"Прости, сталкер", - подумала Люда. - "Никаких претензий, ты встал у меня на пути. И тоже исполнил какую-то свою роль. Хотя тебе уже всё равно, прости".
Дьявол, как же лицо ушибла! Люда приподняла ресницы - в поле зрения всё двоилось и вертелось, сфокусировать взгляд на чём-то было непросто, картинка шла как бы рябью. А медлить никак. Людмиле казалось, что она падает куда-то. В небытие. Хуже, чем приходить в себя наутро после пати, на которой явно перебрал. Все костные ткани ломит, однозначно - вывих челюсти. "Дээнкашница" сжала правый кулак, и противный укол в плечо заставил её очнуться. Нева с трудом, облокачиваясь на стену, встала на ноги и воспользовалась индивидуальным перевязочным пакетом. Заштопала рану, едва не растворяясь от беспощадной одурманивающей боли. Лицо сковала судорога. Люда подобрала кривую, но крепкую палку, приспособив в качестве костыля. Только что зашитую рану на плече облила водкой, благо с собой прихватила. Не получила б увечий - хапнула рюмасик и закусила, чтоб не было на душе такой горечи по поводу содеянного. А теперь - извините, из горла и без закусона, кабы ноги не заплетались. Да уж, дорого далась ей эта охота на Фрага. Прихрамывая (ещё бы), поплелась в сторону выхода. У независа взяла ножны с клинком, какие-то продукты, патроны, гранаты, медикаменты и маскировочную камуфлу. Потом, сообразив, что столько не утащит, часть патронов и гранаты оставила. Проковыляла мимо зомби и добралась до базы "ДНК", причём большая часть этого пути словно вывалилась куда-то из памяти. На рефлексах шла. Зомби на Люду не взбаламутились, приняв за своего. Лес, ямы, ржавые корпуса бронетехники... А вот и палата в обустроенном госпитале "дээнкашников", и сердитый усатый врач по прозвищу Бормотун.
3
Авраам Вентонович обернулся. Сзади были облачка, спереди он отчётливо видел линию горизонта. Погода здесь была его любимой - воздух дул холодный, морозный, но он не замерзал, прохлада была чистой и бодрящей, но не в перебор, то есть не минус двадцать. Навстречу неслись капельки мороси из сгустка тумана, не частые и не назойливые, приятно освежали лицо, мягко в него врезаясь. Гугов летел над землёй, пафосно, фантасмагорично и легко; он опять летел! Земля была внизу ему абсолютно незнакома, он не мог даже приблизительно определить её колорит, только что в стиле сооружений просматривались славянские корни-предпосылки. И то, сразу так не скажешь. Для Гугова хижинки выглядели слишком смешно и примитивно, чтобы он не мог утверждать, что не очутился в иной эпохе существования человечества. Малоэтажные бетонные параллелепипеды, некогда гордо звавшиеся зданиями и даже домами - конструкции, для современного мира представлявшиеся символом Нефтяного века, неофициальной кликухи периода истории с 1900-х по 2100-е года. Хотя уж Гугов-то понимал, не случись тогда мощного толчка в области политики, науки и промышленности, не было бы сейчас привычной реальности. Такой, какая она для гражданина 2358-го является. Ну да ладно, лирическое отступление. Эпическое возвращение. Авраам подумал, что попал лет на четыреста назад по реке Хронос. Уж очень приемлемо сохранились руины, даже осколки стеклопакета торчали из рёбер оконных рам, стеклопакет, опять же, для века двадцать четвёртого - диковинный. У Гугова родилась версия, что он в одном из павильонов музея... парит по воздуху. А, ну вот и другие посетители! Одеты в какие-то странные пятнистые лохмотья, из ткани, давно вышедшей из употребления и моды за счёт проигрыша в качестве наиболее продвинутым волокнам-конкурентам. Реже - в дурацкие полускафы. Авраам, кажется, что-то такое изучал по школьной программе, и про культуру того времени, и про архитектуру, и про защитные костюмы тоже. В этот миг он воззрел на это воочию и изумился, как органично это смотрится в единой структуре, и как неказисто выделялось бы что-либо из этого в его родном, далёком грядущем. А может, как раз это место и приходится ему родственным? "Это же Пустошь", - осенило Гугова. А народ весь - обитатели аномальной Зоны. Во сне одежда и другие детали в глаза как бы не бросаются, обычно всё ощущается естественным, пока не вырвешься из объятий Гипноса. Исследователи Чёрного Края с раритетным пулевым оружием, от которого отказались ещё два столетия тому назад, когда на планете практически иссякли запасы железа, свинца и меди, и восполнять их пришлось, покоряя новые небесные тела. Один экземпляр пулёвки обошёлся бы Гугову в его временном континууме, возжелай он его приобрести, в кругленькую сумму - да что там в кругленькую, в целое состояние. С учётом всех этих факторов получалось, что или Гугов в прошлом, или попал в какую-то ролевую игру, очень достоверно воссоздающую атмосферу ушедших реалий. В том, что это была Зона, он не сомневался. Зона, кстати, раннего периода - Авраам чуял присутствие обратного, уравновешивающего фактора в этом мире. По сути, где-то в этом мирке помимо аномальности пока ещё существовала и нормальность. Вот бы её найти... Авраам Вентонович ускорился, как мог, но выяснилось, что покинуть пределы отведённой для "квеста" территории он не сумеет: когда он, по своим внутренним ориентирам, достигал грани, он словно упирался в невидимую стену, разделявшую обычность и необычность. Полноценной частью этого мира Гугов ещё точно не был, был бы - получил выбор, в какой крайности жить. Здешние обитатели через "барьеры" преспокойно расхаживали.
