— Сейчас не время для лекций, — остановил его генерал Чу. — Полагаю, вы уяснили, что, во-первых, вам следует приложить все усилия, чтобы отвести любую опасность, и, естественно, использовать всякую возможность для скорейшего осуществления наших планов, которые в сложившейся ситуации позволяют надеяться на многое.
— Во имя народа! — произнес Ван, торжественно подняв руку. Формула клятвы мгновенно пришла ему на ум, но тут же несколько смутила его. Объясняя себе свое смущение, он решил, что повинен в этом груз ответственности, который он возложил на свои плечи.
— Действуйте со всей вашей энергией! Добейтесь разработки общего языка, — продолжал наставления генерал. — Если мы не отстанем от американцев, а еще лучше, если обойдем их, они не смогут одурачить ни нас, ни сигманца.
— Язык-то искусственный, — заметил Ван. — То есть сильно усеченный.
— Значит, вы должны занять лидирующие позиции в его доработке.
— Ну… — замялся Ван. — Я постараюсь. Моя скрытность сыграет, наверное, нам на руку. Доктор Кантер блестящий специалист, но она, главным образом, теоретик. У нее нет моего опыта практической работы со множеством языков. Правда, есть еще Серов, Дуклос и другие…
— Вот именно! — взволнованно произнес генерал. — Я думаю, рано или поздно вам удастся переговорить с сигманцем с глазу на глаз, когда никто не подслушивает. И тогда вы объясните ему что и как. Конечно, нужно дождаться удобного случая. А сейчас следует добиться хотя бы частичного отчета. Можете ли вы позвонить Кантер и попросить, чтобы она выслала свои материалы, пусть и не систематизированные?
— Попробую, — с сомнением произнес Ван. — Но возможно, ее начальство уже запретило ей. Даже если нет, ее просто так не возьмешь. Она вообще не любит показывать свои материалы, пока не приведет их в порядок. — Ван запнулся. — А не насторожит ли ее мой звонок?
Генерал затянулся сигаретой и, помедлив, согласился.
— Да, насторожит, — процедил он и раздавил окурок в переполненной пепельнице.
— Послушайте, товарищ генерал, — продолжил Ван уже более уверенно. Погруженный в размышления о предстоящих научных изысканиях, он на миг забыл о всеобщем человеческом безумии. — Я думаю, это уже не имеет значения. Доктор Кантер фактически дала мне всю информацию. Мои записи — точная копия ее записей. На моем рабочем столе уже лежат последние данные, полученные в соответствии с соглашением. Доктор Кантер ничего не скрывала от меня, причем я вовсе не вынуждал ее откровенничать со мной. У нас есть все, кроме ее математических выкладок и конечных формул, но теперь, когда нам точно известно, что именно нужно искать, я уверен, недели через три мы получим те же результаты. Любой аналитик с помощью компьютера…
— Отлично, профессор! — перебил его генерал, просветлев лицом. — За дело! Рабочий кабинет и помещение для отдыха вам будут предоставлены прямо в этом здании. Требуйте все необходимое и любых помощников.
— Что? — удивился Ван. — Я могу работать и дома. А если потребуются помощники, то в университете…
— Товарищ Ван, — мягко, но решительно остановил его генерал. — Я понимаю, что вы хотите повидаться с женой и ребятишками, но благо нации превыше всего. Нужно соблюдать строжайшую секретность — и вы сами знаете почему. И, наверное, догадываетесь, что наш с вами разговор обусловлен распоряжением, исходящим из высших инстанций нашего правительства. Вашей жене сообщат, что в интересах дела вы задерживаетесь. — Генерал сделал паузу. — А если вы считаете, что биологическая необходимость, хм… может помешать вашей работе…
— Нет-нет, — поспешил заверить Ван.
