Из последней нашей беседы согласно выходило, что современные исторические деятели, конечно, не сознают, что они делают, им, возможно, менее видно, чем нам.

Можно отметить, что теперь, когда мучительство жизни достигло очень большой степени, почему-то как будто вовсе почти исчезла в широком обществе (интеллигенции) сладость, сопровождавшая чувство ожидания близкого конца. Возможно, это признак большой внутренней победы революции. Во всяком случае, представители старого гуманизма и либерализма в настоящее время совершенно пусты, точно так же простой мещанский воп очень слабо действует на нервы. А так как тирания сменяет гуманизм не только у нас — везде в Европе намечается фашизм, то начинает быть понятным, почему теперь исчезает «сладость конца»: ведь «конец» жил в сознании потому, что сознание питалось основной неправдой коммунизма, и против либерализма и социализма; казалось, что это случайное проявление дикости, что это судороги самодержавия; теперь же начинает проглядывать в длительность и как бы универсальность и необходимость этого «коммунизма»…

Окончательная победа должна быть такой, чтобы сам враг положил оружие и признал, что он ошибался и теперь видит правду общую на стороне победителя. К сожалению, «враг» до того изолгался, признавая это в различных анкетах, и чистках и т. п., что нет возможности поверить ему, если он по-настоящему увидит правду в руках врага и раскается.

Бумага от Пендрие.

32 листа 50 х 60 — à 2р. 50 — 80р.

24 листа русской 50×60

34 Royal Кодак 18×24 à 35к. — 11р. 90к.

36 глянц. Кодак 18×24 à 25 — 9

115 ——— 24×30 à 60 — 69

_______________________

169р. 90к.

Отдано 50

_________

119р. 90к.

До 1-го Августа в моем распоряжении имеется денег:

На руках — 43 р.

На почте — 207 р.

В банке — 1476 р.

________________

(1726 руб.)

Налог 512 руб.

Налог на стр. 14 руб.

____________________

526 руб.

 Остается на 7 мая 1200 руб.

За огород Тимофею — 15 руб.

8 Мая. Костюм Павловне 23 руб. 16/V Взято 550 р.

10 Мая. Страховка коровы 5 руб. Уплачен налог 512 р.

Ночному сторожу за 2 м. 5 руб. 16/V оплата пайка — 4 р.

Пакет заграницу 90к. 19/V В Дорогобуж на корову в счет поросят — 30 р.

11 Мая.

Мясо 12 р. 60 к. 21/V Взято 25 руб. из них:

В аптеке — 2 р.

Конфеты — 2 р. 50 26/V взято 50 руб. из них:

Рис — 3 р.

Взято 50 руб. 29/V 100 руб. уплачено Пендрие за долг

Сухари ржаные

30 Мая. — 10 руб.

4/VI за бумагу Пендрие 50 руб.

9/VI Прислано от Октября 100 р. из них: 50 р. послано Пете.

Оборвалось…

Ревизия оборванного 2-го Июля

На почте — 207 руб.

В банке — 301

_____________

Всего 508 руб.

5 + 11 взято 200 руб.

13 Июля остается 308 руб.

1 Августа. Дождь. Приехали на Журавлиную родину. Везде бедно. Надо выбирать ту деревню, где могут давать молоко. Остановились в Переславище. В Заболотье прошло 13 автомобилей. Перед деревней яма, в которую садятся все автомобили. Ребята их за деньги выкатывают. Говорят, будто в одном авто был Сталин с Ворошиловым.

2 Августа. Ильин день.

Сильная гроза. Нашел большой выводок и принес порядочного тетеревенка. Хозяин рассказывал, какая беда вышла в Москве в очереди за орехами (почему же за орехами? — крикнули: «орехи дают!» — и все бросились и стали). Хвост был очень длинный, а орехи кончились. Оставалось кило. Право ближайшего к орехам стала оспаривать женщина с ребенком. Явился муж этой женщины, спор перешел в драку, очередь бросилась грабить магазин, но в нем совсем ничего не было. Один из тех, кто дрался, высадил окно. Другого потянули к ответу: 30 рублей!

— А кому же достались орехи?

3 Августа — воскресенье, 4-е Понедельник — были дожди. Рожь переспела, чуть ведро — жать скорей, враз побежит.