Авраам хотел позвать людей, но те, идя по собственным нуждам, его не видели и не слышали, даже когда он был в полной досягаемости и доступности. Бегали какие-то неправильные собаки и муты в противогазах, у собак половина органов атрофировалась, половина - мутировала в гремучую смесь. Носители масок передвигались на четырёх конечностях, фигурой и телосложением смахивали на гомо сапиенс, а поведением - на агрессивную, буйную гориллу. А ещё ему встретились несколько человек, разительно от других отличающихся. Другие этого не замечали, а Гугов как-то определял. Основная масса людей была порождена нормальностью, а к аномальности приспособилась. А эти - даже не человеки, не обозвать их так, копия, сгенерированная Чернотой. Вот это да, Пустошь! Натурально. Гугов нашёл элементарное объяснение - он вновь спит. И до этого спал. Сон во сне, выходит. В данный момент Авраам не принимал непосредственного участия в событиях, и не наблюдал за конкретным действом, он парил в небе, не управляя своим телом физически. Отчёт о направлении движения, конечно, себе отдавал, но вообще-то телесной оболочкой манипулировали невидимые силы, а он попросту их наводил. Стелющиеся локации, причудливые узоры всего, бойцы с неудобными музейными громыхалками, свербящая близость апокалипсиса оказались Гугову вполне узнаваемыми, знакомыми. Ну вот прямо очень близким и сокровенным, тем, чем без стороннего вмешательства или распоряжения обстоятельств никогда бы не было Авраамом покинуто. Он заразился Зоной. В душе стал сталкером. "Настоящее - не в 2358-м году, настоящее - здесь. Настоящее для нас то, что мы считаем настоящим", - решил Авраам Гугов. Гладь зеркального, лоснящегося и серебрящегося под луной озера, вода в котором имеет характерный янтарный оттенок. Хотя луну, Гугов, наверное, дорисовал в своём воображении - ну не могло её по канону быть там. Но как знать. Развалины некоего правительственного учреждения, вроде учебного заведения наподобие научного института, занимающего огромную площадь и сегментирующегося на корпуса. Ещё лес бетонных коробок, натыканных едва ли не друг на друге, плотная застройка населённых пунктов. Да уж, несладко приходилось собственникам тех времён. Между коробками Авраам приметил стадион, легендарный аттракцион Колесо Обозрения, не менее легендарный, чем "Кола" и бумажная валюта. И логическое упразднение всего вместе, зловещая громадина с несколькими полосатыми трубами, оттопыренными ввысь. Это здание символизировало сразу всю мешанину из остального. Гугов вспомнил, что так примерно выглядела ранее "опасная" атомная электростанция образца рубежей 20-21-го веков, не удовлетворяющая нынешним запросам, требованиям к безопасности. Авраам был тут раньше. Уверен. Точно был. Он вернулся... Что-то взметнулось, всколыхнулось в памяти. СНГ. Два "злых" города, Припеть и Козелск. Нет, похоже, неверно... Припять и Козельск, вот, совершенно правильно. В Припяти полегло очень, очень много народу, она по определению ассоциировалась в людском сознании с гибелью.