Уэйн помедлил и огляделся, давая возможность раздражению улечься, спрятаться в привычное потайное место и сидеть там, подобно крысе в темном уголке.

В интерьере казино преобладал красный цвет. Люстры освещали зеленые площадки игорных столов, мебель красного дерева тускло поблескивала в искусственном освещении. В залах не было ни окон, ни часов. На большинстве игр, разумеется, казино шельмовало. Но время от времени Вольфганг позволял кому-нибудь очень крупно выиграть. Это было великолепной рекламой, после которой толпы идиотов ломились в казино. С легкостью, дающейся долгой практикой, Уэйн начал оглядывать лица. Он замечал домашних хозяек, проматывающих деньги, припасенные на мясо к воскресенью, в надежде выиграть и купить себе наряд от Шанель. Были там и профессиональные игроки, мужчины в помятых костюмах, чьи лица ничего не выражали. И, разумеется, туристы.

Уэйн медленно прошелся по залу, избегая официантов во фраках. Постоянный гул автоматов, изгнанных к дальней стене, звук крутящейся рулетки, клацанье костей, постукивание фишек — все сливалось в постоянный знакомый шум.

На него умышленно наткнулась официантка.

— Ох, простите, месье, — извинилась девушка, и ее загорелые щеки зарделись, когда она торчащими грудями коснулась его руки. Ей нравилось все в сыне владельца казино, начиная с его манеры носить костюм от Кардена до волос цвета осенней листвы. Она игриво надула губки. Уэйн улыбнулся, почувствовал реакцию в паху, но тут же велел себе выбросить похоть из головы. В данный момент у него имелись более важные дела. Он снова улыбнулся ей и вышел из зала.

Пройдя по узкому коридору, он вошел в офис менеджера. Эдуар де Лепи настороженно поднял голову. Завидев сына хозяина, он заметно расслабился, и Уэйн ощутил знакомую беспомощную ярость. Эдуар де Лепи, правая рука отца, быстро разобрался в расстановке сил в семье. Не Уэйн, а Ганс будет наследником Вольфганга, хотя вслух об этом никто не говорил. Перед Вольфгангом Эдуар пресмыкался, с Гансом вел себя осторожно и подобострастно. Старшего же сына хозяина он практически не замечал. Уэйн почувствовал, как пальцы сжимаются в кулаки от гнева, не имеющего выхода, а Эдуар тем временем просматривал какие-то бумаги.

— Уэйн, — сказал он вежливо, — чем могу быть полезен?

— Я ищу брата, — пояснил Уэйн. Его лицо оставалось бесстрастным, хотя он был готов убить подонка. Когда-нибудь, подумал он, я с превеликим наслаждением уволю это жалкое ничтожество и…

— Ганс на пляже. Тренируется. Готовится к школьным состязаниям по прыжкам с высоты.

Уэйн коротко кивнул и вышел. В один прекрасный день он станет тут хозяином. Ганс и все остальные будут делать то, что он скажет. Выйдя на улицу, Уэйн несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Он ненавидел шумных туристов. Ненавидел палящее солнце. Ненавидел брата, отца и эту собаку Лепи. Он ненавидел весь мир.

Уэйн подошел к двухместному «мазерати» бутылочного цвета, открыл дверцу и опустил верх. Когда он выехал на улицу Терразани, ведущую за город, дышать стало легче. Он знал, что найдет Ганса на берегу, — тот прыгает с утеса Святого Михаила. Прыжки в воду с высоты относились к последним достижениям его младшего брата. Уэйн ехал быстро, умело ведя машину по серпантину, шедшему вдоль берега. Отношение Уэйна к Гансу нельзя было назвать однозначным. Мальчишка его боготворил, что сильно огорчало Вольфганга, и Уэйн отдавал себе отчет, что в отношении брата, его соперника и врага, в нем борются самые противоречивые чувства. Как ни странно, он почти полюбил маленького Ганса, и это его порой беспокоило. Он не должен позволять себе такую слабость.

