- Но ведь... так же нельзя обращаться с людьми... с живыми людьми. Мы ведь живые люди!

- Для Бадияра-паши - нет, - спокойно ответил Тхан. - Мы для него вороны, певчие птички, ласки, котята. Одуванчики и мятый шёлк. И аль-шерхины. - Он протянул руку и коснулся лица Инди кончиками пальцев. - Будь осторожнее с ним. Поначалу он кажется мягким, даже добрым... Но он не добр. Он может быть очень жестоким. Не серди его, Аль-шерхин.

Инди стоял, закрыв глаза, чувствуя его холодные пальцы на своём лице даже сквозь слой белил. Потом прошептал:

- Что мне делать? Тхан, скажи, что я должен делать, чтобы...

Он умолк, и Тхан какое-то время тоже молчал. Потом убрал руку, и что-то внутри Инди оборвалось.

- Не кричи, - сказал он кратко и сухо. - Главное - не кричи. Он не любит, когда кричат.

Опочивальня паши оказалась большой и неожиданно яркой. Ложе стояло на небольшом постаменте в углу, к нему вели три широкие ступеньки, устланные коврами. Оно занимало едва ли пятую часть комнаты - остальное пространство было в основном свободным. Два ряда тонких мраморных колонн, по три в каждой, шли через центр комнаты, поддерживая потолок. Между ним стояло что-то вроде высокого стола или тумбы непонятного назначения. Оно было задрапировано тёмно-пурпурной тканью, такой же, как покрывала и балдахин на ложе владыки. Факелы и светильники ярко освещали пространство между колоннами, оставляя постель Бадияра в густой тени.

- Подойди.

Инди прошёл освещённой галереей между колоннами, потом остановился, поджимая пальцы на босых ногах. Ковров здесь не было, и мраморный пол холодил ступни.

- Ближе.

Он ступил ещё на два шага. Ближе не мог - дальше начинались ступеньки и постамент, на котором угадывались очертания полулежащего на подушках паши. Он был в лёгком хлопковом халате, полы которого небрежно откинул, обнажив дряблые белые ноги. Роскошную свою чалму он сменил на другую, маленькую. Инди потом узнал, что он никогда не снимает её, даже во время соития. Помимо их двоих, в комнате был ещё глухонемой раб, прислуживавший Бадияру. Инди стоял на холодном полу и слушал, как льётся в кубок струя вина, наливаемая им из большого фарфорового кувшина.

- Умойся, - сказал Бадияр. - Я хочу на тебя посмотреть.

Инди молча повернулся и подошёл к умывальнику, также фарфоровому, устроенному неподалёку от ложа. Он был полон воды, и Инди, наклонившись, старательно смыл с себя краску. Он мечтал сделать это с самого утра, но когда выпрямился, ноги его слегка подрагивали. Он осмотрелся в поисках полотенца, но ничего подходящего не увидел. Тогда он утёр лицо рукавом и вернулся на прежнее место, в пятно яркого красноватого света.

- Хорошо. - Голос паши звучал спокойно и мягко. Инди не видел его лица в полумраке, только фигуру, грузно возлегающую на ложе. - Очень хорошо. Гийнар, как обычно, перестарался. Без краски ты ещё лучше. Сними одежду.

"Сними одежду", - десятки раз приказывал ему Арджин-бей, и Инди научился выполнять этот приказ быстро и беспрекословно, глядя поверх плеча своего господина отсутствующим взглядом. Сам того не зная, Арджин муштровал наложника для своего убийцы. Шелковые одежды, шелестя, упали на пол, укрыв ступни и лодыжки мальчика. Он переступил через них. Руки он держал повисшими вдоль тела, хотя инстинкт, как и всякий раз, подначивал его прикрыться. Но он не прикрылся.

- Хорошо-о, - протянул Бадияр. - Хорошо. Теперь поласкай себя.

Инди чуть заметно вздрогнул. Факелы справа и слева слепили его. Они чадили слабо, и дым уплывал к ветровой отдушине в противоположном от ложа углу, однако Инди чувствовал, как он забирается ему под веки и жжёт глаза. Он увидел, как блеснули в полумраке камни на руке Бадияра, потянувшегося к трубке кальяна. Увидел облачко зеленоватого пара, колышущееся во тьме.

- Ну? - голос звучал всё так же лениво, но теперь слегка недовольно. - Чего же ты ждёшь? Начинай.