Фабрика в Москве 3000 рабочих, из них 300 партийных, и среди этих трехсот хорошо, если найдется 30 убежденно согласных. Все остальные молчат («Что значит «молчат? — Ничего нет в них, как прикажут, так и делают»). Тысячи беспартийных все идут против. Их основание к протесту единственно то, что очень голодно. Идей никаких. Вот у крестьян, когда они ворчат, жалуются на недостатки, выходит как-то естественно, как будто отсутствие ситца (дегтя, даже колес…) есть идея сама по себе. Но безыдейный протест московских рабочих — темный протест, просто разложение (ведь у них все-таки в день остается фунт хлеба).

Думаю я вот о чем: когда массы рабочие аргументируют недовольство свое недостатком в продуктах, и если среди них найдется идейный и скажет: «Я готов голодать, сколько могу, лишь бы сохранить идею социализма», — то наши товарищи такого идейного, независимого от экономики рабочего очень одобрят. Но если интеллигент скажет, что его убеждения и поступки не зависят от экономики (или «политики»), то на него набросятся.

Откуда в марксистской этике явилось это настойчивое требование проводить экономическую необходимость вплоть до зависимости от нее самих истоков личности? Это явилось по всей вероятности исторически еще от фр. буржуазии, бунтующей против феодальной праздности. Социализм это углубляет: всякий труд — есть творческий труд, нет ничего «сверх». Вот откуда… И с этим можно согласиться и даже этому обрадоваться. Но вот возьмем практически. Эти массы рабочего мещанства, идущие против большевиков вследствие недостатка в продуктах, нам, интеллигенции, чужды, мы бы сочли для себя унизительным в своем протесте ссылаться на недостатки, и мы так же чужды этим массам, как если бы совершенно другие существа были. Стало быть, надо же провести черту?.. Нет, тут должно быть какое-то очень важное молчание и только действие. Так Ленин об этом молчал.

Из рассказов рабочих:

Перебегающая молодежь: сегодня здесь, завтра там, безответственность.

6 Августа. Вчера день прошел без дождя и сегодня очень жарко и сухо.

Все принялись жать. Хорошо бы недели на две жары, чтобы можно было пойму косить (ее теперь залило, и косить — значит только макушки хватать). Вот если бы скосили, то бекасы бы высыпали из леса, а то теперь их совсем нет. Вчера убил двух глухарей дуплетом, эти глухари появились возле церкви, потому что, во-первых, их основное место залило, во-вторых, ягоды нет; из-за этого выбрали они черный ручей возле поймы, закрытый наглухо ольхой, там в глухой черноте, вероятно, много есть для питания насекомых, а гулять они выходят на луг сухой, где теперь пасут скот, тут я их и прихватил.

Сегодня в Сеславине собирал боровики.

Прошла моя жестокая молодость, теперь я ружье беру только, чтобы добыть себе пищу. Вот убил вчера двух глухарей, теперь хватит нам дня на три, и я иду без ружья за грибами стариком, будто иду в свой настоящий дом, где такой мир, такая радость, такая слава жизни в росе. Грибы такие глазастые смотрят на меня со всех сторон. Кто не обрадуется этому всему? Вот по-своему, вероятно, какой-то мальчишка тоже обрадовался и оставил на тропе, прямо на ходу ему не нужное. Конечно, по молодости он анархист, ему только до себя дело. Но пусть! Природа исправляет все, и всякую дрянь пускает в дело: вот уже подошла собачка и очистила все оставленное на тропе анархистом.

Красильщик Ник. Вас. Сафонов такой удивительный грибник, что в Москве, будучи теперь рабочим на фабрике в свой выходной день достал себе грибов и малины: выезжает в Лосинку, там идет часа два и приходит к грибам. Если бы совсем оборвалась связь с деревней, и в Лосиноостровской под Москвой перевелись бы малина и грибы, непременно бы он так устроился, что стал бы разводить в Москве в каком-нибудь садике малину, быть может, шампиньоны, и тем бы удовлетворялся. Так «заграница» вышла из дикости — тоже ведь как у нас было — и теперь вся оделась садами и неприятными загородками. Если бы на смену дикой природе стал бы вольный сад! Нет, нам потому там тоскливо, что в дикой природе, как у нас, вольно… Надо думать, что все индивидуальное должно быть очень интимным и до крайности, как явление пола, секретным. В особенности огороженный сад — pars quo totum — подчеркивает обнажение индивидуальности. Вот это, вероятно, и противно нам, дикарям, за границей.