Завидев утес, Уэйн изо всех сил надавил на педаль газа. Скала была добрых сорок футов высотой, и, когда он остановил машину у поросших травой серебристых дюн, он заметил красное пятно на середине утеса, в котором узнал плавки брата. Не успев подумать, Уэйн нажал на клаксон, салютуя мальчику. Он разглядел, как поднялась в приветствии бледная рука. Он не стал махать в ответ. Но Ганс продолжал размахивать рукой со щенячьим упрямством, и Уэйн медленно, неохотно поднял руку и тоже помахал. Разозлившись на себя, он снял рубашку и туфли и пошел по пляжу в тень под скалой, на которую продолжал взбираться Ганс. Сюда доносились возбужденные голоса приятелей Ганса, стоящих на вершине утеса и готовых аплодировать новой попытке своего героя.

Уэйн никогда не пользовался популярностью в школе. Он лишь хотел быть первым и добивался этого, за что его обожали учителя и презирали сверстники. Парни, которых по глупости угораздило ввязаться с ним в драку, ходили потом с переломанными носами, а одному он даже сломал ребра. Он заработал себе репутацию громилы, хотя это было и не совсем справедливо. Если его никто не трогал, он ни с кем не связывался.

Уэйн отбросил неприятные воспоминания, заслышав высоко над собой голос брата. В сотне метров от берега покачивалась на волнах единственная рыбацкая лодка, и Уэйн, занятый своими мыслями, без особого интереса следил за одиноким рыбаком.

Ганс всегда хочет нравиться всем. Он любит бегать с приятелями по улицам, целовать девчонок и играть в шахматы с отцом. Короче, Ганс просто любит жизнь. Ганс стоял на краю утеса, смотрел вниз на спокойное море и не испытывал страха. Он думал об Уэйне, высоком, красивом, замечательном Уэйне, ждущем на берегу его прыжка, и улыбнулся, обнаружив отсутствие одного зуба. Помедлив, он вытянул руки и решил сделать сальто назад. Уэйн наверняка будет им гордиться. Если в субботу все пройдет хорошо, он завоюет еще один кубок, который подарит отцу, а тот поставит его в шкафчик со стеклянной дверцей, заказанный специально для этой цели.

Ганс прыгнул, уверенный в себе и своем месте в мире. Внизу Уэйн краем глаза заметил падающее тело и отвлекся от созерцания рыбачьей лодки. Через долю секунды он сообразил, что случилось что-то ужасное: тело падало под странным углом и вошло в воду не легко и беззвучно, а с громким всплеском. Через несколько томительных секунд стало очевидно, что Ганс не всплывет как обычно со смехом и радостными восклицаниями. Сердце Уэйна дернулось, во рту пересохло. Он сделал два шага вперед, готовясь броситься в море… и остановился. Он стоял так некоторое время, наблюдая за поверхностью, потом увидел бледные руки брата в волнах. Уэйн почувствовал, как сжалось все внутри, но остался стоять, не сводя глаз с колыхающихся на волнах бледных рук. Они напоминали белые крылья бабочки, такие беспомощные на лазурной поверхности моря. Уэйну казалось, что его ноги ушли в песок и он не может сделать ни шага.

Клод Риссо встал во весь рост в своей лодке и нахмурился.

— Черт, — пробормотал он, стаскивая через голову выцветшую голубую футболку и скидывая сандалии.

Клоду было всего семнадцать, но плавать он научился раньше, чем говорить. Через несколько секунд его стройное тело уже стрелой разрезало волны. Уэйн услышал далекий всплеск и с трудом отвел взгляд от рук брата. Теперь он видел в воде пловца, быстро удаляющегося от рыбачьей лодки в направлении берега.

За несколько минут Клод доплыл до безжизненного тела Ганса Мюллера, которого также звали Генри Д'Арвилль. По лицу Ганса стекала вода, и, когда Клод взял мальчика за подбородок, он показался ему холодным и липким. Клод потащил Ганса к берегу, где заметил мужчину с волосами медного цвета, который спокойно наблюдал, как тонет мальчик. В груди Клода клокотала ярость, когда он достиг берега и вытащил тело на песок. Упав на колени, он всмотрелся в лицо мальчика. Его глаза были открыты, но он не дышал. Клод стал делать ему искусственное дыхание, вспомнив прочитанную в приемной у дантиста брошюру.

Никакого результата. Он отчаянно давил на грудь мальчика, но не добился никакой реакции. Клода начало трясти. Он никогда еще так близко не сталкивался со смертью. Эти открытые голубые глаза, маленькое безжизненное тело… Слезы заливали ему глаза, он тяжело вздохнул и утер тыльной стороной ладони нос.