляющие себе реальный бой. Начальник немецкого Генерального штаба сухопутных войск Ф. Гальдер, к примеру, в своем дневнике записал о немецких артиллерийских конструкторах 07.12.1941 г.: «Дора» (орудие большой мощности) калибром 800 мм, вес снаряда – 7 тонн. Настоящее произведение искусства, однако бесполезное». Такое чувство, что у нас артиллерийские конструкторы старались создавать произведения искусства, а генералов, которые бы могли отделить полезное от бесполезного, в РККА было очень мало.

Василий Гаврилович Грабин, выдающийся советский конструктор, заслуженно пользовавшийся поддержкой Сталина, создал 76-мм пушку, которая по-своему является произведением искусства. Предназначалась она для вооружения артиллерийских полков стрелковых дивизий и поэтому называлась дивизионной. Интересно то, что оба маршала, отвечавших перед войной за вооружение РККА – Тухачевский и Кулик – были ею недовольны, причем, с диаметрально противоположных позиций.

Военная мысль в СССР и в Германии - i_032.jpg

Дивизионная пушка конструктора В. Г. Грабина ЗИС-3

Тухачевский требовал, чтобы дивизионная пушка была универсальной (он перед этим прочитал, что США собираются вооружать свои дивизии универсальными пушками), то есть, кроме стрельбы по пехоте и укреплениям противника могла бы пробивать броню танков и сбивать самолеты. Для исполнения двух последних назначений пушка должна была иметь высокую скорость снаряда – быть большой удельной (в расчете на калибр) мощности.

А Кулик был недоволен большой мощностью дивизионной пушки и по этой причине требовал воспроизвести боевые характеристики русской трехдюймовки образца 1902 г. Это дает повод различным литераторам выдать Кулика за ретрограда, хотя сам Грабин никогда не высказывал сомнений в профессионализме Кулика. Но, как реакция на критику, – он недоволен обоими маршалами и пушку все же сделал хотя и не универсальную, но мощную. С Тухачевским все ясно, но вот нигде не объясняется, почему Кулик хотел снизить скорость снаряда дивизионной пушки, почему хотел снизить ее мощность. Давайте попробуем объяснить это сами.

Грабин как-то в споре с танкистами заявил, что танк – повозка для пушки. Это, конечно, несколько утрировано, но в принципе верно. Танк ведь не для прогулок создается, а для уничтожения врага. Уничтожается враг пушкой, следовательно, сам танк вторичен по отношению к пушке.

Но, как ни странно, сам Грабин не обращал внимания на то, что и сама пушка не уничтожает врага, его уничтожает снаряд. Он – главное, а пушка, каким бы она ни была произведением искусства, – вторична. Во всей интереснейшей книге воспоминаний В. Г. Грабина «Оружие победы» нет ни малейшего упоминания о снарядах, которыми стреляли его пушки. Его, похоже, этот вопрос очень мало интересовал. В этом, кстати, отличие всех мемуаров наших ветеранов войны от немецких. Наших ветеранов снаряды не заботили, а у немцев, будь это генерал или летчик-истребитель, вопросу о снарядах (их качестве, силе и т. д.) всегда находится место.

Но и это не все. Сам снаряд как таковой противника уничтожает редко, в подавляющем большинстве случаев его уничтожают осколки снаряда или сила ударной волны от взрыва. И по отношению к этим факторам сам снаряд тоже вторичен.

Иными словами, грамотных военных интересуют не собственно пушки, не их стрельба и даже не снаряды, а сколько убойных осколков образуется от стрельбы в районе цели и насколько сильна ударная волна от взрыва. Это главное, это настоящее искусство и профессионализм, а все остальное – второстепенное.

Так, к примеру, Гудериан в своей книге «Танки – вперед!» к вопросу убойных качеств снаряда обращается неоднократно, скажем, обращает внимание, что в мокрую погоду осколки застревают в грязи и поражающая сила снарядов меньше, чем в сухую, а когда земля скована льдом, то наоборот – осколки рикошетируют и убойные свойства снарядов возрастают и т. д.

24
{"b":"20242","o":1}