У людей в процессе окончательного усвоения пищи принимает участие кишечник, снабжаемый различными ферментами из печени, хотя это и не единственная её функция. У гоблинов, которые способны переварить совершенно непригодные для людей вещи, печень и кишечник связанны настолько тесно, что их можно считать одним органом. И именно он начал у меня отказывать, вернее стала барахлить функция ответственная за выделения нужных для остального организма ферментов^[93]. При помощи алхимии создать замену не возможно, ведь даже громоздкое устройство, которое сейчас поддерживает мою жизнь, не способно выделить и половины необходимых для организма ферментов.

Выход, который я нашёл, выглядел весьма сомнительным с любой точки зрения, но выбора, по сути, у меня не было. Ведь ещё в Глубоководье я выяснил, что жрецы не будут заниматься омоложением ни организма в целом, ни какого-либо органа в отдельности, а моей проблемой было именно старение органа, хотя и отодвинутое эликсирами, что лишь усилило конечный результат. Меня с первого экстрасенсорного взгляда поразила анатомия миконидов, то количество химических и алхимических реакций и преобразований, которые протекают в их телах. Конечно, биохимия миконидов кардинально отличалась от привычной, но зато способность регенерировать любой орган, и полное отсутствие у их тканей такого понятия как старение, заинтересовало меня чрезвычайно. Через пару месяцев жизни в селении миконидов, когда они стали доверять мне после изобретения питательного зелья, мне позволили взглянуть на грибницу, из которой рождаются представители этого весьма странного народа. Грибница представляла собой весьма неприятное зрелище, глубокая яма заполненная массой весьма близкой по виду к Аромикосу, в этой массе были колодцы, идущие к самому дну заполненной грибницей каверны. Именно в эти колодцы микониды сбрасывали трупы вторгнувшихся в их владения или попавшихся их разведывательным партиям. После долгого наблюдения, я заметил, что новорождённые микониды имеют некоторые схожие черты с теми, кого использовали для удобрения. Эксперимент, по отрезанию от стены крошечного кусочка Аромикоса, подкормка его только моей кровью, и последующее химическое исследование показало, что местные грибы действительно меняют свою структуру в зависимости от подкормки. Хотя конечно они всё равно оставались грибами, и просто вырастить новый орган мне не светило.

Второй основой моей идеи были слышимые ещё на Земле слухи про споры грибов-паразитов, поселяющихся в человеческом теле, хотя из моей памяти я взял лишь саму идею о грибе, живущем в теле разумного. Я принялся за эксперименты, проращивая крохотные кусочки грибной массы, взятой у миконидов из различных органов. К моему удивлению добиться согласия на этакую "биопсию^[94]" было не слишком сложно, а особенности биологии позволяли регенерировать нанесённое повреждение за пару суток. Взяв несколько тысяч образцов, я подобрал имеющие нужные мне функции и обладавшие, после проращивания, наиболее схожей с моей биохимией. Изначально я хотел прорастить в своей печени-кишечнике гриб, сделав его симбионтом, выполняющим утраченные моими органами функции. Но это оказалось утопией, даже грибы выращенные на подкормке лишь из моей крови, обладали отличной от моей биохимии, то есть ферменты которые будет выбрасывать в кровь моя печень-кишечник с грибом симбионтом, станут для моего организма ядовитыми. Никакое воздействие не могло изменить грибы настолько, чтобы они стали полными копиями моих органов.