Инди сглотнул и закрыл глаза. Он делал это когда-то раньше, ещё дома, и очень стыдился. Больше всего на свете он боялся, что отец узнает, потому если и касался себя, то тайком, ночью под одеялом, при потушенном свете, слыша за стеной размеренное, громкое дыхание спящего родителя. Оказавшись в Фарии, он перестал к себе прикасаться. Ночные излияния с ним ещё порой случались, но это бывало случайно, непроизвольно. Арджин не требовал, чтобы он трогал себя. Арджин предпочитал сам трогать его.

Бадияр же не торопился этого делать.

Инди поднял руку и обхватил ладонью свой вялый, поникший член. Пальцы его дрожали, и маленькая сморщенная плоть выскользнула из них, так что ему пришлось перехватить её снова. Он стал неуклюже, неловко двигать рукой, закрыв глаза и чувствуя, как щёки заливает пунцовая краска. Бадияр смотрел на него, пуская во тьму зеленоватый дым. Глухонемой раб смотрел тоже, но равнодушно: он был евнухом, и ему было всё равно, что видят его глаза.

- Быстрее. Делай это быстрее. И повернись так, чтоб я тебя видел. Раздвинь ноги.

Инди чуть повернулся в сторону. Его рука заработала резче, отчаяннее, но это не помогло. Ему было так холодно, так одиноко в этой большой и страшной комнате, что даже молодая плоть его не могла откликнуться на прикосновение взмокших рук. Член его начал приподниматься, оживать, но потом, едва пройдя половину пути, снова поник и обвис, теряя силу. Инди остановился, задыхаясь. Он не мог. Он просто не мог.

- Ну, что такое? - после долгой паузы произнёс Бадияр. - Ты разве не знаешь, как себя удовлетворить? Введи в себя пальцы.

Инди дрожал теперь так, что у него стучали зубы. Он всё ещё крепко жмурился. Того, что требовал Бадияр, он никогда не делал. Но он слышал в холодном спокойном голосе подступающую угрозу, поэтому, вздрагивая, просунул руку меж ягодиц и раздвинул их, нащупывая пальцем сжавшееся отверстие...

- Повернись так, чтоб я видел.

Инди сделал ещё полшага по кругу. Теперь он стоял к Бадияру боком, топча ногами собственные одежды: паша мог видеть и член его, и руку, трогавшую задний проход. Он ввёл в себя палец на глубину одной фаланги и остановился. Внутри пульсировало, сердце часто стучало. Он чувствовал себя отвратительно, и рад был лишь одному: что Тхан его сейчас не видит.

- Ты совсем ничего не умеешь делать, - с тенью недовольства в голосе сказал Бадияр; впрочем, Инди инстинктивно ощутил, что это не то недовольство, которого ему следует опасаться. - Что ж, придётся многому тебя научить...

Он умолк, и Инди понял, что он сделал знак своему слуге. И точно - тот подошёл к ящичку, стоящему в изножье кровати, и достал из него как-то предмет, с которым и подошёл к Инди.

- Если не можешь сам, попробуй с этим. Введи это в себя, - сказал Бадияр почти ласково, и глухонемой евнух всунул Инди в руки то, что вынул из ящика паши.

Инди ощутил под пальцами мертвенный холод. Это было деревянное изображение мужского органа, огромное, покрытое блестящим чёрным лаком, от которого искусственная головка члена лоснилась на свету почти как настоящая. Основание игрушки было сделано так, что его можно было держать в руке, как мячик. Инди разглядывал эту вещь с изумлением, словно какую-то заморскую диковинку, которую отыскал на базаре. Он никогда бы не подумал, что мужское естество может быть такого размера - да оно, наверняка, и не может. К счастью - потому что не существует тела, способного принять в себя эту вещь целиком.

И только тогда до него дошла суть приказа паши. Он должен ввести это в себя. Приставить лоснящейся чёрной головкой к своему заднему проходу и... что дальше?.. давить, проталкивая холодную, беспощадную деревяшку в самую глубь своей истерзанной плоти? Терзать самого себя так, как терзал его Арджин? И... не кричать?.. Тхан сказал, главное - не кричать. Но как же тут не закричишь, когда тебе отдают приказ, проще исполнения которого было бы броситься из окна.

- Я не могу.

Инди сказал эти три роковые слова совершенно беззвучно, и паша лишь по движению его губ догадался, что раб заговорил.