«Не того я боюсь, — подумал он. — Сказать по совести, вы, мои души… (а я верю, что многие примитивные племена, даже такие образованные и могучие, как древние египтяне, говорили чистую правду, утверждая, что человек имеет несколько душ) — моя Яо, которая была лунным светом и горной вершиной, превратилась теперь в суровую фанатичку, с которой я не расстался, главным образом, потому, что ее незапятнанная репутация гарантирует мне свободу зарубежных поездок и научной переписки, открытый доступ к литературе и прочей информации, позволяя наслаждаться этим прекрасным миром. Покуда же наша система в целях общественной безопасности не может позволить такую свободу всем гражданам, соблюдение режима секретности есть печальная необходимость… Нет, как всегда, есть и другие причины. Я знаю, я чувствую, что, несмотря на этот ее командный голос и плотно сжатые губы, она все помнит и сама удивляется и мучается из-за случившихся с ней перемен. Я помню ту конференцию в Англии (каллиграфическая стройность шпилей Оксфорда на фоне свинцовых облаков, гонимых сильным влажным ветром) и книгу, которую читал тогда перед сном. Как там фамилия автора? Да, Честертон! Странный, причудливый, безнадежно архаичный… там он дает определение аскетизма как желание того, что не нравится… Мы сохраняем в себе элементы аскетизма, не так ли, души мои?»
Ван давно уже рассматривал свой дом просто как место пребывания. Как сказали бы американцы, он высоко котировал дом в пригороде, с садом, выстроенный для давным-давно забытого маньчжурского мандарина. Корявые ветки дерева на фоне полной луны; красные скаты старинной черепичной крыши; на стене тени цветов, покачивающихся на ветру, и росчерки ивовых прутьев; мостик, гора, схваченные несколькими штрихами восемь веков назад кистью самого Ма Юаня; книги да старина Ли Бо, который при жизни выпил вина куда больше, нежели воспел в своих стихах…
Но главное, Ван не увидит своих детей. Пинь… Конечно, Тай и Чен славные мальчики. Можно гордиться отличной успеваемостью Тая и его рвением в пионерской организации, можно радоваться тому, что Чен скоро выйдет из возраста шумного подростка. Но Пинь, малышка Пинь (эти звуки служат для обозначения маньчжурской яблони, что озаряет красным и белым цветом оживающую землю и воистину означает мир и покой), которая щебеча выбегала ему навстречу, протягивала ручонки и восторженно попискивала, когда он брал ее на руки и подбрасывал в воздух. Она гуляла с ним за ручку по саду и называла его «сумкой, полной любви».
«Ну, недельки две-три, не больше, — думал Ван. — Я готов работать во имя того, чтобы никогда термоядерный ужас не обрушился на голову малышки Пинь, чтобы никогда ее выжженные глаза не вытекли из глазниц, чтобы во веки веков она была наследницей звезд!»
Тут Ван сообразил, что все это время генерал Чу внимательно смотрит на него. Прошло не менее минуты. Ван принужденно улыбнулся и сказал:
— Простите, товарищ генерал, я что-то задумался… Разумеется, я немедленно приступаю к работе.
— Вот и отлично, — одобрил генерал. — Нам повезло, что вы работаете на нас. Скажите, есть ли у американцев специалисты класса Кантер?
— Трудно сказать, — задумался несколько удивленный вопросом Ван. — Там много весьма компетентных ученых. Левинсон, Хиллман, Вонсберг… Все они способны и талантливы. Правда, Хиллмана в космос не пошлют, у него слабое сердце. Во всяком случае, в интересующей нас области он является главным партнером доктора Кантер. Почему вы спрашиваете об этом?
— Видите ли, профессор, развивая свою тему, Кантер работает на империалистов. Мы уже говорили с вами о необходимости растолковать сигманцу истину. Как вы считаете, не проще ли будет сделать это без помех, в отсутствие Кантер?
— Почему?.. Возможно… Трудно сказать… — Ван внутренне колебался, вспомнив, как Ивонна Кантер радовалась, рассказывая ему о своем успехе. — Наверное, было бы полезно временно отстранить ее от работы над проектом. Предположим, я… Нет, я уже, кажется, говорил, что лично меня она недолюбливает, так что я, наверное, не подойду… Но… Быть может, кто-нибудь другой, представитель другой страны, скажем, затеет с ней ссору… Но это не моего ума дело, товарищ генерал.
— Понимаю. Я только хотел узнать ваше мнение, стоит ли отстранять ее.
Беседа продолжалась еще некоторое время, после чего генерал Чу вызвал своих людей и приказал проводить Вана в его новый кабинет. Оставшись в одиночестве, генерал Чу позвонил одному очень важному человеку и отчитался. Получив дальнейшие указания, он нажал на кнопку спутниковой связи с Америкой и набрал номер на клавиатуре. Этот канал связи, абсолютно защищенный от прослушивания и обычных радиопомех, был совершенно секретным и использовался лишь в исключительных случаях.
