Иду к двери. Позади себя слышу звук.

– Подожди.

Одно слово. Одно коротенькое слово. Я разворачиваюсь.

– Ты действительно имела это в виду? Только не лги мне, пожалуйста.

– Действительно, – шепотом отвечаю я.

Мы сталкиваемся посреди оранжереи. Сталкиваются наши души. Снаружи ветер разрушает виноградные ветви. Вода стекает по стенам из стекла. А внутри безопасно, тепло, светло. Мы – химическая реакция. Наши души – ртуть, вода, запутываются, притягиваются. Я снова поднимаю руку к его лицу, погружаю ее в его волосы цвета воронова крыла. Притягиваю его губы к своим. Его руки обнимают меня за талию.

Я нуждаюсь в нем как в кислороде, как в солнечном свете. Мы спотыкаемся о голубую кушетку. Он стягивает футболку, и вот он везде, его кожа, его руки вокруг меня.

– Я люблю тебя, – шепчет он. Я отвечаю ему поцелуем.

И впервые за всю вечность я забываю о вечности. Только я. Только он. Наше дыхание сливается в одно дрожащим порывом ветра. Компас моего сердца перестает вращаться. Оно нашло направление, по которому я должна идти.

– Смотри, – говорит он, прикладывая палец к моим губам. Я слежу за его взглядом и поднимаю глаза к стеклянной крыше. – Дождь закончился.

И правда. Хотя комната освещена свечами, я могу различить звезды через стекло. Ной поднимается и ходит по оранжерее, задувая свечи. С каждой погасшей звезды сияют все ярче. Я думаю о звездах на фреске Эхо, о звездах в комнате Кайли.

– Подожди, – говорю я ему. – Пусть одна горит.

Он не спрашивает, почему, а я не продолжаю. Мне хочется сделать что-то для Тарин. Дать ей маленький огонек в этом мире, когда ее собственный погас.

Ной возвращается ко мне в темноте. Мы лежим друг напротив друга.

– Я словно во сне, – бормочет он. – Мне хотелось бы, чтобы это продолжалось как можно дольше. Я предпочел бы не спать. Чтобы это было настоящим.

– Это и есть настоящее, – отвечаю я.

– Не прячься больше от меня, – мягко говорит он. – Я люблю тебя. Люблю все познанное и непознанное в тебе.

Я льну к нему, зарываясь лицом у него на груди. Его слова значат для меня больше, чем он может знать. Мне хочется все ему рассказать. О том, что я на самом деле и откуда я родом.

Но вместо этого нахожу его челюсть, целую шершавую кожу.

– Так... я слышала, на следующей неделе танцы, – шепчу я.

– Точно, вечеринка хиппи на солнцестояние в отеле Клэрмонт. – Он усмехается.

– Именно.

Он наклоняется, находит мою руку.

– Ты пойдешь со мной?

– Я уже думала, ты никогда не спросишь.

Его руки обвивают меня, наши ноги переплетаются, когда мы глубже опускаемся на диван. Я всем телом чувствую его колотящееся сердце, его мускулистые плечи, жар его тела. В какой-то момент мы заснули. Я просыпаюсь несколько часов спустя, но не двигаюсь. Да и как я могла? Не хочу никуда уходить в такой момент. Я спрятана с парнем, которого люблю, в стеклянном доме, полном цветов и серебряного света, падающего на наши волосы.

Глава 37

– О. Боже. Мой. – Лейла триумфально сдергивает с вешалки платье и прикладывает к себе. – Это самое великолепное платье, которое я когда-либо видела.

Шанталь бледнеет.

– Какое-то оно гротескное.

Лейла сжимает платье.

– Знаю, – говорит она счастливо.

Николь хлопает в ладоши.

– Браво, Лейла. Ты умудрилась найти самое странное платье, которое только существует в Сан-Франциско.

– Думаю, я только что выиграла шопинг. Типа если бы он был видом спорта. Я так рада, что вы, девчата, уговорили меня выбраться. Ох, Господи, надеюсь, оно подойдет. – Она снова прикладывает его к себе, нервно разглядывая себя в зеркало в полный рост.

У платья твердый корсет и вырез в форме сердечка. Юбка похожа на мантию выпускника 1950-х годов. Но только с принтом, что радует Лейлу и от чего «тошнит» всех остальных.

Ведь принт в виде бекона, крошечные красно-белые ломтики разбросаны по светло-коричневому полю.

– Брайану оно понравится, говорю я.

