Простак удивился.

– А разве ты не богат?

– Нет, что ты! Мы, актерская братия, люди бедные. Выпадают иной раз счастливые мгновения, когда мы, считая деньги в день выплаты, воображаем, будто мы богачи. Но тут нам стучат по плечу, и позади оказывается джентльмен с бачками, готовый вывернуть нам руки. Он забирает у нас все, снимает с нас последнюю шкуру.

– Ты про налоги?

Поттер покривился.

– Пожалуйста, Фиппс, не произноси при мне это слово. Ты, конечно, не желаешь мне зла, но невольно задеваешь за живое. Да, налоги, если уж ты настаиваешь.

– Наверное, они большие.

– Колоссальные! Добавь к ним еще непредвиденные расходы жизни на Золотом Западе. Пони для поло, яхта, плавательные бассейны, жены… То одно, то другое, а в итоге набегает… Мне пришлось удрать из Голливуда хоть на время, ради экономии. В Нью-Йорке, где соблазнов поменьше, я, может, сумею скопить небольшой запасец. Скоро я появлюсь на Бродвее.

– Да, мне уже кто-то говорил. Спектакль, само собой, станет хитом.

– Само собой.

– Я хочу сказать, у тебя полно поклонников.

– Полчища. В основном дамы. Леди меня обожают, Фиппс. И разве их можно винить, бедных дурочек?

– Наверное, это учитывается?

– А то как же! Завоюй женщин, и дело в шляпе. В театре не будет ни единого свободного местечка. Да, я как раз собирался тебе сказать. Вполне очевидно, как ты должен распорядиться богатством. Вложи деньги в мой спектакль. Ты мне нравишься, Фиппс, и мне хочется, чтобы ты удвоил свое состояние. Да что там! Утроил. Когда волосы у меня поседеют, а профиль испортит парочка лишних подбородков, я смогу обратиться за пропитанием к тебе. «Леман продакшнс инкорпорейтед» – вот кто заправляет этим рискованным предприятием. Хотя отчего же рискованным? Проект железный. Уверен, Леман будет рад продать тебе кусочек. Поезжай в Нью-Йорк, к нему. Ты станешь кем-то вроде менеджера. Делать тебе ничего не придется – посиживай себе в кресле, смотри, как другие трудятся, да огребай огромную прибыль. Идеальная, по-моему, жизнь. Так что скачи галопом и сообщи Андерсону, что сделка отменяется – ты решил вложить свои миллионы в театр. Ну а теперь, – прибавил Мэрвин, – вынужден с тобой распрощаться. Еду в Скивассетт купить одежки, чего уж там найдется. До свидания, Фиппс. Встретимся при Филиппах. Мы с моей невестой летим после ленча в Нью-Йорк, репетиции уже начались, и мое место там. Надеюсь, когда мы встретимся снова, ты уже станешь настоящим менеджером. Буду касаться шляпы, здороваясь с тобой, и называть тебя «сэр».

И, подписав еще пару-тройку автографов для своих поклонников, случайно прогуливавшихся мимо, Мэрвин Поттер отбыл, весело махнув рукой.

Несколько минут Простак стоял на гравийной дорожке, взвешивая все «за» и «против». Как и Андерсон, Мэрвин Поттер расширил его горизонты и открыл новые перспективы. Пока кинозвезда говорила, в нем загорелся дух авантюр, но постепенно стал угасать.

В конце концов, рассудил он, «Вашингтон» – место родное, безопасная гавань. Не опрометчиво ли бросать ее ради неведомых морей? Опрометчиво, бесспорно. Направляясь к офису мистера Андерсона, Простак решительно склонялся к тому, чтобы принять предложение босса. Мрачный взгляд Мэрвина на отельный бизнес несколько поколебал его, но теперь на троне вновь воцарился Разум.

Все-таки Мэрвин исказил факты. Простак проработал у Андерсона достаточно долго, чтобы понять – джентльмен этот весьма зажиточен. Любому, кто прослужит в его караван-сарае два года, очевидно, что, даже учитывая мыло и полотенца, доходы у Дж. Г. весьма недурственные. Ел он дорогие яства, носил шикарные костюмы, покупал роскошные машины и курил сигары по доллару за штуку. Сомнений не оставалось: человек этот живет в роскоши, и тот, кто станет его преемником, тоже заживет неплохо.

Когда вошел Простак, мистер Андерсон как раз курил долларовую сигару Он вскинул глаза и просиял прежней дружелюбной улыбкой.

