- А меня Инди, - ответил тот, неловко поднимаясь. - Я...

- Нет, - не дослушав, сказал юноша, и Инди вздрогнул от холодной резкости, прорвавшейся в журчании его правильной, безупречно поставленной речи. - Твоё имя Аль-шерхин. Не знаю, как ты звался там, но здесь у тебя нет других имён.

Сказав это, он повернулся и покинул комнату - ему явно неприятно было в ней находиться. Инди в замешательстве смотрел ему вслед, потом, опомнившись, поспешно пошёл за ним. Мальчик без лишних слов двинулся вперёд, указывая дорогу. Инди шагал с ним рядом, вернее, чуть позади него, чувствуя ужасную растерянность и робость. Этот юноша был рабом, и, судя по его удивительной красоте, также принадлежал к гарему Бадияра-паши; они были в одинаковом положении, и всё же он вёл себя с Инди как с низшим, а не как с равным. Впрочем, Инди не знал - может, Тхан здесь на особом счету... Тхан... Какое странное имя. Инди напряг память - и вспомнил: на общефарийском оно означало "ворон". Имя? Или тоже прозвище, кличка - как Аль-шерхин?.. Спрашивать об этом, конечно, было не время - да Инди и не хотелось спрашивать. Теперь, когда он немного привык к поразительной красоте юноши, ослепившей его в первый миг, он ясно видел надменность, сквозившую в том, как он поджимал свои бледно-розовые губы, в лёгких взмахах его длинных, загнутых чёрных ресниц, когда он бросал на Инди беглый взгляд своих прекрасных глаз, сверкавших в полутьме, будто сапфиры чистейшей воды. Смотреть на него было больно, как на солнце - и чуточку, самую малость неприятно, как если бы он был чем-то обезображен. Странно, но - Инди внезапно понял это - его красота была так совершенна, что даже отталкивала, как нечто неестественное, несвойственное человеку.

- Нечего пялиться на меня, - коротко сказал Тхан, когда они прошли несколько галерей; слуги и стражи не обращали на них внимания - видимо, все они хорошо знали Тхана.

Инди вздрогнул и поспешно опустил глаза, не увидев, как губы его проводника тронула чуть заметная улыбка. Он ничего не сказал, и дальше они шли в молчании.

Пройдя через крыло, отданное нуждам челяди, мальчики оказались в небольшом доме, резко отличавшегося от только что покинутого ими помещения. Здесь тоже всюду стояла стража, но рабов совсем не было видно. В полной пустоте и тишине журчали многочисленные фонтанчики, бросая отблески на мозаичный пол и стены. Всё здесь было сделано из мрамора, разноцветной мозаики и позолоченного дерева, и потому разительно отличалось от уродливых домов в центре города. Это было красивое место - но то, каким оно было тихим и пустынным, почти зловещим, портило его привлекательность - так же, как портила внешность Тхана холодная надменность в его чертах.

- Что это за место? - не удержавшись, спросил Инди.

- Дом мальчиков. Помолчи. Мы уже почти пришли.

Инди подчинился. В самом деле - им осталось преодолеть всего два коридора, и перед ними открылся ещё один с тремя одинаковыми дверями. Тхан толкнул одну из них, и они беззвучно открылась внутрь.

- Ты будешь жить здесь. Можешь войти.

Он вошёл первым, и Инди не оставалось ничего иного, как последовать за ним.

Комнатка была маленькой, почти крошечной, и не так чтобы очень богатой. Небольшое узкое ложе с балдахином, заваленное подушками и покрывалами, ещё несколько подушек вокруг него - вот и всё.

- Купальня общая, - сказал Тхан, проходя к единственному окну и указывая через него вперёд. - Она с другой стороны дворика, вон там. Мыться надо каждый день, к чему бы ты там ни привык. Одежду тебе дадут, пока что временную - потом наш владыка решит, во что тебе одеваться, и сюда принесут сундук со всем необходимым. Пищу принимает каждый сам, в своей комнате. Рабы приносят еду трижды в день. Если тебе что-то нужно, подёргай вот это, - Тхан указал на красный шнур, свисающий у края кровати. - Принесут всё, что скажешь, но не требуй слишком много - наш владыка не любит излишеств. Днём можешь ходить свободно по всему дому - до той ажурной решётки, через которую мы вошли. Дальше неё тебя не пустят: там помещения рабов, и нам туда можно входить лишь по особому разрешению главного евнуха. На ночь ты обязан вернуться в комнату - если, конечно, тебя не потребует к себе наш владыка. Дверь запирать не станут, но Гийнар-бей часто наведывается с обходом - у него шаг тих, как у кота, и если он поймает тебя вне твоей комнаты ночью, ты будешь наказан. Если хочешь ещё что-то спросить, можешь ко мне обращаться. Если вопросов нет, я пойду - моя комната напротив твоей.