Решение, которое я нашёл, было полнейшей авантюрой, но оно имело шанс заработать. Ведь в любом случае, печень-кишечник это лишь первый отказавший орган, а через какое-то время начнут сбоить и другие, так что возможно имеет смысл обеспечивать функции не отдельного органа, а сразу всех частей организма. Идея была следующая: внедрить в каждый мой орган небольшие прививки^[95] из частиц органов миконидов, выполняющих ту же функцию, затем эти прививки аккуратно прорастить, превратив их в симбионтов, способных усваивать ферменты моей обновлённой печени-кишечника и питать органы, частью которых они являются. Особая проблема была с мозгом, потому что заменявшая этот орган миконидам масса непонятных тканей, меня приводила в тупик. После реинкарнации у меня было много сомнений в функциях мозга, ведь моё сознание и память способны существовать и без этого органа, так что я достаточно спокойно решил внедрять прививки в этот, как оказалось не хранящий мою память, орган. С дугой стороны слишком глубокое вторжение в мозг запросто способно меня убить, и единственным решением я видел не вращивать симбионта внутрь мозга, а нарастить на нём тонкой плёнкой, так чтобы он взаимодействовал с гемато-энцефалическим барьером^[96]. Сам я совершенно точно не был способен сделать такое, и только способность жреца корня выращивать грибы нужных свойств могли бы помочь мне в этом этапе.

Я прекрасно понимал сомнительность конечного результата этой авантюры. Столь кардинальное вмешательство в организм, при полном отсутствии предварительных экспериментов в подобной имплантации, вряд ли могло пройти без непредвиденных реакций. Но с другой стороны я в любом случае умру через пару месяцев, если ничего не делать, а так есть хоть какой-нибудь шанс, да и в случае неудачного результата, я пройду реинкарнацию с опытом о столь сложном ритуале, мало ли как там всё сложится, может и пригодиться.

Схема ритуала была невероятно сложна, и состояла из двух частей. Внешний, окружающий меня ритуальный круг, осуществлял общее воздействие. Внутренняя часть ритуала осуществляла более точный контроль над проращиванием прививок и их ростом. Внутренней эта часть ритуальной системы называлась, потому что ингредиенты для него мне пришлось располагать в собственном теле вокруг органов, содержащих прививки. Другими словами, внутренняя часть ритуальной системы содержала множество малых ритуальных кругов, по одному на каждый орган с прививкой. Отдельно стоял жрец корня, который должен был нарастить на головном мозге особую грибную массу, служащую для его питания. От Авы требовалось лишь наполнение внешнего ритуального круга магической энергией.

Ритуал прошёл тяжело, боль во всем теле, которая не исчезла и после парализации всего тела от действий жреца корня, мерзкое чувство, когда в твоих органах прорастает пока только паразитирующий организм. Но всё это, не шло ни в какое сравнение с тем, что ждало меня после ритуала. Боль и паралич всего, периодически конвульсивно дергающегося тела, лихорадка, жар, кровотечение из всего, включая поры. А самые мерзкие ощущения вызывала необходимость постоянно контролировать прорастание прививок экстрасенсорикой.

Через два месяца, этого предсмертного состояния, когда я не мог себе даже позволить потерять сознания, из-за необходимости ограничивать слишком быстрый рост некоторых прививок, я провёл вторую часть ритуала. Она должны была зафиксировать разросшихся симбионтов в достигнутых пределах, чтобы они не пытались разрастись дальше и "сожрать" орган целиком. А после мне ещё почти год пришлось ликвидировать побочные эффекты от моего, всё-таки удавшегося эксперимента. То, что у меня полностью отказали глаза, обонятельные эпителии^[97] и вкусовые рецепторы, было вполне ожидаемо, органы зрения и обоняния у миконидов слишком отличались от моих, чтобы имплантация прививки и её развитие прошли нормально. С другой стороны Зир вообще лишён пяти обычных чувств, так что мне, как его учителю было грех жаловаться на отказ органов, без которых я вполне могу обойтись. А вот то, что прививки, прижившиеся в спинном мозге, меня парализуют, было неожиданно и весьма неприятно. Мне понадобилось почти восемь месяцев на то чтобы серией ритуалов вернуть себе подвижность конечностей, и ещё три месяца на восстановление формы. Но, несмотря на всё это, я был чрезвычайно доволен, и не только тем, что смог найти способ значительно отодвинуть свою старость. В не меньшей степени меня грело чувство гордости за удачно придуманный и реализованный механизм перестройки организма.