– А, Фиппс. Вернулись?

– Да, сэр.

– Как себя чувствуете? Получше?

– Да, сэр.

– Ну и отлично. Вы застали меня буквально чудом. Мне нужно ехать в Скивассетт, повидаться с моим адвокатом. Но я могу назвать вам несколько цифр. Вот, например, за год, закончившийся 31 декабря… – И мистер Андерсон принялся выстреливать цифрами будто гейзер.

Для Простака цифры эти ровным счетом ничего не значили, но по тому, как его наниматель обкатывал их на языке, словно дорогой портвейн, он заключил, что суммы достаточно соблазнительны, и последние его сомнения улетучились. Мистер Андерсон, сделав паузу и опустив листок с записями, спросил:

– Так как?

И Простак без малейших колебаний ответил:

– Да что там! Здорово!

– Недурственно, а? – не отставал мистер Андерсон.

– Это точно.

– Так что, желаете купить «Вашингтон»?

– Да, безусловно!

– Тогда вот вам мое предложение. Я продам его за сто тысяч долларов.

Простаку показалось, будто его внезапно хлестнули по лицу мокрым полотенцем, что очень и очень неприятно. Еще ему показалось, будто его лягнул в живот на редкость здоровенный мул. Он хватанул ртом воздух, забулькал, споткнулся и принялся теребить клубный галстук «Трутней».

– Сто тысяч?

– Сто тысяч.

– Но, черт побери, у меня столько нет!

– Хм, а сколько же у вас есть?

– Двадцать две тысячи восемнадцать центов.

Мистера Андерсона затрясло с головы до ног. Он утратил всякую солнечность. Пришел конец пиру любви. Взгляд, каким он пронзил своего портье, был тяжелым и укоризненным. Именно такими взглядами владельцы отелей пронзают портье, когда те морочат им голову, валяют дурака, тратят попусту время и пробуждают надежды, чтобы тут же начисто разбить их. Даже когда ему сунули лягушку в три часа ночи, и то Дж. Г. не испытывал такого острого отвращения к своему молодому подчиненному.

– Двадцать две тысячи? – хрипло промычал он.

– И восемнадцать центов. Видите ли, – пустился в объяснения Простак, – главный куш отхватил, конечно, мой дядя Теодор. Почти все нажитое имущество из старого сундука отошло ему. В конце концов, он ведь был зятем старику и постоянно общался с ним. Ежегодно навещал его в Нью-Йорке, хлопал по спине, интересовался: «Ну как оно все?» – а я…

Мистер Андерсон медленно считал про себя.

– Десять! – выкрикнул он, добравшись до этой цифры, и со странной ласковостью проговорил:

– Фиппс…

– Слушаю!

– Вы заняты?

– Да нет, не очень.

– Тогда я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.

Быстрым жестом мистер Андерсон указал на открытое окно, из которого открывался превосходнейший вид на озеро Скивассетт.

– Это не отнимет много времени. Видите озеро?

Простак ответил, что да, видит.

– Так вот, я хочу, чтобы вы взяли лодку и поплыли по озеру. Отгребите от берега ярдов на двести… Там глубоко?

– Да, очень.

– Вот и прекрасно. Отгребите, значит, ярдов на двести, а потом привяжите на свою чертову шею чего потяжелее и утопитесь! Всего хорошего, – пожелал на прощание Андерсон и вылетел из комнаты. Он уже опаздывал на встречу с адвокатом.

Простак распрямился. Человеком он был мягким, но что-то в словах мистера Андерсона, а может – в его тоне, глубоко оскорбило его. И когда тот вновь появился в дверях, Простак не то чтобы метал искры, не так-то уж легко его глазам их метать, но держался все-таки холодно.

– Да, забыл, – проговорил мистер Андерсон. – Вы уволены! Если я увижу вас снова, то убью! Хоть штопором, если ничего другого не подвернется.

Простак хрипло рассмеялся. В глазах у него зажегся странный свет. Он принял решение: надо внять замечательнейшему совету Мэрвина и принести театру немного пользы. Нет, как он мог польститься на дурацкое предложение Андерсона, когда перед ним открывалась столь сверкающая стезя!

– Вот как? Уволен? Тогда, может, вам интересно, что, если б вы не удрали словно ошпаренный кот, я уже подал бы заявление об уходе. И если желаете знать, что я собираюсь делать…