Всё это он проговорил ровным, бесстрастным, равнодушным голосом, словно повторяя заученную наизусть речь. Глаза его иногда обращались на Инди, но тут же вновь оставляли его, и Инди ни разу не успевал ответить на этот взгляд. Когда Тхан замолчал, он тоже молчал какое-то время, собираясь с мыслями. Вопросы? Конечно, у него была тысяча вопросов, но он не знал, с чего начать, и, кроме того, всё ещё немного стеснялся этого юноши, который держался с ним так странно.

В конце концов Инди открыл рот, сам не зная, какой из вопросов слетит с его языка.

- Ты давно здесь?

Тхан повернулся к нему. Его огромные, чуть раскосые глаза удивлённо приоткрылись, от чего стали ещё больше и как будто даже прекраснее.

- Тебе-то какое дело?

- Не знаю, - честно сказал Инди. - Я ничего не знаю. Меня везли сюда почти три недели... а до того...

- Как и любого из нас, - не моргнув, перебил Тхан. - Прибереги свои жалостливые истории для рабов, которые будут тебя вычёсывать - они такое любят. Кстати, на их месте я бы обрил тебя наголо, - с тенью презрения в голосе добавил он. - Твои волосы так спутались, что я не могу понять, какого они цвета.

Инди почувствовал, что краснеет - он сам не знал, от стыда или от злости. Да что себе, в конце концов, позволяет этот мальчишка?! Он тоже раб - значит, ничем не лучше Инди! Что с того, что он такой красивый, чистенький, ухоженный - разве Инди виноват в том, что выпало в последние недели на его долю? И этого-то красавчика, похоже, никогда не били по лицу кулаком, не пинали ногами по почкам - вон он какой весь беленький. Инди ему, должно быть, напоминает оборванца, выловленного с помойки. Грязный серый крысёныш... Инди ощутил, как стискивает кулаки.

- Почему ты так говоришь со мной? - с трудом выговорил он, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание. - Я не сделал тебе ничего плохого. Я не хотел сюда попадать. Я вообще не понимаю, где я и что со мной происходит! Если ты только и можешь, что унижать меня, то уходи лучше. Мне ничего от тебя не надо.

Он выдохнул, замолчав, потом, резко отвернувшись, подошёл к окну и сел на пол. Он сидел, переводя дыхание, и мучительно вслушивался, ожидая услышать за спиной презрительное хмыканье и удаляющиеся шаги. Однако не услышал ни того, ни другого - ни единого звука. В конце концов Инди не выдержал и обернулся. Тхан стоял посреди комнаты, скрестив на груди свои тонкие изящные руки, оголённые до локтей, и смотрел на него с тенью лёгкого любопытства.

- Тебе будет трудно здесь, - сказал он, когда Инди встретился с ним глазами. - Ты чересчур живой.

И прежде, чем Инди успел задуматься, что значат эти слова, он подошёл и сел рядом, напротив, скрестив ноги так, как делали это многие фарийцы. Инди до сих пор не мог понять, как они могут так сидеть часами: его собственные ноги в этой позе моментально затекали.

- Ну, спрашивай, что хочешь, - сказал Тхан уже другим, лёгким и небрежным тоном. - Я постараюсь больше над тобой не насмехаться.

Инди развернулся к нему, с трудом сдерживая дрожь. Он отказывался признаться себе в том, что его тянет к этому юноше, так, как ни к кому никогда не тянуло. У него не было друзей, и он впервые видел перед собой человека, которому, несмотря ни на что, отчаянно хотел понравиться или хотя бы не оттолкнуть.

- Сколько вас... нас? - помедлив, спросил он наконец.

- Ты имеешь в виду, мальчиков Бадияра-паши? Сейчас - одиннадцать.

- Так много? - поразился Инди, и Тхан засмеялся серебристо и мелодично.