Ребекка морщит нос.

– Он может принести тебе маленькую колбаску. В качестве корсажа.

– Или колсажа, – заявляет Эхо в рифму к слову корсаж.

Мэдисон озорно улыбается.

– Не думаю, что Брайан обрадовался бы, если б его колбаску обозвали маленькой.

– Фу! – воплю я, закрывая уши ладонями. – Никогда больше не говори о колбаске Брайана при мне.

– Я собираюсь померить его, – говорит Лейла. – Кто-нибудь хочет пойти со мной?

Николь и Шанталь, нагрузившись охапками платьев, следуют за ней в примерочную.

Я пока ничего не нашла, но не слишком волнуюсь на этот счет. Теперь, зная, что иду на танцы с Ноем, я могла бы хоть в банном халате пойти, все равно. Ной. Одна только мысль о его имени заставляет меня улыбаться. С тех пор, как во вторник утром я проснулась в оранжерее, на его лицо падали лучи поднимающегося солнца, меня словно окутал радостный туман. И сегодня, в среду, я плыву через наш первый после возвращения учебный день на лучах счастья.

Мои подруженьки были в единогласном восторге, услышав, что мы с Ноем снова сошлись. Даже Николь подмигнула, покачав голову в притворной печали.

– Еще один занят, – вздохнула она. – Но я рада за вас двоих. Серьезно. Конечно, я не иду на свидание. Думаю, это значит, что я буду танцевать с кучей парней, в то время как ты застрянешь с одним единственным на всю ночь!

Я на это рассмеялась. Николь всегда была хороша в охоте на парней.

Только слова одобрения Мэдисон звучали так, словно она ни капли не одобряет. Она, возможно, ревнует, но у нее хотя бы есть манеры не говорить все в лицо.

Эхо на пальцах держит длинное цвета лаванды платье в пол в стиле ампир, талию охватывает закатно-желтый пояс, завязывающийся за спиной.

– Что думаете? – спрашивает она нас.

– Мне нравится, – говорю я. Ей идет стиль бохо ³³.

Ребекка качает головой и поворачивается к вешалкам.

– Мило, но я думаю, тебе стоит попробовать что-то вроде этого, – говорит она, давая Эхо короткое блестящее темно-синее платье без плеч.

Эхо с подозрением касается подола.

– Оно немного... коротковато, тебе не кажется?

Ребекка смеется.

– В том и идея. У тебя сумасшедше-длинные ноги. Ты должна показывать их.

– Ну, не знаю, – бормочет Эхо. – Я больше люблю натуральное.

Как и я – это напоминает мне о ее фреске.

– Риду понравится. Поверь мне, я все-таки его сестра.

Ребекка ухмыляется, когда краска заливает щеки Эхо.

Я в замешательстве.

– Рид? Причем он тут?

– Они вместе с Эхо идут на танцы, – отвечает Ребекка.

Я поворачиваю голову к Эхо. Она кивает.

– Не было возможности сказать тебе, Кайли, – смущаясь, говорит она.

Я обнимаю ее.

– Это отлично, – говорю я. Ее улыбка сияет. – Когда он пригласил тебя?

– Вчера, – отвечает Эхо. – Вскоре после того, как вы вернулись из Сономы. Но мы все время переписывались, пока он был там.

– Все время? – повторяю я. Вспоминаю Рида на винодельне, то, как он постоянно проверял телефон, как не дал мне «позвонить» с него.

– Смотри, – говорит Эхо, что-то набирая на телефоне, и протягивает его мне. Я быстро пролистываю их переписку, отмечая время: все они с вечера понедельника. Я чувствую вспышку стыда от того, как уверена я была, что он был Киром на торгах моей книги, тогда как Кир просто пользовался сетью гостиницы.

– Первая, – сухо говорит Мэдисон. – Ну, разве не прелестно?

Мне снова интересно, насколько сильно озлоблена она на нас с Ноем.

Я решаю игнорировать ее тон.

– Прелестно, – говорю я. – Я так рада за тебя, Эхо.

Она кивает с умным видом.

– Ну, он Весы, а они ценят следование моде. Окей, я попробую это. – Она улыбается, принимая у Ребекки платье и перекидывая его через руку.

Они втроем отходят к другим стеллажам, а я, задумавшись, плетусь в хвосте.

– А как насчет этого для тебя, Мэдди? – Ребекка поднимает короткую серебристую тунику и высоким горлом и рукавами-колокольчиками.